Позывной "Курсант" 4 (СИ) - Барчук Павел

А самое смешное, или наоборот, пугающее, тут как посмотреть, что это второе удивительное «чудо». Буквально вчера нечто подобное произошло у меня с Ольгой Константиновной. Конечно, в гораздо меньших масштабах, но тем не менее. Разговор с этой красивой блондинкой тоже вышел достаточно странный.

— Здравствуйте…– Это первое, что я сказал ей, когда подошел ближе.

Честно говоря, чувствовал себя очень неуютно. Вернее, это даже не то слово. Неуютно, если ты не рад видеть человека, а он от тебя что-то хочет. Ольге Константиновне я как раз очень даже был рад. Мы не встречались почти месяц. Я грешным делом даже сомневался, не убрал ли ее директор школы совсем. Но спрашивать остерегался. Панасыч теперь явно не в списке людей, которым стоит доверять.

— Алексей…– Ольга Константиновна смущенно отвела взгляд, но тут же опять посмотрела мне в глаза. — Я хочу извиниться за ту ситуацию, которая произошла…вы помните, наверное…

— Слушайте, не надо извиняться. Все предельно понятно. Вас поставили в такие условия, когда надо выбирать между своим будущим и чужим. Естественно, в данном случае все думают о себе. Я понимаю.

— Не понимаете! — Ольга Константиновна всплеснула руками. — Это было неправильно. Неправильно и некрасиво. Я должна была…

— Да перестаньте…– Я сделал один небольшой шажок к учительнице, а потом вдруг, крайне неожиданно для самого себя, осторожно взял в руку ее ладошку. — Честное слово, все хорошо. Не переживайте. Не держу на вас зла совсем.

Мы оба замолчали, чувствуя неловкость. Я стоял и тупил, пытаясь сообразить, на кой черт мне ее рука, она, видимо, думала то же самое. Потому что несколько раз опустила взгляд вниз на наши переплетённые пальцы, затем посмотрела на меня, и снова глянула вниз.

— Ну…я должна была…извиниться. — Неуверенно протянула Ольга Константиновна.

— Вы долго отсутствовали. Что-то случилось?

Странное дело. Я вдруг начал разговаривать, словно долбаный интеллигент, аккуратно подбирая слова и выражения.

— Товарищ Шармазанашвили дал мне возможность отдохнуть…– Блондинка смутилась еще больше.

Так понимаю, учительницу этикета просто убрали на некоторое время с глаз долой из-за Цыганкова, чтоб тот не принялся мстить учительнице, которая отказалась участвовать в организованной Витюшей подставе.

Тем более, директор Школы знал, какие перемены грядут в эшелонах власти. Соответственно тесть этого придурка, скорее всего, утратит бо́льшую часть своей значимости. Если не всю. А там, вообще не известно, как сейчас чувствует себя Витюшин родственник. Потому что в последнее время я Цыганкова если и видел, то очень редко, исключительно со стороны.

— Теперь вы вернетесь? — Вопрос мой прозвучал как-то…взволнованно, что ли. Сам не знаю, почему.

А еще, вот ведь гадство, находясь рядом с Ольгой Константиновной, я чувствовал в груди странное, щемящее волнение. Идиотизм какой-то, честное слово. Я эту блондинку по сути знать не знаю. Видел ее от силы несколько раз на тех уроках, которые у нас были до ситуации с Цыганков. Потом вообще мы не встречались достаточно продолжительное время. То есть предпосылок для столь интересных чувств у меня быть не должно. А они есть. И предпосылки, и чувства. Может, это типа первая любовь у деда приключилась? У меня то ее точно быть не может. Давным-давно все юношеские сердечные волнения остались позади. Но с другой стороны дед, так-то, это и есть я сам. Черт знает что, короче.

Да, Ольга Константиновна понравилась мне сразу. С самого начала. Однако между словами «симпатия» и «влюблённость» имеется весьма ощутимая разница. А сейчас, стря рядом с этой женщиной, я однозначно склонялся в сторону влюбленности. Очень уж на то похожи эмоции, которые меня захлёстывали из-за близости блондинки.

— Хорошо. Я рада, что вы не держите зла. — Кивнул Ольга Константиновна. А потом она вдруг подалась вперед и губами прижалась к моей щеке.

Потом, правда, резко сорвалась с места, умчавшись в сторону Большого дома. Видимо, засмущавшись своих же действий.

— Охренеть… — Высказался я вслух, глядя вслед учительнице.

Так-то, я — семнадцатилетний пацан, а она молодая, но уже взрослая женщина. Что за странное поведение? Мне она нравится, да. Пожалуй, слишком сильно. Но сейчас не те времена, когда в в тренде понятие «милфа». Соответственно, Ольга Константиновна вообше никак не может заинтересовать мной. Исключено. Тем более, она.

И вот получается, что на данный момент я вдруг стал счастливым обладателем двух крайне желаемых вещей. С одной стороны — женщина, которая мне интересна, начала вести себя так, будто я ей тоже не безразличен. С другой — вообще тушите свет. План, который казался мне сложным в исполнении и требовал времени, внезапно уложился в один месяц без малейших усилий с моей стороны.

Странно? Не то слово. Я бы даже сказал, опасно.

— Реутов! — Голос Шипко вырвал меня из раздумий.

В комнате было тихо. Подкидыш опять сидел на своем месте. Видимо, пока я завис на воспоминаниях о вчерашней встрече, Ванька успел угомониться.

— Начнем с тебя. Я дам возможность каждому из вас взять тот позывной, который вам будет наиболее удобен. — Продолжил Панасыч. — Тем более, решено руководителем группы назначить тебя, Реутов.

А вот это неудивительно. Тут вообще никаких вопросов. Особенно, учитывая, что Шармазанашвили вообще на меня всех детдомовцев повесил.

— Курсант. — Сказал я, не дожидаясь дальнейших высказываний воспитателя. — Мой позывной — Курсант.

Глава 9

Я готовлюсь и жду, жду и готовлюсь…

Хотел бы я сказать, что-то красивое. Что-то типа…после раздела группы на две части и новости о скором отъезде, жизнь тоже разделилась. На «до» и «после». Мы стали без пяти минут резидентами. Наше положение значительно улучшилось. Мы обрели почет и уважение со стороны чекистов. Да… Вот так хотел бы сказать.

Но не скажу. Потому как ни черта подобного. Не изменилось ровным счетом ничего, кроме одной «маленькой» детали. Меня, Бернеса и Подкидыша теперь гоняли еще сильнее. Именно нас троих. Такое возникало ощущение, будто чекисты решили прикола ради посмотреть, протянем мы ноги или просто на последнем издыхании протянем до момента отъезда. Этакий квест на выживание. Выдержим? Будет нам и Берлин, и крутая роль агентов разведки, и плюшки с «кака́вой». Сломаемся? Ну, что ж. Думаю, никто не вспомнит через месяцок.

Хотя, нет. Меня точно вспомнят. Да и подохнуть не дадут. Я — особо ценный товарищ. Просто, если текущий план не выгорит, сдается мне, терпению Бекетова придёт конец. Вот тогда со мной сначала поговорят «по-дружески». Максимально откровенно поговорят. А уже потом я один хрен сдохну.

Впрочем, единственный по-настоящему крайне уместный плюс в случившихся переменах все-таки был. В тот же день я переехал в другую комнату. Не только я, кстати. Бернес и Подкидыш тоже. Нас поселили втроем, отдельно от остальных слушателей Школы. Куда? В барак! Охренительный бонус.

Мы снова вернулись в помещение, где нет ни черта кроме кроватей, шкафа и тумбочки. Ну, еще, пожалуй, буржуйки, которая по-прежнему сиротливо маячила в углу. Хоть на этом спасибо. Потому что на улице становилось все холоднее, приближался декабрь. Соответственно, в бараке тоже ни черта были не Мальдивы. Каждое утро мы просыпались в студёной комнате, потому что за время сна печка успевала остыть, а всю ночь сидеть и подкидывать дровишки никому из нас не улыбалось. И без того сон оставался единственной радостью, которая нам полагалась.

Мы вскакивали, потом, поджимая пальцы ног из-за ледяного пола, нащупывали обувь, затем, подпрыгивая, бежали в предбанник, где лежали заранее приготовленные нами же дрова, закидывали их в печь и заново ее раскочегаривали. Не все втроем, конечно. Не одновременно. Совсем уж идиотство толпой по бараку носиться. По очереди. Распределили, так сказать, дежурство.

Потом умывались. Парочка ведер с водой стояли тут же, в комнате. Их мы тоже готовили с вечера. Вода, скажем прямо, бодрила изрядно. Она была просто ледяной.