Гэрет Уильямс - Темное, кривое зеркало. Том 5 : Средь звезд, подобно гигантам
Не выпуская денн'бок, она мягко наклонилась вперед. Она была выше и самого Маррэйна. Она подумала мельком — не был ли он раньше выше ростом. А затем она поцеловала его, и перестала размышлять. Из ее единственного глаза показалась слеза и она не стала ее стирать. Она позволила ей упасть.
Послышалось тихое «кап», когда та ударилась о пол, а после была лишь тишина.
* * *Каждое движение было суровым испытанием для Джона Шеридана. Даже такое простое, как пошевелить пальцем, сжать кулак, сделать шаг или вдох. Все казалось неправильным. Чужим. Давным — давно мертв, недвижен и безмыслен. Его мышцы должны были атрофироваться; плоть должна была сгнить. Этого не случилось — заботами Синовала, разумеется — но сделало ли это его менее мертвым?
Простые биологические процессы, которые он считал само собой разумеющимися раньше, теперь казались странной и непостижимой наукой. Ходить, говорить, дышать, есть… Он чувствовал себя так, словно он может видеть каждую клетку на коже его руки, и двигающиеся под кожей мышцы.
И повсюду вокруг был шепот мертвых.
Как Синовал мог его выносить? Всё время эти голоса! Чужие расы, о которых он никогда не слышал — говорящие, шепчущие, бормочущие.
Он не мог понять о чем они говорят, но голоса казались опечаленными. Большая и страшная утрата недавно постигла их; и трагедия как — то была связана с его воскрешением. Они печалились, но они, похоже, не винили его.
За тихими звуками их речи угадывался смысл, но он не мог ее перевести. Ему казалось что он уловил толику… страха, скрытую за горем.
Он поморщился, обхватив голову руками. Он не мог этого вынести. Все было таким странным.
Словно он все еще мертв, а это Ад куда он, наконец, попал.
Он поднял взгляд и увидел Синовала, который стоял перед ним, появившись из ниоткуда. Он охнул от неожиданности, а затем взял себя в руки.
— Не делай так. — рефлекторно сказал он. — Хочешь устроить мне инфаркт?
— Слова были непроизвольными, попыткой пошутить, хотя он теперь и не понимал по — настоящему концепцию юмора.
Синовал же явно ее понимал. Он улыбнулся.
— Забудь об этом. Мои извинения, Шеридан. В Соборе я привык появляться и уходить когда мне вздумается. Сьюзен уже привыкла к этому, хотя она здорово разозлилась, когда я вломился к ней в ванную.
Шеридан наморщил лоб сосредотачиваясь.
— Извини… Я пытаюсь… думать.
— Да. Для тебя это непросто, не сомневаюсь. Идем со мной. У меня есть кое — что, что может помочь.
— Что? Нет, хватит. Ты вообще расскажешь мне когда — нибудь — зачем ты вернул меня назад? Или это просто какая — то особо хитро запутанная месть?
— Месть? Ты в самом деле так низко меня ценишь? Нет. Я обещал себе, что однажды я тебя убью, но это было очень давно, и я точно не давал обещания тебя воскрешать. У меня есть свои причины, и я объясню их, когда придет время. Идем со мной.
Шеридан слегка неуверенно поднялся на ноги. Он чувствовал, как двигаются все мышцы в его теле, подергиваясь и сокращаясь с идеальной синхронностью. Это было очень отвлекающим ощущением.
Он был так занят, сконцентрировавшись на движениях его тела, что почти не замечал — куда они направляются. Собор казался бесконечным потоком темных коридоров. Впрочем, если бы он и попытался быть внимательней — он заметил бы, что тут все размыто. В этом месте не действовала логика, словно оно не совсем точно совпадало с тем измерением, где находился обычный космос.
Они вошли в то, что явно было челночным ангаром. Там стояло несколько кораблей, но один резко отличался от других. Шеридан рассматривал его, испытывая назойливое ощущение чего — то знакомого.
— Вот она. — тихо произнес Синовал.
Дверь челнока открылась, и женщина вышла наружу. Поначалу Шеридану показалось что она была человеком, но затем он мигнул, глаза сфокусировались, и он разглядел что она была минбаркой, хотя и чуть более хрупкой, чем обычно, более грациозной и иначе одетой. Он чувствовал, что он знал ее, но почему — то он упорно представлял ее с длинными темными волосами, а эта женщина была лысой, как и все минбарцы, разумеется.
Она подошла и повернулась к нему, обрушив на него всю силу взгляда ее прекрасных, темно — зеленых глаз.
И тогда он вспомнил. Ее имя, ее лицо, и их общее прошлое.
— Деленн. — прошептал он.
Глава 7
Убейте их! Убейте их всех!
Слова сказанные в таком гневе и с такой ненавистью, сказанные так давно, были сказаны другой личностью. Так много случилось с тех пор, так много было пролито крови и разлито яда. И вынести столько вины…
Мое имя Джон Дж. Шеридан. Звание: капитан, Земные Силы…
Он выглядел так странно тогда, так чуждо. Гордый и стойкий, но он зашипел от ярости, когда повернулся к Синовалу. Варвар из варварского народа, расы убийц.
Ты, ублюдок! Клянусь богом, ты заплатишь за их смерть, ты бездушный, бессердечный ублюдок! За все, что ты сделал с Землей, с моим народом, моей дочерью!
Деленн не могла не добавить беззвучный финальный аккорд к этой тираде.
С моим сыном!
Ты убила моего сына!
Еще одно ненавистное и неуместное воспоминание. Деленн закрыла глаза,
Похоже на то, что мы больше не одиноки. Не знаю, кто есть эти союзники, но они готовы драться, и куда охотней чем нарны. Что вы думаете об этом, а, Сатай Деленн?
Дрожь вновь пробежала по ее телу.
Я думаю, что мы все прокляты, капитан.
И они были прокляты. Они жили с этим проклятьем. Так много было страданий и потерь, и в конце концов все это стало невозможно вынести, и она сбежала в глушь; она старалась помогать чем могла, оставаясь в тени. Он думала, что спряталась, но Синовал знал всё.
И, разумеется, он вернул ее обратно. Ради этой его бредовой, ошибочной — совершенно, абсолютно, ошибочной идеи. Она сказала ему «нет», и она предложила ему убираться.
Но, разумеется, он все равно сделал то, что хотел. Как всегда.
Они спорят. Тут… треугольник. Она думает о нем. Она сопротивляется. Сильно. Я… думаю… Бранмер мертв…Энтил'за… Рейнджеры. Она… о боже. Боже! Враг! Они идут! Черные страшные и… испорченные!
Еще одно искусственное воспоминание поднялось, чтобы затопить ее, сотрясая ее эмоциональным откатом. Лита.
И, разумеется:
Я разумный и справедливый человек, Сатай Деленн, и я не могу наказывать одного за действия, совершенные другими — но их здесь нет. А вы — есть, Сатай Деленн.
Мистер Уэллс. Сколько уже прошло времени с тех пор, как он умер? И когда она в последний раз вспоминала о нем?
Они толпились позади нее — бесконечные ряды мертвецов. Синовалу, как предполагала она, должно было быть хуже. Он мог видеть их всех, говорить с ними, слышать их злые крики и слезливые истории. Но, с другой стороны — она сомневалась, что его это волнует. Он не был освящен совестью. Он делал то, что должен был сделать. Она хотела бы быть наделенной подобной уверенностью.
Вы не одиноки в своей боли. Никто не одинок.
О, какой идеалисткой была она тогда! Как она была оптимистична. В боли все были одиноки. Как бы она — и другие — ни пытались дотянуться до Джона, в самом конце он остался один. Они все остались в одиночестве.
ДЖОН ШЕРИДАН
ПОКОЙСЯ
ТАМ, ГДЕ НЕ ПАДАЮТ ТЕНИ
Но он больше не покоился, не так ли? Синовал вернул его обратно. Она чувствовала это. Она видела сны, говорила с Литой тогда, в последний раз, чувствовала вскипавшие ярость и гнев, чувствовала покалывание в его пальцах, когда он вновь пошевелил ими.
Сны или реальность? Всего лишь еще одно предзнаменование недостижимого, далекого будущего, что никогда не было таким, каким она его видела, точно так же, как тогда на Вавилоне—4, в первый раз, когда все казалось… проще.
Перед кризалисом, перед ее преображением, перед ее болезненным, насильственным возвращением в этот мир.
Добро пожаловать обратно, Сатай Деленн. Из тьмы…
И во свет.
Ее мысли путались, мешаясь среди воспоминаний и боли, пока она летела к Собору. Черный корабль казался отражением ее снов — притягивающий к себе всё, огромный необъятный саркофаг заполненный одними лишь мертвецами.
И тончайшая нить, что была надеждой на счастье.
Мое место… мое настоящее место здесь… с тобой. Я говорила тебе, что мы древние души… и я говорю что мы принадлежим друг другу. Я… я потеряла все, что у меня было, Джон. Я знаю, что чувствуешь ты. Я не оставлю тебя. Сквозь тьму и свет, я больше не оставлю тебя.
Она чувствовала, что готова заплакать, когда ее маленький корабль причалил, и она покинула его, но она не заплакала. Она не будет больше плакать. Слез было достаточно. За свою жизнь она, должно быть, пролила целый океан их. Она не будет пополнять его.
