Михаил Восленский - Номенклатура
Верно, «программу-максимум» Ленину осуществить не удалось: «гегемония» ленинцев в буржуазно-демократической революции не состоялась. Но с тем большей настойчивостью бросился Ленин во главе своей организации реализовывать «программу-минимум».
Именно в тревожные недели марта 1917 года сначала метавшийся, как лев в клетке, в Цюрихе, а затем ехавший в пресловутом «пломбированном вагоне» в Россию Ленини придумал идею «перерастания» – теоретическую оболочку плана свержения организацией профессиональных революционеров уже не самодержавного, а революционного правительства России. Снова отдадим должное политическому гению Ленина: почти экспромт, «теория перерастания», при всей ее направленности против исторического материализма, была облечена в марксистские формулировки и постной абстракцией умело отвлекала внимание от сугубо практической ее цели. Тщательно продумавший формулировки, Ленин 3 апреля 1917 года на Финляндском вокзале, взобравшись на исторический броневик, уверенно выкрикнул лозунг социалистической революции. Меньше чем через 8 месяцев, как ее принято официально именовать (название дал Сталин в 1934 году), Великая Октябрьская социалистическая революция состоялась.
Вот о ней Ленин узнал уже не из цюрихских газет. Он сам определил время ее начала. «Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство»; «…решать дело сегодня непременно вечером или ночью»,- распорядился он в письме членам ЦК партии большевиков вечером 24 октября (6 ноября) 1917 года [50].
В противоположность революциям 1905-го и Февральской 1917 года октябрьский переворот действительно от начала и до конца организовали и обеспечили ленинские профессиональные революционеры. В этом вопросе сомнений нет.
Сомнение вызывает другой вопрос.
8. ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ?
В Смольном дворце в Ленинграде, где находятся теперь Ленинградский обком и горком КПСС, посетителя ведут по высоким коридорам в большой зал с белыми колоннами и просторной сценой. В ряде кинофильмов и на бесчисленных казенных полотнах запечатлена историческая минута этого зала. Ленин, со знакомой бородкой и усиками, выкинув руку вперед в так называемом «ленинском жесте», начинает свою речь перед II Всероссийским съездом Советов историческими словами: «Товарищи, рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась»[51]. За Лениным на сцене в застывшем порыве – его соратники, состав которых меняется от картины к картине в зависимости от их судьбы к моменту ее изготовления.
В действительности 7 ноября 1917 года сцены в зале не было, Ленин был бритым и исторические слова произнес не там, а в Петроградском Совете, в 14 часов 35 минут, когда революция еще не совершилась. А главное: была ли эта революция рабочей и крестьянской?
Странным образом вопрос этот не решен до сих пор. 55 лет спустя, в 1972 году, в Институте истории СССР, а затем и в отделении исторических наук Академии наук СССР все еще проводились обсуждения этой проблемы[52].
В самом деле, революция должна была быть пролетарской – следовательно, рабочей, и именно о ее необходимости все время говорили большевики. С другой стороны, со времен Сталина прочно вошло в обиход положение, что в Октябрьской революции рабочий класс выступал в союзе с беднейшим крестьянством. Но Ленин подчеркивал: «В октябре 1917 г. мы брали власть вместе с крестьянством в целом»[53]. «Когда мы брали власть, мы опирались на все крестьянство целиком»[54]. А по горячим следам событий через две недели после Октябрьской революции он писал: «Крестьянству России предстоит теперь взять судьбы страны в свои руки»[55]. Это как-то плохо вяжется с представлением о пролетарской революции, установившей диктатуру пролетариата.
Видимо, нельзя игнорировать ленинскую оценку октябрьского переворота как «рабочей и крестьянской» революции. Такому характеру революции соответствовал, казалось бы, и состав сформированного Лениным правительства: в него вошли не только большевики, но к ним вскоре присоединились и левые эсеры, а партия эсеров считается в советской литературе кулацкой. Тогда выходит, что в результате Октябрьской революции была создана «революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» – плод теоретических изысканий Ленина в 1905 году.
Но такая диктатура возникает, по тем же изысканиям, в итоге доведенной до конца буржуазно-демократической революции. Однако буржуазно-демократической была Февральская революция, а потом, опять-таки в соответствии с теорией Левина, она переросла в пролетарскую революцию – в Октябрьскую. Следовательно Октябрьская революция – пролетарская, то есть рабочая?
Мы оказались снова у исходного пункта и можно начинать рассуждение сначала. Русская народная мудрость называет рассуждения подобного рода сказкой про белого бычка.
Почему же такой сказкой оказался важнейший вопрос о классовом характере Великой Октябрьской социалистической революции? Если она вполне реально произошла, а действовавшие в ней классы налицо – что мешает внести полную ясность в этот вопрос?
Ленинский критерий революции сформулирован четко: «Переход государственной власти из рук одного в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго-научном, так и в практически-политическом значении этого понятия»[56]. И далее: «Несомненно, самым главным вопросом всякой революции является вопрос о государственной власти. В руках какого класса власть, это решает все» [57].
Подойдем к вопросу с этой позиции.
То, что штурмовали Зимний в. Петрограде и Кремль в Москве рабочие и крестьяне в солдатских шинелях и матросских бушлатах,- факт. Как и рассчитывал Ленин, они явились ударной силой для свержения небольшевистского правительства. В этом смысле революция была рабочей и крестьянской.
А кто пришел к власти? рабочие? или крестьяне?
Вот они расположились вокруг стола и смотрят на нас со старой фотографии: первый Совет Народных Комиссаров. Есть среди них дворяне: Луначарский да и сам Ленин; есть выходцы из буржуазии, из разночинной интеллигенции. Рабочих и крестьян нет, за исключением Шляпникова, давно уже ставшего профессиональным революционером. И всех большевистских наркомов объединяет, независимо от их происхождения или общественного положения, то, что они – руководящие члены ленинской организации профессиональных революционеров. К власти в государстве пришла эта организация.
Какой класс она представляет? Давайте рассуждать. Допустим даже, что организация профессиональных революционеров, независимо от ее собственного социального состава, вопреки историческому материализму является представительницей и даже авангардом класса, совершившего революцию. А революция – рабочая. Или рабочая и крестьянская? И опять начинается сказка про белого бычка.
Но теперь мы нашли точку, где начинает вертеться карусель этой сказки. Ясно, какие классы шли в бой революции. Не ясно, какой класс уселся в результате у власти.
9. ДИКТАТУРА, КОТОРОЙНЕ БЫЛО
Диктатура пролетариата – одна из важнейших идей марксизма. Маркс рассматривал идею диктатуры пролетариата как свою особую теоретическую заслугу.
Всю свою жизнь Маркс продолжал придавать этой идее первостепенное значение. В 1875 году в «Критике Готской программы» он записал известное положение:
«Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата» [58].
Маркс и Энгельс считали, что Франция 1871 года уже явила миру образчик такой диктатуры. 20 лет спустя Энгельс написал во введении к работе Маркса «Гражданская война во Франции» столь часто цитируемые строки: «…Хотите ли знать,…как эта диктатура выглядит? Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата» [59].
Нет нужды напоминать, что в сочинениях Ленина говорится чуть ли не на каждой странице о пролетарской диктатуре. Недаром Сталин, формулируя определение ленинизма, охарактеризовал его как «теорию и тактику пролетарской революции вообще, теорию и тактику диктатуры пролетариата в особенности»[60].
Между тем в наши дни компартии ряда западных стран одна за другой отказались от идеи диктатуры пролетариата – и почему-то не раздалось поражающее отступников грозное проклятие из Москвы. И обескураженный наблюдатель не может понять: как же эти марксисты и даже ленинцы с такой непринужденной легкостью отказываются от того, что Маркс и Ленин считали главным? Как же эти коммунисты намерены строить коммунизм без необходимого переходного периода, который – ведь сказано! – может быть только диктатурой пролетариата? И почему невинно смотрит в сторону ЦК КПСС, который за гораздо меньшие ревизионистские прегрешения покарал вооруженной рукой чехословацких реформаторов?
