Сергей Эс - Солнечная Сторона
Он ведь знал, чем вся его солнечная история закончится…
IV
…На улице на Бориса дохнуло жаром. Несмотря на то, что солнце давно опустилось за горизонт, воздух, раскаленный за день, не успел остыть. И тем не менее, после библиотечного зала ощущалась уличная свежесть. Борис медленно пошел по аллее. Стоявшие по обе ее стороны деревья темным молчаливым строем провожали его. Он шел, опустив взгляд на тротуар.
В голове было все так же пусто. Не думалось ни о работе, ни о книге. Еще несколько дней назад, после ее первого появления, он пребывал в сильном потрясении. Мозг находился в неимоверном возбуждении. Но не странность появления и исчезновения книги поражала его. Не думал он и о своем состоянии, не мучился вопросами о галлюцинациях. Он воспринял все как естественное и неизбежное. Он ждал, давно ждал нечто подобное. Он только не мог предвидеть, как именно все это будет проявляться…
Аллея кончилась, и он вышел к большим городским фонтанам. В глаза ударили разноцветные зайчики. Центральная площадь Грозного обычно освещалась множеством прожекторов, но теперь они были притушены, и струи воды, подсвеченные снизу разноцветными лазерными всполохами, создавали самые настоящие фантастические картины.
Великолепен город Грозный в поздние часы. Еще недавно, в первые дни после переезда на жительство в столицу Чечено-Ингушетии, он восторгался ее ночными огнями и звуками. Прогулки по ночному городу были его любимым занятием. И хотя он поселился в новом районе, который быстро застраивался в конце девяностых, гулять он приходил сюда — в старую часть города. Ему, жителю северной столицы, многое здесь было необычно и интересно. Для северянина вечер в южных городах наступает непривычно быстро, непривычно рано зажигаются городские огни, а вечерние часы кажутся более оживленными, чем на севере. Голоса людей, смех, громкие разговоры, музыка в темные вечерние часы кажутся звонче и эмоциональнее. Воздух напитывается незнакомой северу жизненной энергией.
Однако с некоторого времени Борис ничего этого уже не замечал. Ночные прогулки обрели для него другое значение.
Появление в библиотеке книги явилось не просто потрясением для него. Увидев незадолго до этого то самое сновидение, он не раз пытался заставить себя думать, что это был всего лишь сон, плохой сон. И хотя всем своим существом он принял увиденную историю как настоящую, мозг отчаянно боролся с этим. Никак не хотелось соглашаться с мыслью, что такое могло когда-нибудь произойти. И едва в его сознании стали утихать последние колебания, как появилась эта книга. Она словно пригвоздила его. Из книги Борис узнал и о последних минутах Дара здесь, в двадцатом веке (книга, как он успевал заметить, датировалась тысяча девятьсот девяносто первым годом)…
У фонтанов гуляло много людей. Народ высыпал на улицу после дневного пекла. Недалеко от Бориса у барьерчика остановилась группа молодых людей. Подошедшие с ними девушки слегка пританцовывали под цветомузыку. В стороне прогуливалась пара с ребенком. Это тоже были молодые люди, и они с любопытством, смешанным с некоторой завистью, смотрели на танцующих девушек. А дальше, у другого фонтана на скамейках, сидела группа людей постарше, которые сверхстремительным «виртуальным» ритмам цветомузыкального фонтана предпочитали диско.
Борису вдруг вспомнилась совершенно другая картина…
…Однажды ночью он проснулся от грохота. Окно было открыто, и он, подумав, что началась гроза, встал, чтобы закрыть его. Однако он увидел совершенно чистое звездное небо. Следующая картина неимоверно потрясла его — сквозь темноту проступали силуэты развалин. Дом, стоявший напротив, отсутствовал. Вместо него были руины. За ними, насколько хватало зрения, виднелись в ночи полуразрушенные остовы других домов. Яркая луна высвечивала повсюду торчащие стены без окон и воронки. Такие картины он видел только в кинофильмах о войне. Будто Грозный подвергся какой-то невероятной бомбежке. Вдруг где-то совсем рядом раздался грохот. Борис непроизвольно отпрянул назад и бросился к выключателю. На некоторое время свет ослепил его. Он вновь кинулся к окну и выглянул на улицу. То, что он увидел теперь, повергло его в не меньший шок. Соседний дом стоял, как ни в чем не бывало. Несколько его окон светилось. Борис не мог оторвать взгляда от них. Развалины со сна, подумал он, могли померещиться в темноте, но горящие окна он никак не мог не заметить.
Борис укусил себя за палец и дернулся от боли. Нет, он не спал. Тогда почему он видел развалины? И что за грохот слышался ему?
В ту ночь он больше не заснул, не отходя от открытого окна до самого утра…
…Борис посмотрел на танцующих девушек.
«Юнна!» — Он закрыл глаза. Шум фонтана, музыка и звонкие голоса молодых людей смешались в неразличимый давящий гул.
Борис отвернулся от фонтанов и пошел в сторону спящих улиц.
Этот сон навалился на Бориса непомерной тяжестью. Словно огромная толща времени легла на его плечи. Теперь Борис жил не одной только своей жизнью. Его мозг теснили воспоминания и опыт Бэрба из далекого будущего, и… какие-то странные, смутные, будто детские, видения, все чаще и чаще всплывавшие в его сознании из чужого, далекого-далекого прошлого…
В шум фонтана, который остался за спиной, ворвалось эхо далеких залпов, послышался стрекот автоматов. Смех девушек исказился, превращаясь в крики. Почувствовался запах гари. Но Борис даже не вздрогнул. Он шел, не оборачиваясь. Он знал, что ничего за его спиной не произошло, что там все по-прежнему, что там играет музыка, гуляют люди, танцуют девушки… И никто, кроме него, ничего такого не слышит. Раскаты залпов и звуки стрельбы доносятся только до его уха.
И все же он в нерешительности остановился. Постояв немного и так и не оглянувшись назад, он медленно пошел дальше, углубляясь в темные переулки.
С некоторых пор это стало регулярно приходить к нему. Стоило ему иногда закрыть глаза, уходя полностью в себя, или оказаться в ночной темноте, как эти звуки возникали в его сознании, словно здесь рядом, в Грозном в это же самое время — жарким летом того же 2000-го года — бился пульс другого мира…
V
Отблески костра прыгали по стенам пещеры. Ночная чернота заглядывала в ее входной проем, дергаясь вместе с ними. Маленький ребенок, посиневший от судорог, уже почти не плакал. Тяжелая тупая боль выдавливала все внутренности из его маленькой груди наружу. Он слабо цеплялся ручонками за волосы матери, которая, сидя на полу, крепко прижимала его к себе и медленно покачивалась. Чернота то надвигалась, то отступала назад. Плачущая мать закрывала его своим телом от этой черноты. Рядом в пещере, забившись в ее темные углы, сидело несколько человек. Из-за дыма от костра, сгустившегося под тесными сводами, их почти не было видно. Лишь иногда сквозь этот дым поблескивали их испуганные глаза, смотрящие то на молодую женщину с умирающим ребенком, то на черный проем входа. Иногда люди шевелили шкурами, пытаясь прятаться под ними. Время от времени отблески огня пробивались туда, в черный проем ночи, и выхватывали из него листья гигантского папоротника. Где-то за ними пряталось страшное чудовище.
Вдруг пламя колыхнулось, и в его свете люди увидели, как ветка папоротника качнулась и отогнулась вниз.
Вой вырвался у всех из уст.
Да, это пришел он. Сегодня он пришел за маленьким мальчиком.
— Ба-а-ай! — заголосил один из обитателей пещеры.
— Ба-а-ай! — подхватили другие. — Ба-а-ай!
Истошный крик разрезал ночь. Это взревела женщина, держащая на руках сжимающегося от болей ребенка. Она кричала от отчаяния. Это пришел Черный Бай. Дух ночи оставит в ее руках безжизненное тело мальчика, и тот больше никогда не откроет глаза.
Молодая женщина громко кричала. Она с отчаянием на лице оглядывалась на проем пещеры, оскаливала большие зубы, глаза ее сверкали сквозь сбившиеся вперед волосы, она выглядела страшной и готовой на самую жестокую схватку.
Мальчик цеплялся за мать. Но он уже не чувствовал ее. Все, что он ощущал, это только сильную тупую боль.
Бай уже сжимал своими невидимыми клыками его тело, и от них невозможно было защититься. Боль была такой сильной, что, казалось, ее вызывало все: и давящие из нутра судороги, и душащая горькая копоть, и режущий глаза огонь костра, и низкий каменный потолок, и сжимающие его руки матери, и пристально глядящие на него из черного проема пещеры глаза…
VI
…Сильная тупая боль долго мучила и выматывала спящего Бориса, и, наконец, он проснулся. Он поднялся в кровати и скинул одеяло. Боль еще некоторое время продержалась в его груди и постепенно сама собой прошла. Спустя минуту ее не осталось совсем, лишь ощущался какой-то неясный след от нее и привкус горечи во рту, словно от едкого дыма.
