Старая школа рул (СИ) - Ромов Дмитрий
Канапе с фуагра, мягим сыром и ветчиной разлетелсь, как праздничный фейерверк, а Мэт завыл и замахал ушибленным кулаком.
— Хорош орать, — воскликнул я и легонько хлопнул его доской по чайнику. — Как девка.
Он отпрянул и бросился к красивой деревянной подставке, из которой торчали рукоятки ножей. На мгновенье отвернулся, а когда снова стал лицом ко мне, в его руке блестел внушительный мясорез. Ну идиот, что ещё сказать. Если хватаешься за нож, будь готов его применить. Но главное даже не это. Будь готов ответить по закону.
— Я тебе сейчас ливер выпущу… — прохрипел он. — Подходи.
Он замер, будто фотография танцора в кульминационный момент балета.
— А ты представляешь, что будет, когда ты вспорешь мне брюхо? — усмехнулся я.
— Ты сдохнешь, урод! А папа меня по-любому отмажет.
— Папа, может, и отмажет. Но я не про это. Если сделать достаточно большой надрез, внутренние органы вывалятся наружу, и сначала ты увидишь мой кишечник. Знаешь, какого он цвета? Серый, как ливерная колбаса. Ты пробовал ливерную колбасу? Нет, наверное. Мои кишки, покрытые слизью и кровью, будут блестеть. Кровь тоже будет, не сомневайся. И, если ты ударишь достаточно сильно, из кишок начнёт выползать содержимое. То, что я ел и то, что переварил желудок. Ну, и запах будет соответствующий. Он распространится моментально и к твоему горлу подкатит ком. Тебя, скорее всего стошнит. Всех тошнит, когда они впервые видят эту картину. Кровь, слизь, дерьмо и вонь. А потом начнётся настоящий ад. Я буду орать. Твоя мама будет орать, ты сам будешь орать. Прибегут охранники, приедут менты. Ужас. Ну, давай, попробуй, полосни меня своим ножичком.
— Больной урод, — прохрипел Мэт.
Он явно не ожидал услышать то, что я сказал. Я улыбнулся. Он выглядел обескураженно, побледнел и даже, как будто, смутился. Дожидаться, когда пройдёт это его смущение и шок я не планировал и не стал. Одним движением подхватил тяжеленную хрустальную сахарницу, стоявшую на столе и метнул ему в лоб.
Не рассчитал, конечно. Сахарница полетела, как комета Галлея, оставляя за собой красивый искрящийся хвост. Но силы Серёжи Краснова были совсем не такими, как я привык, и вместо того, чтобы шарахнуть ему по лбу, сахарница саданула Матвею по зубам. Он дёрнул головой оступился и грохнулся на спину. По лицу его потекла кровь, смешиваясь с белыми кристаллами. Получилось очень художественно.
Я осторожно, чтобы не порезаться, отпихнул ногой выпавший из его руки нож и наклонился над поверженным и перепуганным Мэтом.
— Не будь дураком, Матвей, — покачал я головой. — Я ведь не собирался с тобой драться. И маму твою я не обижал. Просто она выпила немного лишнего и расчувствовалась, вспомнила молодость.
— Я тебя урою, урод, — прошипел он.
— Глупо, — вздохнул я. — Надеюсь, ты и сам это понимаешь.
— Какого хера ты сюда припёрся⁈
— Хотел поговорить. Тебя в школе не было, а мне надо было с тобой кое-что обсудить. Вчерашнее происшествие.
— Чё тебе надо?
— После вчерашнего всё изменилось, Мотя.
Он дёрнулся. Видать такой вариант имени ему не нравился, а Катя его так называла.
— Ты очень плохо поступил вчера, — усмехнулся я. — И теперь я тебе ничего не должен.
— Чё ты сказал⁈ — воскликнул он и попытался вскочить, но я прижал его к полу ногой.
— Тихо. Я сказал, что хер тебе, а не лавэ, ясно? Теперь с тебя самого бы бабки взять. Я ведь буду долго лечиться, восстанавливаться, понимаешь? А на это нужны деньги. Да вот только поганые бабки твои нормальному человеку даже в руку взять противно.
— Ты попутал? — зарычал он и попытался сбросить мою ногу, но я не позволил.
Я надавил сильнее и направил указательный палец ему в лицо.
— Приберись здесь, — сказал я. — И больше не хулигань.
После этого я спокойно и медленно вышел из кухни и двинул в сторону выхода. Того, что Мэт снова нападёт, я не опасался. Он был обескуражен и не мог ещё осознать, что потерпел поражение в противоборстве с тем, кого безнаказанно третировал долгое время. А вчера вообще чуть не убил.
Катя лежала на диване в гостиной и храпела. Негромко, но вполне уверенно. Я на мгновенье остановился, глядя на неё, но потом махнул рукой и покинул этот прекрасный гостеприимный дом.
В груди саднило. И голова разболелась. И вообще, хреновый получился визит, безрадостный.
Кукуша отвёз меня в город.
— Меня не ищи, — кивнул я, когда мы вернулись к бане, — я тебя сам найду.
Так говорили бандиты в советских фильмах, и я просто хотел немного разрядить обстановку, но Кукуша воспринял это всерьёз.
— Лады, — ответил он, и я едва сдержался, чтобы не засмеяться. — Слушай Серый, я тебе кое-что отдать хочу. Мне от Бешеного досталось. А сейчас… а сейчас, может и тебе сгодится.
— И что же это такое? — поднял я брови, догадываясь, о чём он может говорить.
— Поехали, сам увидишь. У меня хата тут, неподалёку.
Кукуша жил в двушке на Орджоникидзе, в пяти минутах от бани пешком. Но поехали мы на тачке, потому что его комплекция не способствовала пешим прогулкам.
— А ты у врача наблюдаешься? — спросил я.
— У какого ещё врача? — нахмурился он.
— Ну, у кардиолога, например.
— Чё? Ну… да, есть такое дело…
— А он тебе не говорил, что надо пешком побольше ходить?
— Ты чё, зачем? Я в бане парюсь каждую неделю. Мне не обязательно.
— Кукуша, не гневи Всевышнего. В баню он ходит. Гулять надо.
— Слышь, Бешеный номер два, чё наезжаешь-то? Когда мне гулять-то?
— Ну уж найди время.
Жил он на втором этаже и весь взмок, пока дошёл по лестнице до своей квартиры.
— Заходи, — кивнул он, — открывая дверь.
Подвоха я не ожидал. Не мог допустить мысли, чтобы Кукуша предал память о Бешеном. Я ведь уже сталкивался с предательством, причём, последний раз совсем недавно, но этому простому и не многомудрому Кукуше верил.
Возможно, это было глупо или наивно, но превращаться в мудака, который в каждом подозревает только дурное, мне не улыбалось. Поэтому я смело перешагнул через порог его квартиры.
Никитос мне сто раз говорил, что так нельзя.
— Все люди подлые твари, — сказал он мне всего-то несколько дней назад, когда уже знал все расклады. — Ты же мент, Серёга. Ты это должен лучше других знать. Погоришь ты через свою доверчивость. Все люди подлые твари. Запомни. Вообще все.
— И ты тоже? — спросил тогда я.
Он плюнул в сердцах и вышел из кабинета, ничего не ответив…
— Вот так и живём, — вырвал меня из воспоминаний Кукуша.
— Неплохо, — кивнул я. — Козырная хата, в самом центре. Женской руки только не хватает.
Квартира давно не знала ремонта. Мебель была допотопной, стариковской. Ощущение складывалось такое, будто хозяин давно махнул на себя рукой и просто доживал оставшиеся ему годы. А ведь он был не старым, ещё и пятидесяти не исполнилось.
— Да какой женской, — заколыхался Кукуша от смеха, впервые, кажется расслабившись за сегодня. — Опять ты за своё. Пивас будешь?
— Пиво? — удивился я. — Нет, спасибо.
— Ну да… ну да… Вот, короче. Смотри.
Он подошёл к большому полированному шифоньеру и открыл дверь. Достал плечики, одежда на которых была заботливо завёрнута в старый пододеяльник, служивший чехлом. Я усмехнулся. Ну как вот не верить этому сентиментальному толстяку, тридцать лет хранящему мой подарок?
— Смотри. Мне сам Бешеный подарил. Свою отдал. Там ситуация сложилась… Короче вот. Щас на меня не лезет, ясно дело…
— И ты всё это время её хранил?
— Кого её? — нахмурился он.
— Ну, а что там у тебя?
— Кожанка, чё? Хранил, да. Мне кент один масло норковое подогнал. Он сапожник, в натуре. Настоящий, не по приколу. Мажь, говорит, и будет двести лет, как новая. Короче, отдаю тебе. Ты же наследник.
Он вытащил из чехла мою куртку. Ту самую, что я ему отдал в прошлом году. Так уж вышло. Он очень хотел, а бабок не было в тот момент. Сказал, что пойдёт точку грабанёт, а я снял с себя и отдал ему, типа, мечтать надо о великом. Она была ему большой, но он её таскал, не снимая. Обрадовался очень.