Александр Шуваев - ГНОМ
- Когда прикажете приступать… к подготовке операции?
- А ти еще нэ приступил? Тогда вчера, Никита. Вчера.
Для того, чтобы добиться цели демарша, нужно было, чтобы немцы, как бы они ни были напуганы катастрофой под Сталинградом и не имеющим конца, затянувшимся ужасом, кризисом на грани катастрофы на центральном участке фронта, все-таки поверили в грандиозную мистификацию. Даже если допустить, что разведка немцев в таких условиях будет неизбежно поверхностной, это обозначало, что колонна должна быть достаточно масштабной. Она должна двигаться со скоростью, которая создавала бы по крайней мере видимость потенциальной угрозы. Там должна быть какая-никакая техника, поскольку без этого толпу попросту не воспримут всерьез, а уж это сверху было проверить легче всего. В отличие от всего прочего. Машин - не дадут, на это был сделан более, чем прозрачный намек. И это слишком понятно, потому что грузовики были нужны позарез везде, а на центральном участке фронта - этот самый "позарез" был тройным.
Вошедшие в раж войска двух фронтов, кажется, поняли смысл жизни: "чем быстрее рвешься вперед, тем меньшее сопротивление тебе оказывают, тем больше шансов остаться в живых Лично У Тебя" - и поэтому спешили, чтобы как можно дольше сохранить состояние "чистого" прорыва. Но при этом их было явно маловато, для того, чтобы воевать "по науке", местность не способствовала быстрому продвижению, тылы неизбежно отставали, а люди - уставали сверх человеческих возможностей. Засыпали за рулем или рычагами, просыпаясь от того, что въехали во впереди идущую машину или в ствол дерева. Засыпали на ходу, убредая в сторону, и замерзали, если их не успевали заметить такие же бедолаги, бредущие рядом. Случалось, правда, нечасто, и совсем страшное: боец молча падал и умирал, как будто в него попала пуля.
Единственным выходом тут было то, что составляет самый принцип фехтования: острие шпаги - всего лишь сияющая точка, но застилает непроницаемой завесой все пространство, ее не обойти и от нее не загородиться, в ней сфокусирована вся жизнь и вся смерть, что разлиты в мире. От этой точки уходят, уворачиваются, отступают всем, таким громоздким и инертным, телом, ее отбивают, используя всю силу рук. Поэтому из основных сил формировали подвижные соединения смешанного состава, отдавали им все, потребное для боя, и они неслись вперед со стремительностью того самого острия шпаги, чтобы не нарваться на лезвие такого же боевого соединения, а пронзить мягкую плоть спешащих в походном порядке к прорыву резервов, штабных колонн, тыловых частей, обозов, ремонтных баз. Основные силы спешили вдогонку, заполняя захваченные плацдармы, поспешно, но все-таки недостаточно быстро накапливая материалы и силы на то, чтобы либо - пополнить и снабдить ударные части, либо - выделить новые вдогонку - или взамен предыдущим. Царство, конечно, небесное. Такой способ боя вообще очень хорошо выражает русское: "Пан или пропал". Либо - успех, либо полная гибель. За эти страшные недели и генералы, и солдаты научились не то, что понимать, а прямо-таки чувствовать: остановишься - и через четыре-пять часов упрешься в оборону, которой не было еще вот только что, остановишься еще дольше, - и оборона уплотнится, сделавшись непробиваемой, остановишься намертво, - и не выживешь, потому что уже на тебя обрушится удар с той стороны, с какой будет угодно Вражине. У которого, кстати сказать, здесь и сил-то, в общем, побольше. И не столько разум даже, сколько это самое чутье порождало тактику, как нечто насущно-необходимое и вполне естественное, очевидное. И все чувствовали, и почти все понимали, что долго такое продолжаться не может, и поэтому оттягивали миг неизбежной неудачи особенно отчаянно. Справедливости ради надо сказать, - практически с первых дней отчаянные выпады подвижных конно-механизированных групп оказывались подозрительно успешными, как будто командование действовало по-настоящему навзрячь. То обстоятельство, что за облаками днем и ночью, изредка сменяя друг друга, кружили огромные, медлительные, почти бесшумные "Т - 6", которых теперь в распоряжении двух фронтов было теперь аж восемь штук вместо прежних двух, было известно только фронтовому командованию…
Кто-то изрек некогда: танковые части, - не острие, пробивающее панцирь. Они яд, который впрыскивают в открытую рану. В этом есть своя мудрость, но так бывает редко и совсем, совсем недолго, потому что на самом деле танковые части без артиллерии и, главное, хорошей (и хорошо "осаперенной") пехоты долго не живут.
Поэтому все, что было способно мало-мальски поспевать за танками, ценилось на центральном участке фронта не то, что на вес золота, а прямо-таки на вес жизни.
Так что взять их неоткуда, и не дадут. В той коллекции сложностей, что сложилась в голове прямо сейчас, навскидку, присутствовала также проблема "накормить", - а то попросту не дойдут. Зато не было проблемы "вооружить", поскольку оружия этой большой Непервомайской демонстрации не полагалось прямо-таки по статусу. Ай, Климушка, сукин сын! Нечего сказать - удружил, мерзавец! Ну не может быть, чтоб он это все сам! Молчал-молчал, сопел себе в две дырки, ни во что не вникая, - да и высказался вдруг? Так не бывает! Провалиться на этом месте, если дело обошлось без негодяя Берия… А что, если и его замазать в это дело? А чего терять? Либо - не откажет, и все будет в порядке, либо - откажет, и тогда окажется виноват. Ничего, Лавруша, не мне одному прыгать, ты у меня тоже попрыгаешь, запомнишь, каково подлянки-то кидать! Но это с людьми. А со всем остальным как?
Прототип IV : образца 36 года.
Теперь он привлекал к делу Карину и в тех случаях, когда приходилось делать что-то новое. Она неизменно справлялась, если только полученное от него задание было более-менее определенным. Сейчас, получив вроде бы нереальное задание удвоить производство, он, на самом деле, мог бы пойти простым путем: набрать еще девчонок-закладчиц и увеличить количество емкостей. Это, кстати, было вполне реально, первые его подручные, те, что исподволь становились Старой Гвардией, неоднократно докладывали: просятся, - но он неизменно отмалчивался. Чутье, отчасти данное ему подросшей Инструкцией, или Инструкция, подросшая за счет невыразимого словами опыта, не позволили ему идти по пути наименьшего сопротивления, как будто намекая: главное - это чтобы как можно меньше зависело от наличия квалифицированных рабочих. Наступит время, придет пора и для призыва, уже по-настоящему массового, вот тогда-то и скажется по-настоящему то, что он придумает и сделает сейчас.
Так что пока он решил сделать оснастку, которая умела бы точно отмерять, чтоб вот этого - столько, а этого (тогда) столько, а вот этого - полстолько. Поначалу задача показалась ему несложной, он даже представил себе, - хотя и знал наперед, что это глупость, и на самом деле все будет по-другому, - как сразу множество автоматических пипеток одновременно ныряют во все нужные емкости сразу, и забирают ровно столько, сколько нужно, в зависимости от конкретной закладки, да… Вот только соотношение веществ в зависимости от объема менялось. То, что по-научному называлось зависимость, носило нелинейный характер. По сложившейся привычке Саня, когда головы не хватало, привлек к решению задачи руки. А еще - грешный свой язык, и гондобил что-то, бормоча себе под нос бессвязные, бессмысленные речи. Тот, кто плохо его знал, мог бы решить, что Саня, наконец, рехнулся на почве исполнительской дисциплины, но те, кому надо, знали его неплохо.
- Херней страдаешь, - вежливо обратился к нему Владимир Яковлевич, которому донесли о происходящем в подробностях и красках, чуть только не повизгивая от радостного возбуждения, - Саня? Чей-то тут у тебя?
Берович, как мог, попытался самыми простыми словами довести до патрона суть проблемы и характер затруднений, заранее ожидая, что объяснить не получится. И увидел вдруг, что конструктор, поначалу напрягшийся, постепенно расслабился, и лицо его при этом выразило нечто вроде легкого пренебрежения. Владимир Яковлевич был на самом деле и талантливым, и хорошо образованным инженером. О тех самых "тепловых двигателях" он знал если и не все, то очень, очень многое.
- А! - Сказал он. - Кулачковый вычислитель. Им еще, помнится, уже при царе Горохе паровозники пользовались…
Слово "паровозники" он произнес с непередаваемым выражением, передающим всю меру его презрения.
- А где прочитать?
Прочитанное воодушевило и вызвало неподдельное уважение, но Саня не был бы самим собой, если б не нашел в конструкции механизма множества недостатков. Излишней сложности, лишних деталей, той странной зашоренности мысли явно же умнейших создателей вычислителя, что так и не позволила им прямо следовать сути задачи. То, что он сам собирался сделать что-то вроде, только хуже, равно как и то, что отказался от этой идеи, познакомившись с тем, как это делалось до него, не смутило его нисколько. В то время он вообще меньше был склонен к рефлексии и не задумывался над подобными проблемами. Ему хватало своих. А тут все стало на свои места: воображать надо было в шестеренках и стерженьках, а вот делать, - непременно в токе. "В токе" он воображать пока что не умел, но сразу же стал прикидывать, как бы подобное могло выглядеть в Похоронке. Со временем и это умение тоже стало неотъемлемой частью Инструкции.
