Анатолий Матвиенко - На службе зла. Вызываю огонь на себя
— Порядок, говорите? А вы понимаете, что в том порядке ни я, ни ваши большевики, ни она, — кивок в сторону Спиридоновой, — не нужны? Власть — это личное! Корнилов в первую очередь устранит угрозы своей личной диктатуре. Нас с вами.
— То есть вы предлагаете большевикам и левым эсерам остановить два армейских корпуса. Простите, как? А насчет диктатуры — пусть. Мы в оппозиции. Жесткие действия корниловцев куда больше вдохновят народные массы на выступление под красными знаменами. К тому же нам гораздо проще переагитировать его солдат на свою сторону, нежели встречать пулями тех же крестьян и рабочих, переодетых в солдатские шинели.
— Вы не цените демократию! — воскликнул Керенский. — Даже после июльской авантюры мы не разогнали большевиков. В розыске только Ульянов и Зиновьев, которые отказываются прийти на допрос. Корниловцы перестреляют ваше ЦК.
Никольский терпеливо ждал с полуулыбкой — вам нужно, вы и предлагайте, чем нас заинтересовать. Говорливая сверх всякого предела Спиридонова на этот раз молчала и наблюдала за их дуэлью.
— Передайте своему Центральному комитету, я распоряжусь вооружить питерских рабочих. После подавления генеральского мятежа отменю военное положение и сниму обвинения с Ульянова и Зиновьева.
— Сегодня же товарищи будут в курсе. К вечеру получите ответ. Но, Александр Федорович, приготовьте побольше неотразимых аргументов, чтобы рабочие проливали за вас кровь. Пока такого желания у них нет.
Всегда избегавшая телесного контакта эсерка в коридоре схватила Никольского за рукав.
— Откуда вы знали?
— Правильная исходная информация плюс логика. Как только остановим корниловцев, Керенский останется без поддержки военных, считающих, что он их предал, и Советов, которые вынуждены с винтовками в руках исправлять его ошибку. В Петрограде наготове вооруженные рабочие отряды. Продолжать или и так ясно?
— Вы необыкновенный человек. В вас есть какая-то тайна.
— Не добавили «товарищ жандарм».
— Многократно повторенная шутка не смешит.
— Тогда — честь имею. Мне срочно нужно в ЦК.
— Владимир Павлович!
— Да?
— Жаль, что вы не со мной… не с нами.
— Вступайте в РСДРП(б).
— Вряд ли. Потом поговорим.
Никольскому не удалось ограничить свое участие в Корниловском мятеже выполнением роли офицера связи между большевиками и эсеровско-меньшевистской коалицией. Слишком мало в распоряжении Петросовета было военных с артиллерийским опытом Владимира Павловича. С нелегкой руки Троцкого он возглавил южное направление обороны. Вылилось его назначение в организацию рубежа у Павловска, у которого Никольский мог сложить голову, заработать репутацию героя революции или предателя среди военных кругов. Нужное подчеркнуть.
Утром 29 августа пятитысячный отряд питерских рабочих, получивших винтовки и пулеметы стараниями Временного правительства, усиленный сомнительными подкреплениями в виде полутысячи кронштадтских морячков-анархистов, выдвинулся по дороге вдоль железнодорожного полотна в сторону Выдрицы. Генерал рассматривал нестройные колонны своего воинства со смесью раздражения и грусти. По численности — армейская пехотная бригада. По боеспособности вряд ли даже батальон. Хорошо, если рота. Но выбора нет. Марсианин абсолютно тверд: корниловцев необходимо остановить любой ценой, а народный гнев от кровопролития направить против Временного правительства.
В качестве рубежа обороны напрашивался возвышенный участок, где с двух сторон к дороге примыкали небольшие рощицы. Владимир Павлович скомандовал остановку и, пока подтягивалась растянутая вереница пушечного мяса, огреб первые издержки командования «демократической» армией. Командиры рабочих батальонов предложили провести митинг, чтобы бойцы прониклись революционной важностью момента. Их поддержал представитель Петросовета, выполнявший непонятную функцию между генералом, как бы командующим отрядом, и рабочими, признавшими в качестве власти Петросовет. Факт, что столичный Совет назначил Никольского командующим бригадой и, стало быть, делегировал ему часть своих полномочий и авторитета, для пролетариев слишком сложен в усвоении. Поэтому приказы нужно дублировать устами мужичонки в потасканном рабочем обмундировании, причем только с импровизированной трибуны, с потрясанием кулаком в воздухе и с магическими завываниями «именем революции», «смерть буржуям» и «вся власть Советам».
С морячками получилось еще забавнее. Они собрали митинг на тему, стоит ли вообще воевать, не лучше ли разойтись по окрестным селам. Крестьянки, лишенные мужиков, мобилизованных на фронт, представлялись куда более достойным и безопасным объектом для внимания, нежели передовой полк Первого корниловского корпуса.
К полудню, в самый разгар митинговых страстей, со стороны Павловска на дороге появился двубашенный бронеавтомобиль, поднимавший облака пыли. Из его недр, раскаленных под солнцем, как духовка, выбралась мелкая женская фигурка с неизменной папиросой в зубах. Женщина на позиции — всегда минус, но был и плюс в виде прицепленного к машине трехдюймового орудия.
— Мария! Зачем ты здесь? Если корниловцы не остановятся, тут будет опасно.
— Беспокоитесь обо мне, господин генерал? Даже приятно. Но вы забываете, что я не женщина, а революционер.
— Про женщину трудно забыть.
— Оставим ваши любезности на потом. Не отходя от броневика, вижу: у вас проблемы с управлением. Что вам нужно от товарищей рабочих и матросов?
— Повиновения в боевой обстановке. Особенно моряки меня волнуют. Как справиться с отрядом анархистов, не знаю. В Императорской армии я бы отдал приказ и тут же бы арестовал зачинщиков неповиновения. Дезертиров и паникеров расстрелял перед строем.
— Ныне старые методы не пройдут. Попробую убедить их.
— Буду весьма вам признателен.
Дождавшись подходящего момента, Спиридонова залезла на броню, словно Ульянов на Финляндском вокзале, и понесла патетическую чушь на тему «Революция в опасности!» Как ни странно, митинговый запал резко поменял вектор. Рабочие и матросы дружно решили повоевать. Сыграл неожиданный фактор, что «перед бабой трусить стыдно». Будто перед лицом России — нет.
Ретранслируя приказания через эсерку, революционного матроса Павла Дыбенко и столь же революционных рабочих вожаков, Никольский кое-как расставил вооруженный сброд поперек дороги. Три десятка наиболее вменяемых моряков отправились в рабочие отряды для преподавания в усеченном виде искусства заряжания и стрельбы из мосинской трехлинейки. Остальных бескозырчатых героев отвели от греха подальше на дальний фланг, образовав из них «ударный резерв» на непредвиденный случай. Ни у Дыбенко, ни у генерала не было иллюзий, что при наступлении того самого случая резервные ударники оперативно дадут деру. Но это лучше, чем будут болтаться меж рабочими и вносить дополнительную дезорганизацию.
Добыв трехдюймовую пушку для… трудно подобрать подходящее слово, скорей всего — для единомышленника, эсерка смогла найти лишь три выстрела — фугасный и два шрапнельных. Поэтому артиллерия защитников Петрограда могла оказать лишь психологическое воздействие на корниловцев. Никольский распорядился затащить орудие на возвышенное место ближе к железнодорожной насыпи. Он прикинул два варианта. Если противник отремонтирует железнодорожные пути и продолжит движение на поезде, то лучше расстрелять шрапнелью котел локомотива: его быстро не восстановишь. С этой же позиции стоит попытаться задержать корниловцев, продвигающихся пешим строем — произвести предупредительный выстрел фугасом перед наступающими или проредить первую колонну авангарда.
Трехдюймовое орудие образца 1902 года с деревянными колесами и передком для перевозки шестеркой лошадей рассчитано на транспортировку со скоростью не более шести верст в час. Езда за броневиком с куда большей скоростью ему никак на пользу не пошла.
Панорамный прицел отсутствует. Видимо, по революционной необходимости оказался в более нужном месте.
Вращая рукоятки горизонтальной и вертикальной наводки, Владимир Павлович подумал о том, что для обеспечения приемлемой точности огня требуется произвести пару пристрелочных выстрелов. Но при наличном боезапасе в три снаряда — нереально.
Потом потянулись тягостные часы ожидания. Неизвестно, когда покажется противник да и появится ли он вообще. По правилам, оставшееся время до боя необходимо тратить на окапывание. Но шанцевого инструмента нет — ни единой лопаты. Никольский обошел плотную линию обороны, проверяя, как свежеиспеченные бойцы оборудовали огневые позиции, примостившись за камнем, пеньком, кочкой или просто загорая на ровном месте. Потом вернулся к броневику, понимая, что хаотичным огнем его ополченцы могут убить несколько фронтовиков, остальные сомнут пролетарский заслон без усилий.
