Владимир Свержин - Крона огня
– Жрец, ну, или шаман, сказал, что так дорога во франкские земли намного короче.
– Ага, по окружной домчишь без пробок! Тебе в школе не объясняли, что религия – опиум для народа? Вот опиум тебе обстановочку-то и навеял. По-любому с тропы не сходи, что бы там ни отчебучивалось.
Это было весьма своевременное предупреждение, ибо в следующий миг из бурного водоворота у края тропки показалась макушка и довольная физиономия великана.
– Рыба, – довольно объявил Фрейднур, держа за хвост увесистого обитателя морских глубин. – Хорошая рыба. – Он выбрался на тропу, поднес улов к пламени, не спеша стал поворачивать с боку на бок. – Жареная рыба.
Карел глядел на побратима, вернувшегося из бездны Мирового океана, на то, как ненасытное пламя облизывает пальцы великана, и не верил своим глазам. Однако на самого гиганта, похоже, столь радикальное воздействие, как прямой огонь меж пальцев, не производило никакого впечатления. Дождавшись, когда многокилограммовая рыбина достигнет кондиции, Фрейднур с чавканьем впился в чешуйчатый бок, не испытывая ни малейших проблем с разделкой добычи.
– Это я называю «и в огонь, и в воду». Действительно удачная модель: умнее и универсальнее хаммари, добавим сюда вечный голод – получим хорошего претендента на роль местного пахана, – прокомментировал Лис.
Между тем претендент на роль пахана с довольным урчанием облизнулся и продолжил объедать рыбину.
– Хорошо порыбачил! – с видом знатока объявил Лис. – Этак с полцентнера будет, не меньше. Карел, ты там место отметь, где такие тунцы водятся. Как-нибудь по свободе выберемся посидеть с удочками в тишине, на зорьке…
– Все шутите, – с укором предположил сэр Жант.
– Шучу, но не все. Вот смотри, – призвал молодого коллегу Сергей. Именно в этот миг Фрейднур выдернул из рыбины хребет и бросил его на тропу. – На кости смотри. Ты видишь, что это не тунец?
– А что?
– Хрен его знает, ни рыба, ни мясо. Здесь вместо обычного сочленения позвонков одна гибкая длинная пластина, к ней присоединяются ребра.
Он еще хотел что-то сказать, но вдруг из пучины вынырнула длинная, напоминающая хобот, шея с треугольной пастью, таящей несколько рядов острейших зубов. Не спросясь удачливого рыболова, чудище хапнуло улов из рук великана и, загребая широченными ластами, потянуло на себя.
– Не дам! – взревел Фрейднур и что есть мочи ударил кулаком по зубастой голове. Неведомая тварь отпустила тунца-мутанта, отпрянула было назад, даже скрылась в воде, но затем вновь атаковала, на этот раз запястье великана. Послышался жуткий скрежет, как будто гвоздями пытались перекусить мраморную колонну. – Ах, ты так! – возмутился Фрейднур. – Ну я тебя! – Атакованной рукой он умудрился захватить хищную тварь за горло, второй же стал шарить там, где обычно висел меч. Однако личного оружия на месте не оказалось.
Гигант потянул чудо морское на себя, но не тут-то было – ящер растопырил ласты, встал посреди хлещущих волн как вкопанный. Вне себя от ярости, десятый сын Зигмунда начал шарить вокруг, ища что-нибудь пригодное для атаки. Карел на всякий случай попятился, чтобы не стать искомым подручным средством, но оно и не понадобилось.
Как раз в это самое время из пламени на узкую тропку высунулось нечто, отдаленно напоминающее руку. Вернее, две соединенные руки с дюжиной когтистых пальцев и ладонями, обращенными друг к другу. Хватательный агрегат вцепился в валявшийся без дела «рыбий скелет», и тут в это самое «нечто» вцепилась лапища великана. Тот радостно вскрикнул: – Ага! – и потянул на себя. Из пламени с визгом появилось что-то вроде крупного многозубого колобка на коротких ножках с длиннющими двенадцатипалыми лапами.
– Зверушка! – Фрейднур что есть силы принялся лупить зубастым колобком по упирающемуся морскому страшилищу. – Бей их, зверушка!
Извлеченная из огня тварь стихла, то ли получив сотрясение того места, где у некоторых находится мозг, то ли осознав важность задания. Как бы то ни было, импровизированный кистень делал свое дело. Избитая морская тварь отпустила руку и, недовольная, скрылась в пучине.
– Иди, зверушка. – Удовлетворенный достигнутым, Фрейднур запустил хаммари в стену огня. Лучше не бросил бы трехочковый мяч заправский баскетболист. Хаммари вновь завизжал, колотя лапами в воздухе, будто пловец в океане.
В этот миг широкая тень накрыла тропу.
– Дракон! – Карел отпрянул, едва не сорвавшись в огненное море.
На Фрейднура огромная тварь, похоже, не произвела большого впечатления. Он поглядел на нее с будничным интересом, как на перекрестке глядят на едущий автомобиль.
– Зверушку схватил, – констатировал он, – и унес куда-то.
– Да, – голос Лиса в голове Карела звучал с нескрываемым почтением, – забавно у вас там. Место можешь не запоминать, рыбалка отменяется.
– Ага, – все еще не придя в нормальное состояние, согласился сэр Жант.
– А скажите мне, почтеннейший коллега, – переходя на обычный глумливый тон, поинтересовался Рейнар, – вам ничего тут не показалось странным?
– Показалось.
– Что?
– Все.
– Слишком всеобъемлющий ответ. Давай перейдем к частностям. Ты видел, как этот зубастый футбольный мяч улетал?
– Конечно!
– А заметил, что он так и не выпустил рыбий хребет? Ни когда им колотили по голове плезиозавра, или уж как то подводное страхоидолище называется, ни когда Фрейднур его попытался запустить на орбиту, ни когда дракон тащил его с собой?
– Я не обратил внимания.
– А зря. Такие мелочи могут иметь какой-то смысл.
– А может, у хаммари того, хватательный рефлекс? – не сдавался принц Нурсии. – Вон сколько пальцев на лапе. Если во что вцепится, трактором не оторвешь.
– Может, и так, – согласился Лис. – А может, и по-другому. Не исключено, что этот костяк имеет для хаммари какую-то особую цену. Запишем пока в непонятное, но уточнить следует.
– О, – не вдаваясь в дальнейшие рассуждения, проговорил Карел. – Дракон возвращается.
Благородная дама Ойген потупила взор, почтительно глядя на подопечного. Двенадцатилетний отрок Дагоберт и впрямь мало напоминал обычных мальчишек, вовсю рубившихся на игровых приставках и украдкой заглядывавших в мужские журналы в поисках нескромных красоток. Этот ничем не походил на знакомых ей городских подростков.
По просьбе Гизеллы ей предстояло развеять послеобеденную скуку государя, пока бароны, хлебнув и вкусив лишнего, приходят в себя. Разумеется, Женя отлично понимала, что кроется за этими маленькими хитростями, но сейчас поручение было ей на руку: предстояло выведать секрет диковинных мечей – настоящее «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
Молчаливый отрок не производил впечатления специалиста в области металлургии или оружиеведенья, и все же однозначно сбрасывать его со счетов не стоило. Про себя Женя наметила «маршрут» движения мысли по древу, препятствующий ее вольному растеканию: воспеть горнодобывающую и металлургическую промышленность Урала, ну, в смысле, Рифейских гор, затем похвалиться златоустовскими клинками и от них навести кесаря на разговор о природе странного металла абарских мечей. Она уже начала рассказывать Дагоберту о землях, где могучие крылатые грифоны охраняют в горных недрах неисчислимые сокровища, когда пристально глядевший на нее кесарь внезапно спросил:
– Вы же не влюблены в меня, Ойген?
У Женечки в первый момент аж дыхание перехватило, но лукавить она не собиралась.
– Я этого никогда и не говорила, государь.
– Зачем же согласились на уловку моей доброй матушки?
– Она лишь просила развеять вашу скуку ученой беседой, в этом нет ничего дурного.
– Нет, – согласился кесарь франков. – В этом – нет. Однако вы прекрасно осознаете, чего она желает на самом деле. – Они шли по саду, разбитому позади дворца, и катящееся к закату солнце озаряло листву прощальным блеклым светом. – Вам не нужен трон, я вижу это. Вы не хотите власти, хоть с короной, хоть и без короны, и все же согласились. Зачем?
Женя выдохнула, собираясь с мыслями. В этот миг на канале связи появился Бастиан.
– Мои приветствия благородной даме! Ты не подскажешь, как извлечь из памяти то, что клиент наверняка видел, однако не помнит, что видел?
Глава 8
Когда бы все знали все обо всех – всех не было бы вовсе.
Третий постулат лорда УолсингамаКолокольный звон висел над Парижем, разливаясь по улицам и переулкам, настоятельно призывая мирян оставить на время суетные мысли о хлебе насущном и возблагодарить Господа за все, что дал он днесь. Гвидо Бассотури любил этот густой величественный звук, считал его воистину божественным, соединяющим горние выси и погрязшую в суете земную твердь. Привычно, как это делал всегда, перебирая коралловые четки, кардинал-примас франкских земель стоял у открытого настежь окна, глядел на купола собора и полагал, что мир близок к совершенству. Остается лишь разобраться с некоторыми досадными мелочами, и воля святейшего папы возобладает над всеми потомками всеобщего пращура Адама и непутевой супруги его.
