Александр Трубников - Рыцарь Святого Гроба
Собеседники разошлись, вполне довольные друг другом.
Низкая полукруглая дверь, ведущая в каморку убитого, которую лишь с большой натяжкой можно было называть каютой, была приоткрыта. Де Мерлан оглянулся по сторонам и осторожно заглянул внутрь.
– Вроде никого, – задумчиво пробормотал рыцарь. – Ты вот что, Жак! Стой снаружи и сторожи. Ежели кто мимо пройдет, то начинай под нос себе напевать.
– И что же мне петь? – изумился Жак.
– Что хочешь, но уж, наверное, не боевой германский гимн «Императору слава!». – С этими словами рыцарь тенью скользнул внутрь и исчез за дверью.
* * *
Робер уже почти завершил работу, как вдруг из коридора раздался дрожащий фальшивый голос: «Императору Фридриху слава!» Кто-то, не так перепуганно, но еще более фальшиво затянул в ответ: «Пусть цветет, богатеет держава…» Де Мерлан высунулся наружу и застыл, наблюдая за тем, как Жак и Гуго, офицер-савояр, вытянувшись в струнку, отчаянно корежа мелодию и по очереди путая слова, исполняют хорошо знакомый гимн, которым обычно открывались в землях империи рыцарские турниры. Дуэт, словно старая сломанная телега, влекомая тощей клячей по разбитой дороге, одолев первый куплет, уже переходил к припеву, как рыцарь, вволю наслушавшись, пресек глумление над любимой боевой песней.
– И что себе этот Понше думает! – заревел он, встопорщив усы и выпучив посильнее глаза.
– Что случилось, сир? – деланно удивился Жак.
– Да ничего особенного! – продолжал «капризничать» Робер. – И за эту вот конуру, в которую даже моя легавая не полезет, он хочет содрать шесть ливров? Да на соломе в общем трюме и то вольготнее, чем в этом клоповнике. Пошли отсюда, виллан!
Приятели покинули трюм, оставив савояра в полном замешательстве.
– Ну как, удалось что-нибудь обнаружить? – спросил Жак, сгорая от любопытства, едва они скрылись от посторонних глаз.
– А то! – гордо ответил Робер. – Мне ли не знать, куда путники и маркитанты на постоялых дворах на войне ценности прячут…
Он разжал кулак. На ладони лежала половинка незнакомой золотой монеты, разрубленная чем-то очень острым, так что ее края не смялись. На монете различалось изображение воина в лохматой шапке, сидящего на коне, и надпись незнакомой, скорее всего сарацинской, вязью. Глаза у воина были необычно узкими, словно он глядел на мир со строгим державным прищуром.
– Он в щель меж досок у лежанки засунул, когда убийцы пришли, – пояснил Робер. – Я так думаю, они матроса подкупили либо запугали и пароль у него выведали. Этот их впустил, ну они его и порешили.
– Раз уж этот человек…
«…посланник», – добавил про себя Робер.
– …так тщательно ее прятал, – озабоченно выговорил Жак, – стало быть, в этой половинке большая ценность. Спрячь-ка ты ее, сир рыцарь, понадежнее. Мало ли, как дела дальше повернутся.
Де Мерлан отвинтил набалдашник на рукоятке меча, обнаружив небольшой тайник, достал оттуда тряпицу, в которую была завернутая почерневшая от времени щепка, и, присоседив к ней находку, привел меч в первоначальное состояние.
– Ну, вот тебе и очевидец нашелся, – пробурчал он довольным голосом. – Сегодня же, как стемнеет, прислоним его в тихом месте к теплой стенке и вдумчиво, по душам поговорим. Он-то нам расскажет, кому пароль продал.
Поднявшись на палубу, они наткнулись на кучку только что возвратившихся из увольнения матросов.
– Господин Понше, господин капитан! – кричали они наперебой, задирая головы к верхушке кормовой башни. – Нашего Севрена в трактире «У Геллины» в пьяной драке насмерть зарезали!
– Как «зарезали»? – Понше свесился через ограждение и начал перекрикиваться с матросами через головы пассажиров. – И что его понесло в эту дыру? Там же отборная шваль собирается.
– Да сами не знаем, как он там оказался. Мы-то всей толпой отдохнули на берегу немного и двинули к «Двум сиренам»; только начали там гулять, как прибегает служка из «Геллины» и кричит: «Марсельцы с „Акилы"! Там вашего товарища бьют!» Мы, конечно, немедля сорвались всей толпой и бегом туда. Да пока на гору забрались, было уже поздно. Лежит наш Севрен на лавке, глаза закатил, уже не дышит, а в боку у него колотая рана…
Хозяин рассказал, будто пришел Севрен один, стал расспрашивать, мол, тут ждет его кто-то. Да только не дождался, стал вино пить. Тут к нему Мелисса – это у них самая видная девка – и подсела. Едва он с ней сговорился и стал на чердак подниматься, как тут откуда ни возьмись – десяток сицилийских рыбаков. «Наша, – орут, – девка будет!» Ну, Севрен – тот уже разохотился, немедля на них с кулаками и полез. Началась как есть потасовка. За Севрена генуэзцы вступились, за сицилийцев – какие-то мавры. Переколотили всю таверну, словно стадо диких кабанов. Тут венецианская стража подоспела. Генуэзцы и сицилийцы ломанули в дверь и были таковы. Только Севрен остался на полу лежать. Видно, его в свалке кто-то исподтишка ножом пырнул. Что с телом-то делать, капитан? Мы его с собой привезли и в шлюпке оставили.
Пока друзья осмысливали произошедшее, к борту пришвартовалась шеландра с весело гомонящими паломниками, и любители достопримечательностей начали взбираться по лестнице наверх. Одной из первых над бортом показалась голова сицилийца. Он забрался на палубу и стрельнул глазами по сторонам. Теперь в его неприятном мышином взгляде появился новый жестокий блеск.
– Его работа, точно тебе говорю, – прошептал Робер. – Ох и плохи наши дела, приятель.
* * *
Все время до отплытия друзья, спрятавшись за арбалетчиками и заняв оборону, почти безвылазно просидели в трюме, ожидая нападения. Но коварный сицилиец был, вероятно, столь же предусмотрителен, сколь и жесток. Ограничившись устранением одного из трех нежелательных свидетелей, он затаился и больше не попадался на глаза.
«Акила» примкнул к большому венецианскому конвою и двигался вместе с «Фалько» вдоль внешней цепи островов Греческого архипелага, делая время от времени короткие остановки в удобных, хорошо охраняемых бухтах для того, чтобы пополнить запасы пресной воды да переждать непогоду.
Новые путники в Кассиопи па «Акиле» не объявились, и на четвертый день пути друзья почувствовали себя настолько уверенно, что даже стали – правда, не упуская друг друга из виду, – прогуливаться по палубе, любуясь красотами Древней Эллады.
– Слушай, – после долгих и мучительных раздумий произнес Робер, – а не кажется ли тебе, мой храбрый друг, что лучшим видом защиты всегда и во все времена является добрая копейная атака сомкнутым строем? Это я к тому, что не лучше ли нам, чем ждать нападения от заката до рассвета, самими пощекотать ребра этому прохвосту?
– И как ты себе это представляешь, сир рыцарь? – немного подумав, спросил Жак. – Подловить без свидетелей? Не выйдет. Он все время настороже. А на людях… Нельзя же так вот просто подойти и снести голову, без всяких на то оснований. Кабацкую драку нам тоже вряд ли удастся так ловко организовать…
– Если вы, вилланы, такие умные, то почему строем не ходите? – ухмыльнулся Робер. – Старый граф Гуго де Ретель мне как своему оруженосцу частенько говорил: «Запомни, Робер, быть тебе военачальником, если усвоишь простую истину: хорошо изучив рыцарские статуты, можно, при желании, вызвать на поединок даже верстовой столб»; Так что сейчас пойдем разыщем его на носу. Когда будем проходить мимо, ты меня толкнешь прямо на него и быстренько отойдешь в сторону. А потом внимательно следи, куда голова покатится, чтобы не оплошать, как той ночью. Выкуп за убитого простолюдина, я надеюсь, мы сможем заплатить?
При словах о покатившейся голове Жак заметно побледнел и, дернув острым кадыком, нервно сглотнул слюну. Однако, быстро справившись с собой, мужественно кивнул и заспешил вслед за рыцарем, высматривая через его плечо не догадывающегося о своей незавидной участи убийцу.
Они нашли сицилийца очень быстро. Гораздо быстрее, чем рассчитывали. Точнее, даже не нашли, а просто наткнулись по дороге. У Жака сразу отлегло от сердца. Насколько этот человек был ловок и опасен на суше, настолько он оказался беспомощен и уязвим на борту «Акилы». Убийца чуть не до пояса свесился за борт и, время от времени судорожно сотрясаясь, из последних сил сдерживался, чтобы не исторгнуть свой пустой измученный желудок в прозрачные воды Ионического моря к вящей радости сопровождающих неф дельфинов.
– Слушай, – прошептал раздухарившийся при виде беспомощного противника виллан, – а может, давай, пока никто не видит, за ноги его – и к медузам!
– Ну уж нет! – возмутился Робер. – Одно дело, когда враг защищается с оружием в руках, пусть даже с перочинным ножичком, которым он зарезал в толпе этого продажного и похотливого матроса. А совсем другое – нападать на беззащитного, да еще со спины.
– Жалко, конечно! – вздохнул Жак с некоторым облегчением. Похоже, что перспектива спровадить несчастного страдальца на корм рыбам радовала его не многим больше, чем необходимость гоняться по палубе за отрубленной головой.
