Андрей Посняков - Щит на вратах
Кивнув на прощание — управители поклонились в ответ, — Хельги задержался в дверях, обернулся, подозвал Ярила:
— Ты вот что, повыспроси, нет ли в Киеве сведущего лекаря, только не волхва, волхвов я и сам знаю.
— Спрошу, — кивнул тиун. — Доложу, как узнаю.
Просторный, вымощенный дубовыми плашками, княжий двор заливало солнце. От стен, от высоких хором, от амбаров и конюшен падали бархатные черные тени, в самом краю, из кузниц, слышались звонкие удары молота, чуть дальше, на огородах, трудились, таскали воду закупы. Собственно чистых рабов-холопов в хозяйстве князя было не очень много, в основном зависимые люди — закупы, рядовичи, вдачи. Отработав долг, некоторые из них так и оставались при князе — он давал защиту и покровительство. По углам крыльца, на башнях, на перекрытиях стен несли караульную службу воины младшей дружины — гриди, «детские», «отроки». Командовал гридями опытнейший молодой воин Вятша, всей душой преданный князю и не раз уже доказавший свою преданность в самых страшных битвах. Вятша был из тех «отроков-волков», которых с ранней юности тренировал еще сам Черный друид, вселившийся в князя Дирмунда — Дира. Воеводы Черного князя учили юношей убивать всем, чем придется, бесшумно подкрадываться к врагам, организовывать засады, выживать в любых условиях, владеть всеми видами оружия, нападать, притворно отступая. Мало кто остался в живых из «волчьей дружины», вовремя прознал про нее Хельги. Многих вышедших из повиновения «отроков-волков» уничтожили по приказу Дирмунда, некоторых принесли в жертву, словом, почти все погибли, а вот Вятша спасся, долго скитался по лесам вместе с отроком Порубором, отставшим от немногочисленного отряда Хельги, тогда еще никому не известного викинга, к которому и прибился наконец Вятша. С тех пор приятельствовал с Порубором, женился на красавице Радославе, а младшего братца ее, Творимира, Твора, взял к себе в дружину. С того времени лет пять миновало, народились и подросли дети у Радославы и Вятши, да и Твор, не так давно встретивший свою семнадцатую весну, был уже не простым воином — десятником. Но тем не менее он по-прежнему казался Вятше отроком-неумехой, требовавшим постоянного пригляда. Вот и приглядывал Вятша, так, по-родственному.
Тщательно проверив посты, как делал каждое утро, Вятша отдал распоряжения десятникам — у кого-то из гридей недостаточно хорошо начищен шлем, у кого-то ножны меча торчат, как хвост у собаки, а кое-кто так и вообще забыл про то, что кольчуга, она железная, ржавеет — надобно чистить.
— Все самолично проверьте, — инструктировал молодой воевода. — А ты, Творе, в особенности. Знаю, землякам своим потакаешь, парням-радимичам. А Ждана-древлянина, наоборот, всячески кошмаришь.
— Да вовсе и не потакаю, — улыбнулся Твор, голубоглазый, с длинными светло-каштановыми волосами, он очень походил на сестру, Радославу. Да и характером тоже — вечно прекословил. — А Ждану недавно шлем подарил за то, что тот греческий учит, ну, а что службу тащить заставляю — так как же без этого? За Жданом пригляд нужен — он у нас самый младший. А землякам не потакаю, нет.
— Не потакаешь? А кто им разрешил в кольчужках на торгу шастать, бахвалиться перед девками? Я, что ли? — Отпустив остальных десятников, Вятша отвернулся, едва сдерживая улыбку.
— Так то… мало ли, — смущенно пожал плечами Твор. Ну да, разрешил ребятам-землякам — Кайше с Хотовидом — пройтись разок по торжищу, погреметь кольчужками всем на зависть. Почему бы нет? Кому от этого худо? Однако как же проведал про то Вятша? Не Ждан ли сболтнул?
Твор вопросительно уставился на родственника.
— Знаю, о чем спросить хочешь, — махнул рукой тот. — И не упрашивай, все равно не скажу. Да мало ли на торжище завистливого народу шляется? Вот и шепнули, не мне, Ярилу-тиуну, а я уж от него вызнал.
— Ага! — возликовал Твор. — Вот ты и проговорился.
— Пояс-то подтяни. — Вятша постарался скрыть смущение. — Висит, как у беременной бабы, стыдно. С чего это у тебя плащик парадный? Поди, тоже на торжище собрался? Знаю, чего вас всех туда тянет, — девки с Почайны-реки скот торговать приехали. Красивые хоть?
— Глаз не оторвать, клянусь усами Перуна!
— Смотри, как бы вам там что другое не оторвали, — буркнул воевода. — Почайские мужики горячие! А так, может, вы потому в кольчужках на торжище и ходите?
Засмеявшись, Вятша потрепал родича по плечу и, повернувшись, направился к княжьим хоромам. Как раз было время доклада. Когда родственник скрылся в дверях, Твор проверил посты, пожурил земляков — в самом-то деле, чего кольчуги не чищены? — и скрылся в караульном помещении, располагавшемся в основании широкой угловой башни. Тут тоже требовалось навести порядок — за эту башню отвечал десяток Твора. И чего только по углам ни валялось! Какие-то старые сапоги, ржавые обрывки кольчуги, сломанные копья, бочонки для чистки кольчуг все в паутине, видно, давненько никто не пользовался, — эх, хорошо хоть в эту клоаку не заглянул Вятша!
— Что сидите, глазами хлопаете? — коршуном налетел Твор на свободных от несения службы отроков, совсем еще детей — лет по четырнадцати-пятнадцати. — А ну-ка вычистите тут эти… Агиевы конюшни!
— Авгиевы, Творе! — встрепенулся Ждан — светлоглазый, растрепанный.
— Не Творе, а господин десятник! Грамотеи, мхх… Ромейской премудрости нахватались, а чтоб кольчужки почистить — так нет их, некогда. Как же, почайских девок лапать всяко веселее!
Немного еще поругавшись, так, не доводя до крайностей — к девкам с Почайны-реки он и сам был неравнодушен, — Твор, отведя душу, с удовлетворением наблюдал, как гриди выкидывают из караулки хлам.
— Подальше, подальше несите, да только не вздумайте в ров бросить, идолы! Эдак никакого рва не останется, ежели каждый туда мусор метать будет.
Ну, убрали наконец. Теперь, даже если и сунется в караулку воевода, ничего такого не обнаружит. Твор довольно ухмыльнулся.
— Господин десятник!
— Чего тебе?
Кареглазый отрок с соломенными волосами — Кайша, земляк — искоса взглянул на командира.
— Любонега вчера сетовала — что-то мол, давненько не приходил Творимир.
Вот, гад! Еще издевается.
Ничего не ответив, Твор молча стащил кольчугу, расправил длинную рубаху из дорогой ромейской ткани, перепоясался, поправил висевший на украшенном серебряными бляшками поясе меч в зеленых сафьяновых ножнах, накинул на плечи темно-голубой плащ с золотой фибулой. Гриди перемигнулись — ясно, куда «господин десятник» собрался.
— Смотрите тут без меня! — Погрозив отрокам пальцем, Твор выскользнул из караулки. Оглянувшись — ага, Вятши нигде не видно, — быстро пересек двор и, выйдя через воротную башню на переброшенный через глубокий ров мосточек, зашагал по пыльной дороге. Немного пройдя, снова оглянулся и ломанулся через кусты, тропкой — так было намного короче, потому и не взял коня, да и чего с лошадью на торжище возиться? Еще уведут, хватает в Киеве ухарей.
Вот и Подол — широкий, с усадьбами, улицами, садами, с забитой народом и возами площадью торга. Дальше, за Подолом, за стенами, за воротами, синел батюшка Днепр с белыми парусами ладей.
В ярко-голубом небе радостно сверкало солнце. Может быть, от этого ясного, словно бы праздничного, дня, может, от предвкушения встречи, а может быть, и просто от молодости и здоровья Твору хотелось петь. Выбравшись из кустов, сбежал по тенистой улочке вниз, к Подолу, свернул за недавно выстроенную ромейскими гостями церковь и — словно купальщик в ласковую теплую воду — погрузился в людскую круговерть торга.
— А вот лепешки, свеженькие, горячие, купи лепешечку, господине! Недорого.
— Не слушай его, почтеннейший, у него все лепешки черствые!
— Это у меня-то черствые? Да я тебя…
— А кваску холодненького не хочешь ли испить, господине?
— Наливай, ладно. — Твор остановился, полез за медяхами, передвинул вперед сползший на бок кошель — как бы не сперли. — Точно холодный квас-то?
— Так ты потрогай бочонок!
Твор потрогал, ощутил приятный холодок дубовых досок. Видно, с ледника-погреба достан.
Испив квасу, юноша вытер рукавом губы и, вернув кружку кваснику, неспешно направился дальше. Прошелся оружейными рядами, полюбовался на золотую посуду, на блестящие парчовые ткани, на невесомые паволоки. Срезая путь, свернул к обжорным рядам — пахнуло рыбой, жареной, свежей, копченой. Пройдя мимо рядка с дичью, Твор нырнул в узкий проход меж скотниками и оказался перед длинным горшечным рядом. Собственно, он только так назывался — ряд. В основном торговали с возов — и глиняными обожженными горшками-корчагами, и деревянной посудой — бочонками, мисками, ложками, какими-то продолговатыми корытами, тут же, рядом, лежали и хомуты, тележные колеса, дуги, плетенные из лыка баклаги — большие и маленькие, корзинки, заплечные сумы-короба, лапти…
