Сюзанна Кулешова - LOVEЦ
Теперь я могла свободно говорить с Богданом. Но всю третью четверть он почти не бывал на моих уроках. Серьёзных олимпиадников перевели на свободное расписание в связи с подготовкой к международным соревнованиям, и, хотя сборы проходили в нашей школе, общение с участниками было весьма проблематично.
Однако приближался литературный вечер в одиннадцатом – первом – это у нас такая своеобразная форма, точнее попытка, заинтересовать физиков лирикой. Требуется всего-навсего взять какое-нибудь литературное произведение и по его мотивам поставить небольшое, на полчаса, представление. Вариантов масса: от простого чтения стихов под музыку, до вполне приемлемых миниспектаклей. Классный руководитель единички, по своему обыкновению и уважительным причинам, отсутствовал, и ребята попросили меня помочь им. Пришлось отвести на это пару учебных часов и несколько свободных вечеров.
Я честно пыталась предложить что-нибудь серьёзное: сделать спектакль по Чехову, или Маяковскому, или Дюрренматту, но на эти уроки, вероятно по просьбе одноклассников, явился Богдан.
Все очень внимательно выслушали мою вдохновенную речь о русской классике на сцене, о зарубежной одноактной драматургии, даже записали некоторые фамилии. Но выбор их был ошеломляющим и не имеющим никакого отношения к моим предложениям и предположениям.
– А давайте поставим Гарри Поттера. Только всё переделаем. Или продолжение прикольное придумаем.
– Гарри Поттера? Ребята, это не серьёзно! – Надо же было так сглупить! Но я ведь ждала совсем другого, и они застали меня врасплох.
– Не серьёзно? А Вы читали?
– Читала.
– Только не говорите, что всё время хотели захлопнуть книгу и бросить её в урну.
– Не скажу. Местами это было весьма захватывающе.
– Тогда, что Вас смущает?
– Просто я считаю, что в одиннадцатом классе люди дорастают, по крайней мере некоторые, до Бунина и Достоевского.
– Отлично! – Оживился Богдан – Ставим Достоевского. Сцены из «Преступления и наказания», только с некоторыми изменениями.
– А именно? – Мне стало очень тревожно.
– Слегка осовременим и предложим вариант, как бы поступил Раскольников, если бы действительно право имел, а не был тварью дрожащей.
– Давай, колись, что придумал! – Заорал класс.
– Всё просто. Он не убивает старуху – процентщицу – это же глупо, он женится на ней.
– Чего? Она же старая!
– Ну и что? Это же не надолго.
– То есть?
– Я же сказал – он женится.
– Ты имеешь в виду всерьёз? И будет, как бы это помягче, выполнять свой супружеский долг?
После этих слов Софьи я на некоторое время вообще перестала соображать, чтобы хоть как-то вмешаться. Им же такая мысль, напротив, пришлась по вкусу.
– Точно. Тоже в сущности убийство, но куда более гуманное: старушка умрёт довольно быстро от избытка не по возрасту бурных чувств, к тому же счастливая, а Раскольников, в ладах с законом и совестью, останется не только, так сказать безутешным вдовцом, но и единственным счастливым наследником.
– Нет уж! – Ожила я наконец. – Ставьте лучше Поттера. Ролинг, по крайней мере, ещё жива и, в случае чего, может постоять за свои права!
– Поттера так Поттера. Мы только за.
– Итак, пишем свою книгу и всё ставим на уши.
– Несколько отредактируем характеры героев. Гермиона и Рон вполне нормальные ребята, а вот Гарри – не наш человек – недоучка – везунчик. Либо пляшет под чужую дудку, либо выезжает за чужой счёт.
– Ну это не новость. Об этом уже все говорят.
– А мне – послышался Сонин весёлый голос – вообще наиболее симпатичен профессор Снейп. Классический романтический герой: тяжёлое детство, разочарование в отце, непонимание и издевательства со стороны сверстников, незаурядный ум и великолепные манеры. Я бы в такого влюбилась и сделала его счастливым.
– Ага – белым и пушистым в старости.
– ОК! – Завопил Богдан – слушайте:
Параметры судьбы перенастроив,
Всем ценностям земным меняю рейтинг.
Влюблюсь в литературного героя,
Аналога в реальности не встретив.
Так?
– Класс!
– Дальше давайте. Чего нужно Снейпу?
– Любви ему не хватает – захихикали девочки.
–Это мы ему обеспечим, но позже. Чего он, такой умный, Поттера не пришибёт как-нибудь так незаметненько!
– Ну… Ага. Во-первых, Гарри – сын его любимой женщины.
– Может, он ещё и внук Воландеморта?
– Точно! У того от злости на внебрачную дочурку, что за придурка замуж вышла, крышняк поехал, и он с синдромом Тараса Бульбы решил извести под корень свой собственный род.
– Yes! А на Гарри обломался.
– Ещё бы! Мамкина любовь, да Снейпово покровительство, и вообще не известно ещё, кто отец?
– Э… Это лишнее.
– Чего ж он его так макает? От большой любви и заботы?
– Ага, если б я так учился, как этот Поттер, меня бы отец родной похлеще всякого Снейпа упаковывал. А вот на фиг он Дамблдора прикончил?
– Ну не гоже столь могущественному волшебнику от слабости и старости помирать. Это у них эвтаназия такая была задумана. Если б Снейп действительно был злодеем, он бы по закону жанра поболтал ещё с полчасика, объясняя мотивы, а тут – герой – Илья Муромец, палочку поднял и без лишних слов, чтоб и старика не мучить и другим не дать очухаться.
– А любовь? – настаивали девочки.
– Мы ему нашу славянскую ведьму подсунем. Только как бы из другого мира.
– Ага. Из мира читателей. Мощную такую колдунью, которая жертвует ради своей страсти реальностью и всё такое. Её Сонька сыграет.
– А Снейпа Богдан. Только подкраситься придётся.
– Точно! Ему масть сменить – ну чистый отъевшийся Снейп.
– Кончайте ржать, слушайте стих:
Поправ права творца, свернув кумира,
Из суеты обыденности вырвусь.
Я-ангел, падший из другого мира,
Я для твоей программы страшный вирус.
Сюжет сменю и выверну идею
И по-другому весь конфликт построю.
Героем станет тот, кто был злодеем,
И за собою поведёт героев.
Пусть негодуя спросишь ты: «Откуда?
Такая тема не по нраву мне»
Ты, автор, знаешь, нет сильнее чуда
Любви, пускай ворвавшейся извне.
Без подлости, предательства, обмана,
Чтоб быть самим собой, даруя смелость.
И мы уйдём из твоего романа
Совсем не так, как бы тебе хотелось.
– Ура! Ставим.
Отлично! Мне даже понравилось. Спектакль обещал получиться, следуя их терминологии, «прикольным». Соне пришлось писать сценарий, так как Богдан опять исчез на своих сборах. Я помогала с песнями. Особенно пришлась мне по душе идея с ведьмочкой из другого мира. А вот после рассуждений по поводу старухи – процентщицы говорить с Богданом мне снова не хотелось. Андрей же, напротив, был в полном восторге и от Достоевского и от Гарри Поттера. Он даже предложил свою помощь с режиссурой – я не возражала.
– Ну и чего ты расстроилась? Помнишь, я говорил тебе об осторожности.
– Да, но зачем он сделал это?
– Не думаю, что он вообще преследовал какую-либо цель. Хотя, вероятно, ему сейчас действительно не до твоих вопросов.
– Как думаешь, Богдан, действительно всё знает? Может, он вообще, это спровоцировал?
– Вряд ли, но какая-то роль у него определённо есть.
– Какая?
– Я не знаю правил их детской игры. Потерпи, осталось немного.
Я остолбенела.
– Что? Что ты сказал?
– Я просто советую подождать. Богдан сам найдёт тебя. Просто будь готова и не беги, когда он придёт.
– Нет. Ты произнёс в точности те слова, которые я слышала последними.
– Ну, совпадение. Надеюсь тебе это доставило удовольствие?
Спектакль получился. Пришлось его даже повторить ещё пару раз, а песни к нему стали нашими лицейскими хитами до конца учебного года. Но эта неожиданная удача не столько успокоила мою истерзанную душу, сколько ещё более смутила её, повиснув классическим вопросом: быть или не быть. В смысле: насколько необходимо преподавание литературы, по крайней мере в имеющемся виде, в специализированном лицее, и насколько я могу являться учителем данного предмета. За мою многолетнюю практику я убедилась, что программные произведения читаются исключительно с целью не получения двойки, и то, если таковая грозит в полугодии. В результате у большинства учащихся вырабатывается стойкая неприязнь и к прочитанному, и к автору, проходящая, в лучшем случае, лет через двадцать. Среди моих знакомых немало людей, которые, увы, терпеть не могут Толстого, Чехова, Тургенева, но зачитываются внепрограммным Набоковым, Буниным, Достоевским ( если, конечно, ограничились в своё время просмотром экранизаций). Я задавала ребятам вопрос:
