Путь чести (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Бам! Бам!

Терция под яростью оставшихся рейтар немного сдает назад, чтобы следующим ударом просто смести нас с поля и пройти по нашим телам.

— Лермонт! — я развернулся к месту, от которого ушел.

Раскидывая мертвые тела, я замечаю голубую перевязь шотландца. Хватаю его за руку и пытаюсь вытащить. Тщетно. Руки скользят из-за крови.

Благодарю тебя, Господь!

— Я здесь, друг мой! — я с невероятным усилием вытаскиваю Джока на солнечный свет и припадаю к его груди.

— Бам! Бам! — гремит проклятый барабан.

Сердце друга билось. Шотландец дышал.

— Мы справились, брат мой. — я закинул товарища на спину и побрел к стоящему коню. — Мы смогли выиграть время. Теперь нужно убираться. И убираться быстро.

Меньше десятка рейтар седлали коней. Испанцы не атаковали. Видимо отдавая дань безрассудной смелости, а может просто решили не добивать горстку выживших. Понятия чести у испанской пехоты есть. Лермонт пробормотал что-то невнятное, он понемногу приходил в себя. И правильно. Битва только начиналась.

...Я очнулся ото сна, словно из крещенской проруби вынырнул. Судорожно глотая ртом воздух, я принялся нащупать успокаивающий меня пистоль.

— Господи прости. — я встряхнул головой. Вокруг стояла сплошная тьма, недалеко слышались зычные голоса рейтар и стрекот цикад.

Голова раскалывается. Сказывается добрый привет ляпуновцев.

— Будешь часто получать по голове, станешь дурачком. — вспоминаю я слова деда. Не думал, что вспомню его слова, но ведь в чем-то он был прав.

Я ухмыльнулся.

Находясь в чужом теле я каждый раз надеялся, что, это все просто фантазия, и засыпая, я обязательно проснусь дома в кровати. Но нет…

Со сном я становился сторонним наблюдателем за прошлым Себастьяна. Но до этого дня сны были неяркие и обрывочные, а вот сегодня сон был словно реальность. Я чувствовал на губах соль моря, а запахи наполняли мои легкие.

Стоило бы удивиться, но… Я был в семнадцатом веке, в теле немецкого рейтара! Я! В семнадцатом веке!

Никогда не привыкну. Не то что мой друг.

— Все в порядке, Себастьян? — полог палатки откинулся и показалось встревоженное лицо Лермонта. Шотландец невероятным чутьем всегда понимал, когда Себастьяну не по себе. Мне не по себе.

— Голова гудит, Джок. — я тру виски.

— Ну так выпил бы вина. Мне помогает. — улыбается горец. — Всегда.

— Даа. А еще от всех болезней и горестей тебе помогают сударыни, которые обчищают твой кошелек и оставляют раны на твоем чутком сердце.

— Да, Господь милосердный! — стонет Джок. — Ты мне до конца наших грешных жизней будешь напоминать про Лессинген?

Я уже надеваю сапоги.

— Сон.

Улыбка сходит с лица шотландца.

— Мне тоже часто это снится. Только в моем сне никто не приходит чтобы меня спасти, и я бессильно задыхаюсь под кучей мертвых тел. Раз за разом.

— Хорошо, что сны не могут влиять на нашу судьбу. — произношу я и осекаюсь. Именно со снов началось мое приключение в прошлое. Приключение, которого я не хотел.

Сразу же подумалось о том, что я занимаю чужое тело. И не какого-то злодея, а обычного человека своего времени, который сражается и любит, дружит и смеется. Что стало с ним? Неужто он растворился без следа, и я буду вынужден проживать его жизнь? Честно ли это?

Я глубоко вздохнул. Лермонт по-своему интерпретировал мое беспокойство и подошел ближе.

— Не принимай близко к сердцу, фон Ронин. — его рука ложится мне на плечо. — В конце— концов ты спас меня. Думаю, перед вратами в Царствие Небесное тебе должно это зачесться.

Я невольно улыбнулся.

— Уверен? Может там считают, что спасение тебя это прямая дорога в ад.

— Очень приятно. — друг вернул мне улыбку и разводит руками. — Ну тогда извиняй, Себастьян. Сам виноват.

— Как лагерь? — я решил вернуться от подколов к делам насущным. — Как люди?

— Все тихо. Дозоры не спят. Тапани всех держит в ежовых рукавицах. А я по местной традиции выступаю пряником.

— Как его рана? — рослого финна задела шальная пуля, но он отказался оставаться с Шуйским и отправился с нами в погоню. Я был против, но…

— Он здоров как бык. Не уверен, что его пушкой в упор убьешь. — отмахнулся Лермонт. — Отдых ни для кого не стал лишним. Лошади устали, что говорить о людях. Сейчас все готовы к новым героическим свершениям.

— Ну и отлично. — я разминаю затекшую шею. — Надеюсь пока обойдемся без свершений. Слишком много их свалилось на наши головы. Надо возвращаться.

Бежавших поляков мой отряд гнал почти пятнадцать верст. Как загнанный вепрь они пытались огрызаться, но безуспешно. Пуль и пороха у нас было в достатке, как и желания добить ненавистных ляхов и их союзников. Но совершать стандартную ошибку и втягиваться в погоню, подставляясь под возможную засаду в наступающих сумерках я не стал и организовал лагерь, чтобы с первыми лучами солнца выступить обратно.

— Долго я проспал? — голова продолжает гудеть, в ушах стоит мерзкий писк.

— Скоро рассвет. Все уже готовы к выходу, командир. Пистолеты заряжены, кони свежи, а люди благодарны вам за передышку. — горец наливает из кувшина воды и протягивает мне. Вода немного помогает.

— Сейчас соберусь и будем выдвигаться, раз я так удачно поднялся. Предупреди людей. — я возвращаю ему стакан и отправляю пистоль в левый сапог.

— Будет сделано. — кивает Джок, и уже у выхода оборачивается. — Не придавай большого значения снам, Себастьян, только если они не сулят тебе славу и богатство. Все самое интересное происходит в реальности.

— Одного богатства мне будет достаточно. Вполне. — я машу рукой.

Шотландец громогласно хохочет, держась за живот.

— Я так и думал, друг мой. Выбор, конечно, отличный, но иногда…

Снаружи звучат выстрелы и слышаться крики.

— Твою же ж... — я выскакиваю из шатра, не успев накинуть даже кирасу.

— Ляхи! — кричат где-то впереди, перекрикивая звук выстрелов.

— Организуй конников. — бросаю я Лермонту на бегу. Тот скрывается во тьме.

Я был уверен, что отступавшие не осмелятся напасть на крупный конный отряд и поплатился. Хорошо, что дозоры сработали отлично, вовремя заметив врага.

Паники вокруг не было. Мои спешенные кавалеристы выдвигаются в сторону выстрелов и криков.

— За мной! — я машу саблей в направлении оружейных всполохов.

Во тьме за кострами мелькают тени и звучат польские ругательства вперемешку с русской бранью. Видимо ляхи рассчитывали на неожиданную атаку, но столкнулись с организованным сопротивлением, а отступать было уже поздно, так что они решили подороже продать свои жизни. Лучше бы бежали.

Я стреляю в поляка с шикарным пером в шапке. Искры от пистолета ослепляют во тьме, а мой противник, словно подрубленное дерево заваливается вперед. Я рванул вперед, отбивая сабельный удар слева, и сам колю в шею.

— Не лезь на рожон, командир! Ты без доспеха! — Тапани в кирасе оттесняет меня назад.

— Ходчмы! Ходчмы! — кричат впереди.

Я стреляю снова. На этот раз пуля попадает поляку в руку и его добивают на земле. Поляки малочисленны, но бьются отчаянно. Собаки!

— Бей! — громом звучит команда Лермонта и конники фланговым ударом просто сметают оставшихся нападающих. Все кончено за считанные минуты.

Отлично.

Я вытираю пот, стекающий по лицу и втыкаю саблю в землю.

— Мы хотели добить ляхов. Мы добили. Пусть не всех, но это тоже ничего. — финн хлопает меня по плечу. — Но больше не суйся вперед без защиты. А то я начинаю думать, что тебе подменили, фон Ронин. Как юнец бросаешься в бой.

Я улыбаюсь и молчу.

Ты даже не представляешь, как подменили, друг мой.

— Себастьян фон Ронин! — ко мне бежит незнакомый солдат. — Господин!

— Слушаю. — я поднимаю руку в знак приветствия. — Говори!

— Письмо от светлейшего князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. — молодой человек протягивает мне конверт с княжеской печатью. Сургуч с приятным звуком ломается, я пробегаю глазами по витым буквам.