Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
О «анкета»! О прародительница соцсетей!
Мальчишки не заводили «анкет», считая их чисто девчачьей забавой, но охотно отвечали на вопросы – отличный повод «лайкнуть» одноклассницу. А вдруг она сама тебя «зафрендит»?
Страсти порой разгорались шекспировские. Девушке вдруг открывалось, что её лучшая подруга, коза такая, назвала любимым того же парня, что и она. А объект их взаимного обожания, оказывается, питает нежные чувства и вовсе к какой-то замухрышке из параллельного… Ну и кто он после этого?
Я уселся за стол и вооружился ручкой. «Анкета» – дело серьёзное. Девушки всем конклавом примутся тщательно, изощрённо, въедливо анализировать ответы, так что промахи недопустимы. А то и «забанить» могут…
На первой странице, изрисованной дефицитными фломастерами, распускались пышные сиреневые, розовые и фиолетовые цветы. Между лепестками порхали бабочки с открыток, а на свободное место Инна вписала правила:
– Не буду, – пообещал я и перевернул страницу.
Лист с содержанием заполнили почти все из класса. Последним числился Володька Лушин, комсорг школы. По слухам, он поступил-таки в МГИМО.
Я аккуратно вписал свои имя и фамилию, год рождения, плюс – номер страницы с моими ответами. Любопытствуя, пролистал «анкету». Тетрадь сама раскрылась на «секретике» – листе, согнутом в треугольник. Надпись на нём гляделась суровым грифом – «Секрет. Не открывать!».
Улыбаясь, я развернул листок с красочным изображением толстой чушки. Тут же вился красивый Инкин почерк: «Ну какая ж ты свинья! Ведь написано – нельзя!»
Пролистав ответы, слова песен, «гадалки», я нащупал ещё один «секретик» – на этот раз лист складывался в узкую полоску. «Хочешь увидеть слона?»
– Хочу! – хихикнул я.
Разложив лист наполовину, обнаружил лукавый совет: «Иди дальше». Иду. И что у нас на развороте? «Пока ты шёл, слона съели волки, остались от слона попа да иголки!»
– Прелесть! – восхитился я, улыбаясь, как дед – проказам внучек. – Пишем. «Есть ли у тебя брат или сестра?» – Есть. «Твой любимый праздник?» – Новый год. «Твоё любимое блюдо?» – Хм… Ладно, обойдёмся без изысков… Жареная карто-ошка… Так… «Твоя любимая группа?» – Ну тут я не оригинален… «АББА».
А вот и настоящий секретик… Среди невинных вопросов о любимом певце, цвете, имени и прочем, и прочем, и прочем затесался главный: «Твоя любимая девушка (подруга)?»
Коварно улыбнувшись, я написал: «Инна (Рита)».
Ага, философия пошла! «Что такое любовь?»
Я задумался. Так уж выходит, что на простейшие с виду вопросы трудно найти ответы. Вот как сформулировать чёткую дефиницию слова «душа»? Все знают, что это такое, а дать определение не получается.
Мудрить не стал, написал, как понимаю: «Когда незнакомая девушка становится для тебя единственной, родной и близкой; когда ты хочешь быть с нею одной; когда ты скучаешь без неё, тревожишься за неё, а забота о ней наполняет твою жизнь смыслом – это любовь».
«Какой должна быть дружба?» – вопрос записан зелёной пастой. Я начеркал чёрной: «Дружба бывает лишь между равными. Если сильный дружит со слабым – это покровительство».
«Зачем люди целуются?» Пишу: «Чтобы получить и доставить удовольствие, выразив при этом свою радость, благодарность или нежность». Как-то назидательно вышло… Но верно же…
…Полчаса я провозился точно. Дописав последний ответ, снова пролистал тетрадь, и она открылась на странице с двумя наклеенными фотографиями – цветным снимком «Поляроида», запечатлевшим смеющегося Инкиного отца в компании пингвинов Адели, и чёрно-белым фото, на котором был изображён я в целинке у костра.
Слабо улыбаясь, подумал, что не стану выяснять, кто у меня спёр фотку для «откровенника», – и бережно сунул тетрадь в сумку.
То и дело ловлю себя на мысли, что реже стал обдумывать настоящее, переживать и тревожиться за будущее. Эти стариковские привычки отмирали во мне, как ненужные рудименты, уступая юной живости и страстному желанию всё изведать, всё успеть, ощутить и прочувствовать!
Пенсионерская личность-окаменелость мягчела под буйным напором тайных соков, что бурлили в несовершеннолетнем теле. Пережитые опасности добавляли опыта, а причинённые смерти делали жёстче взгляд, твёрже – линию губ. Как будто взрослел заново, по второму разу.
Вот и в это ясное сентябрьское утро я шагал в школу, не боясь. Держал за руку Настю и думал исключительно о приятном. О девушках, например. Как говаривал «радиооптикь» Шарль Моллар: «Я очень люблю девушки».
– Так… Ты на меня не очень сердишься? – покосилась сестрёнка. – Мне просто хотелось братиком похвастаться, вот я и рассказала всё Ритке…
– Не очень, – улыбнулся я, оглядывая это длинноногое создание. Белые гольфики, белый фартучек, белые бантики. Настя перешла в восьмой, а я – в десятый. Позади год, даже чуть больше. Ровно столько я пробыл, прожил в милых моему сердцу семидесятых, и это житьё-бытьё мне безумно нравилось.
Сестричка вдруг прижалась ко мне, обняла, хлопая портфелем ниже спины, и даже всхлипнула.
– Ты чего, Настенька?
– Это я от радости! – Девушка шмыгнула носиком. – Раньше я никогда не была такой счастливой, а теперь всего так много и сразу! Так, я проснулась сегодня, лежу и улыбаюсь как дурочка… За окном луна яркая, будто прожектор, а я думаю, за шо мне столько счастья?
Я погладил её по волосам, осторожно, боясь испортить причёску. Было приятно до того, что даже глаза защипало. Услыхать едва ли не признание в любви от сестры сорок лет тому вперёд было абсолютно нереально. Но я уже не верю, что Настенька вырастет такой же равнодушной и несчастной стервой, как в прошлой жизни. И ведь никаких сил и средств на это не потребовалось, надо было просто любить вот эту девчонку, прехорошенькую и своевольную, порывистую и наивную. И маму с папой любить! И Родину! До чего же всё просто…
– Видишь, как нам повезло? – вымолвил я.
– Ага! – рассмеялась сестрёнка. – Так! Побежали скорее, а то опоздаем!
Мы успели минута в минуту – я ворвался в десятый «А», когда грянул звонок, пронзительной трелью, как сердитым окриком, загоняя в класс. Все в сборе.
– Миха, привет! – оскалился Дэн.
– А гиперболоид где? – по традиции заорал Изя.
– Сдал в металлолом, – ответствовал я, также согласуясь с обычаем.
Дюха, странно глянув на меня, выскочил за дверь.
– Ты куда? – всполошилась Зиночка, а в ответ – удаляющийся топот.
– Привет, привет! – помахала мне Маша.
Светланка молча улыбнулась, а Инка с Ритой, о чём-то оживлённо судачившие, обернулись ко мне с одинаково сладкими улыбочками.
– Приветики! – подвигала пальчиками Сулима.
– Приветики! – Я плюхнулся на своё место с ощущением подвоха. Инна лишь на секундочку прислонилась ко мне и незаметно погладила мою руку. Люди же кругом…
Незаметно в класс просочилась чёрненькая, сухонькая, маленькая Кукуруза Бармалеевна, она же Феруза Валеевна, учительница физики.
Одноклассники мои загремели стульями, вставая и убавляя громкость разговоров до шёпота. Бармалеевна – женщина весьма толковая. Её отличала невнимательность и склонность «подвисать» – Феруза могла глубоко и надолго предаться размышлениям прямо посреди урока. И старшие классы этим пользовались – надо было просто тихонечко сидеть, не мешая учительнице думать…
– Садитесь! – рассеянно улыбнулась Кукуруза Бармалеевна. – Поздравляю вас – и нас! – с новым учебным годом!
– Спасибо! – разошлось по классу.
Тут распахнулась дверь, и на пороге показался сияющий Жук. В руках он держал пачку газет.
