Владимир Романовский - Добронега
Тут на помост взгромоздился богатый купец и сообщил, что люди деловые готовы идти к Ярославу, дабы предъявить требования.
Человек пятьдесят самых знатных купцов и ремесленников потянулись к Готскому Двору, где они обычно собирались на толковище — направились, дабы обсудить пункты ультиматума и назначить представителя, как объяснил Хелье понимающий купец. Хелье пошел с ними.
Готский Двор очень ему понравился. Ряд жилых домов, амбаров и складов огорожен был ровным, мощным забором, который в определенных обстоятельствах вполне мог бы выполнять функции крепостной стены. Постройки выглядели очень добротно, с ровными симметричными стенами, надежными кровлями, удобными окнами, массивными дверьми. Над дверями нависали козырьки, поддерживаемые вертикальными стояками, явно изображающими колонны. Карнизы были резные. Построено было с размахом и расчетом на многие годы вперед. Хелье видел такие постройки раньше, в германских землях, во время паломничества в Рим. Очевидно, не зря германский властитель Хайнрих Второй считал себя продолжателем дела римских императоров. Строящие на века, всегда деловые и работящие, немцы, обитающие в самом сердце Европы, являли собою надежный ее костяк, оплот, краеугольный камень.
Смердов, холопов, и ремесленников помельче оттеснила немецкая охрана в тяжелых кольчугах. Ворота закрыли и заперли. Всю группу купцов и шестерых женщин — четырех владетельниц крогов и, как понял Хелье, двух хозяек хорловых теремов — пригласили внутрь одной из построек. Большая зала с высоким потолком — как в замке. Подбежали расторопные слуги с гроздьями пивных кружек в руках. Гости сели на стоящие по периметру помещения лавицы. Хелье, которого приняли за своего (Эрик прав — встречают по одежке) уселся ближе к углу, между сердитым новгородцем, торговавшим шелками, и улыбчивым немцем, промышляющим разной немецкого производства домашней утварью.
Хозяин дома, возможно, самый уважаемый купец в городе, обратился к собранию по-славянски, с сильным немецким акцентом, и говорил медленно, возможно для того, чтобы его понимали. Он вкратце описал положение и начал привычно председательствовать, указывая на поднявших руку и желающих высказаться.
— Что думать по повод сей уважаемый Йог Анн Удача?
Удача поднялся с места и горячо заговорил о несправедливости положения, недальновидности Ярослава, низости тупых варангов, и тупости и жестокости низов.
— Дело даже не в том, что шведы безобразничают, — заявил он рассудительно. — Со шведами мы могли бы сами управиться. Но под шумок распоясались наши местные тати и разбойники. Шведов можно узнать по кольчуге. А наших как узнаешь? Вчера по пути домой разговорился я со смердом. Смерд как смерд. Шагаем вместе. Прихожу домой — нет кошелька.
— У Репуха позавчера дом ограбили, — рапортовал кто-то с места. — Двух холопов убили.
Председательствующий поднял руку, подождал, и указал на другого купца.
— Беляк?
Беляк поднялся — степенный, важный торговец оружием.
— Это все разговоры праздные, — резюмировал он. — А мы здесь, чтобы решить, что делать.
— Надо выгнать варангов вместе с князем! — убежденно заявил кто-то вне очереди. — И пусть Константина заберут! Константин вертит князем, как хочет, а расплачиваемся за все мы!
Все разом зашумели. Кто-то соглашался, кто-то протестовал. Хелье сообразил, что «идти к князю дабы предъявить требования» было сказано для толпы. На самом деле следовало еще выяснить стоит ли с ним, князем, говорить.
— Он такой же, как его отец! — гудели старожилы, помнящие не по наслышке крещение Новгорода и методы, употребленные Добрыней и владимировой дружиной.
— Он сам полу-ковш, полу-варанг! — шумели люди среднего возраста, настроенные патриотически. — Что ему до наших интересов! А Константин вообще неизвестно кто! Темная личность!
— Он слаб! — возмущались те, кто помоложе.
Хелье молчал, и этим привлек внимание председателя. Председатель поднял руку. Когда говор стих, перст председателя указал на молчащего.
— Что думать новый поколений?
Нельзя выходить из роли, решил Хелье. Так удобнее.
— Думаю, что прежде, чем идти к князю или гнать его из города, следовало бы выяснить, чего хочет он сам.
Он просто слегка перефразировал одну из излюбленных поговорок инструкторов Старой Рощи: прежде, чем составлять план действий, узнай план действий врага, дабы не совпали планы ваши и не оказался бы враг в выигрыше благодаря совпадению этому.
Собрание задумалось. А что, здравая мысль, подумали купцы и содержательницы крогов. Но как узнать, чего хочет Ярослав?
— Надо у него спросить, — догадался кто-то.
В этот момент в дальнем углу, противоположном тому, в котором сидел Хелье, поднялся на ноги человек в обыкновенной купеческой шубе, которого почему-то никто не замечал ранее. Человек тряхнул головой и провел рукой по шее, высвобождая из под мехового воротника длинные светлые волосы. Новгородские купцы стриглись по большей части в скобку. Дружинники и тысяцники, особенно те, у кого волосы были погуще, предпочитали носить их длинными, а бороду стричь коротко. Судя по длине волос, ни к купеческому, ни к ремесленному сословию человек этот не принадлежал.
— Совершенно справедливо, — согласился человек. — Прежде чем судить князя, надо бы спросить — чего он хочет. И советоваться в его присутствии, а не у него за спиной.
— Князь! — выдохнул кто-то ошарашено.
Несколько голосов повторили:
— Князь! Князь!
— Заглазно обвинять правителя своего — грех, — веско сказал Ярослав, положив руку на плечо председательствующего. — Решив избавить вас, друзья мои, от греха сего, пришел я к вам, дабы не строили вы планов, не советуясь со мною, вашим законным повелителем и сердечным другом.
Хелье понравилась шутка, и еще больше понравилось, что, судя по реакции, никто, кроме него самого, не оценил княжий юмор. Таким образом он возвысился в своих глазах над остальными и стал вровень с князем интеллектуально.
— Увы, — продолжал князь. — Мне здесь приписывают тайные помыслы и даже враждебность. Друзья мои, уверяю вас, никаких тайных помыслов у меня нет. У меня есть желания, которые я не скрываю, сомнения, которыми я охотно делюсь с ближними, и опасения, которые со мной разделяют все жители Новгорода Великого. Я люблю власть — мне совершенно незачем это скрывать. Покажите мне правителя, который власть ненавидит. Нет таких, не так ли. Мне нравится вами править.
Он выдержал паузу, приняв на себя волну недоуменных взглядов.
— Править новгородцами — лестно, — заметил он.
За недоуменной волной последовала волна взглядов благодарных.
— Другого такого города на всем белом свете нет. Но, друзья мои, нельзя править городом, не заручившись одобрением горожан. Даже если бы я вас не любил, мне бы все равно пришлось бы поступать в соответствии с вашими интересами. Иначе вы сами давно бы меня прогнали. Невозможно управлять Новгородом только с помощью силы и угроз. Что я противопоставлю вам, сорока тысячам новгородцев? Сто пятьдесят ратников, половина из которых сами новгородцы? Повторяю, даже если бы я не любил вас, мне все равно пришлось бы вам угождать. А я вас люблю, дети мои, люблю всем сердцем своим, люблю, как ни один правитель вас не любил.
— Зачем же ты варангов к нам привел! — выкрикнул кто-то обиженный, но готовый, получив разъяснение, понять и простить.
— Зачем? — князь покачал головой. — Для защиты.
— От кого! Мы сами за себя постоим! — раздались голоса.
Князь улыбнулся грустно. Голоса смолкли.
— Что постоите, я знаю. Вашу храбрость я изучил хорошо. Храбрее новгородцев нет людей на свете.
Многие лица просияли воодушевленными улыбками. Даже Хелье почувствовал прилив гордости, хоть и вспомнил тут же, что в Новгород он прибыл только позавчера. Но все равно приятно было стоять среди всех этих храбрых людей и слушать любящего их князя.
— Я имею в виду всех новгородцев, — веско произнес князь. — Есть что-то в самом воздухе этого города, в воде Волхова, в лесных фрагранциях окрестностей, что делает людей, проведших в Новгороде хотя бы год, храбрыми новгородцами вне зависимости от того, откуда они к нам прибыли. Я не был новгородцем, когда княжил в Ростове. Я был тогда духом слаб и взглядом уклончив. Сегодня я новгородец — такой же храбрый, как вы все, здесь собравшиеся, и славяне, и немцы, и италийцы, и греки, и самоотверженные наши женщины.
Теперь уже на всех лицах сияли польщенные улыбки, а глаза шести управительниц крогов горели пылким преданным огнем.
Князь продолжал:
— Но есть на свете люди незнакомые с этой нашей храбростью. Например, князь киевский.
Ярослав выдержал паузу. Лица помрачнели.
— Который и сам был когда-то здесь посадником, но с тех пор многое забыл. И который принял решение удвоить дань Новгорода.
