Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил
— Так, ну всё, — закончил я переодеваться и пошёл в коридор.
Я ничего кроме отвращения к Кристине и её любовнику не испытывал. Они продолжали на меня смотреть с открытым ртом. Хорошо, что хоть дышат.
— Значит так, приберитесь здесь. Помещение проветрите. Постельное с собой заберёте. Дверь закроете, а ключи соседке отдадите или в почтовом ящике оставите. У вас полтора часа. Время пошло, — произнёс я.
Ну и тут началось! Истерика, слёзы, сопли и попытки остановить меня.
— Пожалуйста! Не уходи. Я… я люблю тебя. Это всё вышло случайно. Как я домой поеду?
— На поезде. 5й автобус до вокзала идёт. Вот на проезд тебе денег, — высыпал я перед Кристиной мелочь, которую достал из кармана.
— Ну хочешь, в ноги упаду. Прямо сейчас. Только не уходи, — начала нагибаться Кристина, но я успел убрать левую ногу.
— У вас осталось меньше полутора часа. Быстрее помещение освобождайте, — сказал я и вышел из квартиры.
А то реально ещё бросится в ноги! Не отцепишь потом.
Не собирался я прислушиваться к тому, что происходит дома. Спустившись по лестнице и выйдя из подъезда, до меня донеслось из окна, насколько быстро кипит работа. Вроде не сильно напугал, но задёргалась Кристина знатно.
— Ты сыкло! Вчера храбрый такой был. А сегодня язык в задницу засунул. На хрен я с тобой связалась…
— Кристиночка…
— Заткнись!
В общем, на душе даже хорошо, что не пришлось разговаривать о наших отношениях с Кристиной.
Выйдя из подъезда, на меня тут же повернулись Фархадович и его товарищ. В руках уже не кефир, а маленькая «чекушка» с прозрачной жидкостью. Два гранёных стакана стоят на скамейке, а мужики приготовились отметить начало нового дня.
— Сань, ну чё там? Я не стал говорить, — виновато посмотрел на меня Фархадович.
— Да ладно! Всё уже сделано, — ответил я.
— Прям без шансов?
— Я долго не разговаривал.
— Фух, ну земля ей пухом, дурынде. Не чокаясь…
У меня аж дыхание перехватило.
— Фархадыч, да не убил я её! — остановил я тост за упокой Кристины.
— О как⁈ Ну, тогда дай Бог здоровья, и чтоб свалила отсюда. А то музыка до утра играла, — исправился мой сосед и выпил стакан.
Я вдохнул полной грудью. Утренний воздух летнего Торска был и сладок, и приятен. Но ещё больше стало радостно, когда я услышал дорогой сердцу гул.
Он постепенно приближался. Становился громче и всё отчётливее можно было расслышать свист, издаваемый лопастями несущего винта.
Ещё секунда и над моим двором пронёсся тот самый Ми-28, который недавно пришёл к нам в часть. С земли он ещё более прекрасен, чем когда осматриваешь его перед вылетом.
Так и хочется назвать этот вертолёт «мышонком» за его характерный вид носового обтекателя и двигателей спереди.
Только сейчас понял, что хочу как можно быстрее оказаться на работе.
Через полчаса я уже был рядом со штабом полка. К этому времени должны уже закончиться предполётные указания перед субботней лётной сменой.
Я вошёл в беседку и присел на скамейку. Слабый ветерок приятно обдувал и заставлял шелестеть листву на деревьях. Сейчас над аэродромом тишина, но не пройдёт и полчаса, как гул запускающихся вспомогательных силовых установок нарушит эту умиротворённую атмосферу.
Через пару минут из душного класса повалил народ, обсуждая предстоящие вылеты.
Увидев меня в беседке, ко мне сразу направилась целая толпа лётчиков с планшетами, папками и шлемами подмышкой.
Естественно, что мимо меня никто не смог пройти. Выразить уважение к проделанной работе в Афганистане хотели все. Но особенно всех интересовало, что ж там случилось, раз потеряли сразу два вертолёта.
Ответить на этот вопрос я пока не мог. Связан подписками с Комитетом.
— Саня, ну ты везунчик! С одной только царапиной, — обратил внимание один из коллег на порез от ножа на предплечье.
— И вот таким «геморроем», — перебил его другой однополчанин. — В Афгане задолбали с катастрофами?
— Если честно, то чернил при написании рапортов я не жалел. Терпимо. За Петруху обидно. Столько ран…
— Да брось ты! Нам сказали, что ты его тащил через границу…
Я не успевал отвечать на вопросы. Сложно было возвращаться к воспоминаниям о бое в воздухе и на земле. Да и кровь вскипала в венах, когда перед глазами было гнусное лицо Евича.
Коллеги после короткого перекура направились к стоянке вертолётов. Оттуда уже доносился гул запуска двигателей и шум винтов. Руководитель полётами пустил сигнальную ракету, а над командно-диспетчерским пунктом подняли флаг Военно-воздушных сил.
Дан старт началу полётов.
Как только большая часть людей разошлась, я смог попасть к командиру полка. Он как раз вышел на крыльцо штаба, продолжая забивать табак в трубку.
— Товарищ командир, капитан Клюковкин…
— Да будет, Саныч. Здравствуй, дорогой! — крепко пожал мне руку подполковник, приобняв за плечо.
Тяпкин Андрей Фридрихович — наш командир 969го инструкторско-исследовательского полка. Среднего роста, русые волосы и с невероятно большими ладонями. Он ими может в настольный теннис играть без ракеток.
Всегда с уважением к нему относился и отношусь. Если его никуда не заберут от нас, он станет отличным начальником Центра, когда Геннадий Павлович Медведев соберётся на пенсию.
— Здравия желаю! — поздоровался я, и командир предложил поговорить в кабинете.
Идя по коридорам штаба, Андрей Фридрихович не торопился задавать мне прямые вопросы об испытаниях. Интересовался общими впечатлениями от командировки, здоровьем и насколько я отдохнул.
— Заходи и садись, — сказал командир, когда мы вошли в его кабинет.
Здесь всё как и было месяц назад. На столе множество телеграмм, бумаги на подпись в отдельной папке. В углу гудит холодильник, а у стены вальяжно плавают рыбки в большом аквариуме.
Тяпкин подошёл к небольшому динамику прослушки канала управления и сделал тише.
Командир указал мне на стул, а сам сел на диван.
— Я не прошу тебя раскрыть мне тайну. Но что-то я сомневаюсь, чтобы тебя вот так просто с ПЗРК сбили, — подмигнул мне Тяпкин.
Ничего отвечать не стал, да Андрей Фридрихович не настаивал.
— Что про Казакова и Муркина знаешь? — спросил командир, снимая туфли и надевая обычные тапочки.
— Петя в госпитале в Сокольниках, а Лёха с последствиями отравления должен был из Ташкента ещё неделю назад уехать.
Командир кивнул и подтвердил, что бортач Муркин уже в Торске. Пока в отпуске, отдыхает.
— Ну а ты чего пришёл? Отдохнул бы и в понедельник уже вышел. Не похоже на тебя, — улыбнулся командир, закусив в зубах курительную трубку.
— Я две недели в модуле валялся и ничего не делал. Надоело. На службу захотелось.
— Понятно, а как же… — начал Андрей Фридрихович и прервался.
У него зазвонил один из телефонов, к которому он медленно подошёл и снял трубку.
— Тяпкин, слушаю. Да, это я. Кого на КПП требуют⁈ — воскликнул подполковник и посмотрел на меня. — К тебе жена пришла.
— У меня нет жены, — быстро ответил я.
— У него нет жены. Пускай идёт… а ну не отпускай её. Как зовут? Ничего пока ей не говори! — воскликнул Андрей Фридрихович и повесил трубку.
Похоже, что этой девушкой была Кристина. А кто же ещё, если услышав её имя, Андрей Фридрихович тут же задымил как паровоз.
— Иди и разбирайся с ней. Она там плачет и требует тебя. И аккуратней с ней.
— Я не пойду, товарищ командир. Мне с ней не о чем разговаривать.
Андрей Фридрихович продолжал пускать дым, наполняя кабинет сизыми линиями. Его волнение можно понять. Обиженная Кристина донесёт до папы-генерала такую историю, что мне не поздоровится. Да ещё и Фридриховича может по касательной зацепить.
— Изменила? Застукал?
— Так точно, — ответил я.
— Надеюсь, не бил?
— Я девочек, даже плохих не бью.
В общем, Кристина сама ушла. Я даже не успел позвонить на КПП, чтобы ей дали трубку. Устраивать тут скандалы тоже не есть хорошо.