Кирилл Кириллов - Земля Великого змея
Да что ж это?! Молодой человек крутнулся вокруг себя, выставив ножны, в которых так и покоилась шпага.
Града завибрировала в руках, когда лезвие зацепилось за что-то твердое. Ромке на мгновение даже показалось, что за стену, но шлепок падающего тела развеял его сомнения. С торжествующим криком молодой капитан выхватил клинок и вычертил в воздухе хитрую восьмерку в том направлении, в котором исчез его противник.
Донья Марина за его спиной пискнула, как расстающаяся с жизнью в кошачьих когтях мышь.
По спине молодого человека пробежал неприятный холодок — он был уверен, что убийца отлетел в другую сторону. Он развернулся на каблуках и увидел, что все вернулось на круги своя. Женщина в белой ночной рубахе застыла посреди коридора. За ее спиной, обхватив длинной рукой за горло, притаилась едва различимая тень. Только сейчас у Ромки была шпага. Он уже прицелился в долгом выпаде воткнуть ее в глаз мешику, когда тот зашипел что-то на своем языке.
— Он говорит, — с трудом разлепила бледные губы донья Марина, — что пришел за главным teule и другие ему не нужны. Если вы его пропустите, мы оба останемся живы.
— Скажите ему, — взмахнул шпагой разгорячившийся капитан, — что он может отпустить вас и убраться восвояси, если ж нет, то я его убью.
Коричневая рука сжалась у доньи Марины на горле. Женщина захрипела, глаза ее закатились. Ромка вытянулся струной в длинном выпаде. Кончик шпаги нащупал вражеское сухожилие. Взрезал рывком. Бронзовая рука повисла плетью. Марина рванулась, с треском выдирая одежду из цепких пальцев. Ромка снова ударил.
Мешик поднырнул под лезвие и боднул его головой под нагрудник. Хрустнули ребра. Воздух комом вылетел из легких. Ромка захрипел, не в силах вдохнуть. Убийца надавил локтем раненой руки на ключицу, прижимая молодого человека к полу. Деревянный мизерикорд[19] начал подниматься для последнего удара.
Рука с мешикским ножом отдернулась, не завершив кровавого дела. По тому месту, где она только что была, прошелестел нож из стекла. Раскрошился, звякнув об стену. Мирослав, полыхнуло у Ромки в мозгу. Спасение! Тут же коридоры огласил топот множества сапог. Мешик отскочил и растворился во тьме. Мирослав с разбегу перепрыгнул лежащего Ромку и осторожно, как вазу китайского фарфора, поднял с каменного пола тело Марины. Жена капитан-генерала была напугана, но невредима, только сомлела чуть.
В коридор с грохотом и лязгом валились подоспевшие капитаны. Замерли с оружием наголо. Растолкав их, вышел вперед Кортес. Он подошел к Мирославу, держащему на руках Марину. Черные очи с тлеющими на дне углями ярости встретились с холодными, голубыми глазами русича. Тот не отвел взгляда. Несколько секунд романский пламень и славянский лед мерялись силами. Стоящие рядом попятились. Ромка почувствовал, как от столкновения сил начинают тоненько вибрировать волоски на его руках. Сжимающие рукоять меча пальцы Кортеса тоже ходили ходуном, было видно — еще чуть-чуть, и рубанет. И только Мирослав оставался спокоен, а на руках у него, прильнув к широкой груди, лежала Марина. Русич улыбнулся и бережно поставил окончательно пришедшую в себя женщину на ноги. Все с облегчением выдохнули, а Мирослав легонько потряс сеньору за плечо и спросил, валя в кучу весь свой словарный запас:
— Quién es?.. А qué viene? Hombre?.. Vino?[20]
— Он приходил убить капитан-генерала, — ответил за нее Ромка. По-русски.
— Ну, тогда я б посоветовал капитан-генералу идти в спальню, запереть все окна и двери, зарядить арбалеты, обнажить мечи и не смыкать глаз, — спокойно сказал Мирослав. — А я скоро.
— Куда это? — удивился Ромка, скороговоркой переведя испанцам его тираду.
— Пойду с татем ночным разберусь.
Его шаги прошелестели по коридору, потом хлопнула дверь в светелку доньи Марины, и все стихло. Кортес с лязгом кинул меч в ножны и, не оглядываясь, не проронив ни слова, ушел. Капитаны молча переглянулись, пожали плечами и потянулись следом.
Ромка почувствовал, как голова начинает кружиться, и потерял опору под ногами.
Куаутемок перелистывал толстый фолиант в кожаном переплете, собирая на лбу старческие морщины. Оторвавшись от толстой засаленной страницы, он перевел взгляд на сидевшего у подножия его трона человека, за спиной которого кряжистыми скалами высились два воина. Но эти предосторожности были излишни. За месяцы, проведенные во дворце, всем стало ясно, что Херонимо де Агильяр, один из немногих захваченных в «Ночь печали» конкистадоров, счастливо избежавший жертвенного ножа, безвреднее мухи.
— Что изображено на этой картинке? — Куаутемок повернулся к испанцу в потрепанной одежде.
— Осада города Мааррат ан-Нуман доблестными прованскими рыцарями, ведомыми графом Раймондом Тулузским в лето тысяча девяносто восьмое от Рождества Христова, — близоруко щурясь, прочитал дон Херонимо крупную подпись.
— Что это такое? — Бронзовый с идеально подстриженным и отполированным ногтем палец указал на рисунок.
— Это подкоп, который делают воины под стену.
— А это вот?
— Это требюше, — ответил де Агильяр. — Осадная машина. Ее использовали при штурме крепостей.
— А как она работает?
— Работает… Сколь я помню, в крепкую станину типа лафета с цапфами устанавливается крепкая балка. Не посередине, а чтоб плечи были разные. К короткому крепится противовес из камня или свинца, на длинном делается «ложка» или подвешивается сетка, в которую вкладывается камень. Тяговая команда пригибает длинный конец к земле, потом отпускает. Противовес идет вниз и разгоняет длинный конец. Балка ударяется в стопор, и камень летит в цель.
— Понятно, понятно, — проговорил Куаутемок. — А если на ложку не камень положить, а поставить горшок с горючей смесью и поджечь? Тогда получится. Хм, интересно. А вот тут что?
— Правитель, ты же хотел про Испанию побольше узнать, чтоб что-то общее найти, мир заключить, а сам все больше про войну интересуешься.
— Хочешь мира, готовься к войне, — улыбнулся Куаутемок. — А вот это что? — Он указал рукой на рисунок рыцаря, омывающего члены из маленькой кадушки. Рыцарь был изображен не в чистом поле, а в стенах родного замка.
— Сеньор рыцарь моется.
— Моется? — удивился мешикский владыка.
— Да. А что тут такого? — пожал плечами старик.
— А всякие бани, мыльни?
— Нет, зачем? К тому же вода отбирает силы. Даже панцирь и одежду мы стараемся не мыть без особой надобности, не говоря уж о теле.
— Так вот, значит, что. — Куаутемок задумчиво потер подбородок.
Его народ почти от всех болезней лечился в темаскале[21]. В столице и крупных городах бани строятся раздельно, одни для мужчин, другие для женщин. В небольших поселениях обычно все моются вместе, часто одной и той же водой. А что, если зараза передается именно через нее?
Морщины на лбу Куаутемока разгладились. Он кликнул одного из многочисленных племянников, исполняющих при нем обязанности секретаря, и повелел записывать.
— Я, верховный правитель государства Мешико, повелеваю прекратить всякое мытье в купальнях…
Мирослав распахнул дверь в спальню доньи Марины и отскочил, чтобы ненароком не получить ножом в живот или вазой по голове от неведомого убийцы. Постоял в проеме, оглядывая пустое окно, разворошенную постель, распахнутые дверцы шкафчика, из которого безжизненно свисали белые рукава и оборки. Втянул ноздрями воздух. От густого запаха корицы, шибавшего в нос в коридоре, остался только слабый шлейф, разгоняемый по углам ночным ветерком. Ушел?!
Воин захлопнул за собой дверь, заложил на бронзовый крюк брусок засова и крадучись приблизился к окну. Повадка убийцы не оставляла сомнений. Он может затаиться и снаружи, на каком-нибудь малозаметном выступе. Принюхался. Выглянул. Под окном на расстоянии полутора саженей тянулась в обе стороны городская стена. Справа ее изгиб терялся в наступивших сумерках, слева она упиралась в каменную будку, где располагался ворот с бронзовыми ручками и длинным канатом, прикрепленным к створкам городских ворот. Четверо стражников всегда дежурили около него. И сейчас все четверо были на месте. Сидя на корточках, привалившись спиной к теплому камню, они что-то неторопливо обсуждали, посасывая короткие каменные трубочки, набитые засушенным листом табака, местного растения. Когда они вдыхали дым, листья вспыхивали ярче, и татуированные, покрытые шрамами лица озарял багровый демонический свет. Мирослав вздохнул. Если он спрыгнет из окна, стражники могут его заметить и броситься ловить, а если поймают, объясняться с ними придется долго. Талашкаланцы разгильдяи редкие, но в трусости их заподозрить нельзя.
А это что такое? Ему показалось? Э нет, не показалось. По башенке, прямо над головами у беспечных привратников, по-паучьи раскинув руки и ноги, пробежал человек. На краю опустился на живот, перевернулся ногами за край и спрыгнул на пол. Ни один из караульных не вздрогнул и не повернул головы. Недотепы. Но убийца-то каков, а? Правда, глупо позволил светить звездам себе в спину. Тем хуже для него.
