Дмитрий Манасыпов - За нами – Россия!
Полчаса назад
Темно в некоторых местах так, что хоть глаз выколи. Здесь же практически нет фонарей, а те, что есть, не могут освещать все уголки. Это хорошо, хотя бы отчасти. Возможно, сразу не увидят его издали, не откроют огонь.
Холодно. И вот это уже плохо, очень плохо. От ледяного воздуха мысли сбивались, заметно хуже работало тело. Хотя… тем, кто шел за ним, тоже ведь сейчас несладко.
И ветер: злой, резкий, рвущий. Проникал в слишком широкие рукава пальто, остро бил через реденький шарф, намотанный на шею. Лезвием только что выправленной опасной бритвы проводил по заледеневшей коже ладоней. Перчатки… перчатки остались где-то там, позади, брошенные в спешке. Некогда, нельзя было задерживаться, чтобы подобрать их. Совсем нельзя. По пятам, по следам уже достаточно давно торопливо шли. Торопливо, быстро и неумолимо шли. Рядом, совсем уже недалеко почти бежали серые тени на двух ногах, которые так хотели загнать его в паутину дворов и проулков. А там взять в кольцо, скрутить, стреножить. И еще рядом с ними шли другие, те, которые на четырех лапах, и при хорошем свете черно-рыжие, низкие, длинные. С чутким нюхом, который помогает им практически всегда и практически везде.
Город Святого Петра, чьи лабиринты пока давали возможность уходить от погони, спал. Своим обычным, для последних лет, неспокойным сном, прерываемым постоянными свистками и лаем. Как было всегда с того времени, когда на эти улицы, помнившие многое и многих, гордой надменной поступью вошли, чеканя шаг подкованными сталью каблуками, потомки гордых тевтонов. «Ordnung ist ordnung», «Arbeiten mach frei» и «Jedem das seine»[8]…
Порядок? Порядок был, поддерживаемый жесточайшим контролем над горожанами, оставшимися в живых после прекращения блокады. Из-за постоянных патрулей, регулярно проходивших по улицам, сейчас не удавалось оторваться. За ним шли по пятам, отставая всего лишь на чуть-чуть.
Делала ли работа на них кого-то свободным? В этом он сомневался. Если не считать свободой полное освобождение от собственной телесной оболочки в лагерях, на заводах, в аграрных хозяйствах. От голода, болезней, истязаний… Новые хозяева старательно уничтожали всех, кто хотя бы пытался мыслить, бороться, не сдаваться. Старались превратить тех, кто остался на «этой» стороне фронта, в слабый и послушный скот. Свободы в этом мало кто видел, не считая полицаев, предателей и тех, кому всегда было без разницы происходящее вокруг. Таких, у кого «наша хата с краю», тоже хватало.
А вот с тем, что «каждому свое» – был согласен на всю катушку. И свое делал так, как никто другой «до», возможно, что и «после» или вместо него. Потому сейчас и скользил вдоль старых стен, стараясь оторваться, уйти, выбраться…
Невысокий мужчина, одетый в когда-то очень хорошее драповое пальто, торопливо шел, практически бежал через темные провалы дворов, уходя от них, ограниченных старыми, царской постройки домами. Домами на Невском, давно переименованном в Гроссе-Фридрих-штрассе. Преследователи, он знал это, уже очень и очень близко. Сомнений и надежд по поводу того, что произойдет, когда они его догонят, не было. Слишком многое узнал, слишком многое увидел. И слишком многое умел делать сам, чтобы обольщаться насчет хотя бы концентрационного лагеря. «Шталаг» ему не светил ни при каком раскладе. Был ли мужчина расстроен? Смешной вопрос, конечно, был. Тем, что не смог выбраться сам, дав возможность уйти другим. Жизнь, при всей ее паршивости, штука очень интересная и замечательная. И он совсем бы даже не отказался пожить еще немного, пусть и так, как последние лет семь или восемь. Но преследователи шли по пятам.
Брякнуло металлическим где-то позади. Чуть позже слух мгновенно напрягся. Сзади послышался тот самый, давно ожидаемый, звук: хриплый, злобный, захлебывающийся яростью лай. О да, в этом он абсолютно не ошибся: псы. Навскидку, принюхавшись, он мог даже сказать, что их было пятеро, крепких, не очень высоких, вытянутых овчарок. Уж что-что, а в этом мужчина не мог ничего напутать. Но собак бояться не было смысла, добраться четвероногие не смогут, лишь выведут на него. Бояться следовало других, тех, что шли на приличном удалении от людей в зимней серой форме, торопившихся, еле державших в руках натянутые поводки своих подопечных. И правильно, ведь окажись они рядом с псами, те не смогли бы ничего, кроме как испуганно выть, прижимаясь к своим хозяевам. Они его-то след еле-еле тянут впятером, понимая, что может ждать в конце. Умницы песики, верно все понимали.
Когда те, кто шел за собаководами, наконец-то рванули за ним, мужчина еще пытался выбраться, вихрем несясь по единственной дороге, ведущей на разрушенные рабочие окраины. Слышал, как позади тоскливо и обреченно взвыли глотки псов, рвущихся в сторону от молнией проносящихся мимо странных фигур. Бежал, уже понимая, что не успеет, что выход лишь один, но все равно бежал, стараясь, выкладываясь, выжимая последнее из себя. И лишь когда сзади, совсем близко, один из догонявших коротко рявкнул глубоким рыкающим звуком, мужчина остановился. Почувствовал, как сердце заколотилось быстрее, как потянуло болью изнутри, как всегда, уже привычно. Когда первый из несшихся к нему смазанной тенью рванулся вперед обманным финтом, мужчина начал собственный смертельный танец. Он атаковал сам, всем мощным и непобедимым телом. На миг торжествующе завыл, ощутив горячую струю, плеснувшую в вытянувшееся вперед и поросшее короткой шерстью лицо. Темнота пришла к нему позже, вместе с болью. Но прежде… прежде были странные и прекрасные, завораживающие красотой…
…звезды кружились над ним, сливаясь в широкие серебристые полосы во время причудливого танца. Странное существо, недавно бывшее немолодым мужчиной, лежало на спине, с хрипом прогоняя воздух через пробитые ребрами легкие. Было легко и свободно, странно легко и свободно. Он выиграл последний бой, не сдался, дошел до конца. И враги, которые ненавидели его, не трогали, сейчас приходя в себя. Он победил.
Глава 4
«Идеальный боец спецподразделений склонен к риску (но не к авантюризму), в своих неудачах винит обычно себя, а не «обстоятельства» или других людей».
(«Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49», изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)Тягач подтянул последнюю из восьми гаубиц второй, задействованной на этом участке прифронтовой полосы, батареи. Тяжелая машина старательно ворчала двигателем, лязгала гусеницами, разбрасывая густой снег, мешая его с прошлогодней хвоей и перепрелыми грязно-коричневыми листьями. Гусеницы залязгали, выворачивая наверх еще большую кучу из-под себя. С утра потеплело, и под многотонной махиной образовалась каша, мешающая нормальному движению.
Водитель тягача высунулся из окна, старательно контролируя угол разворота. Открыл рот, что-то крича, но за ревом двигателя ничего слышно не было. Хотя, что мог сейчас орать совсем еще молодой ефрейтор, кроме как не материться? Один из номеров расчета орудия, невысокий, в возрасте рядовой хмыкнул, вполне его понимая. В такой каше какому водиле приятно ковыряться? Тянуть орудия пришлось издалека, пробиваясь через нехоженый лес. Что было делать, если такой приказ? Вот именно, ничего. Солдатское дело простое – выполняй и не обсуждай. Начнешь раздумывать, так это уже либерализм и свободомыслие. А в армии эти, несомненно, исключительно гражданские ценности, ведут лишь к анархии и беспорядку. Такое в войсках и в мирное время непозволительно, что же говорить про военное? Рядовой усмехнулся собственным мыслям, кажущимся такими неуместными. Все плоды неоконченного образования, никуда не деться от них.
Война, длившаяся уже так давно, не смогла разбить народ страны на несколько лагерей, как это случилось после революции. Наоборот, объединила. И приказы, отдаваемые правительством, беспрекословно выполняли все, кто жил далеко за линией фронта. Тем более что здесь, на передовой, никто из тысяч людей в форме и думать не хотел о чем-то другом. Цель всех и каждого была одна: победа над врагом. Тем самым врагом, что в июне сорок первого решил, что сможет победить страну. Ту самую, что уже не раз давала пинка под зад всем, кто считал себя сильнее. А то, что пришлось отступать? Не страшно, сейчас уже не так страшно. Дальше Урала не отошли, встали стальной стеной, сплотившись все вместе, уперлись и не пустили полчища с косым крестом дальше. И не рассуждали, как это было за океаном, где сытых и наглых горлопанов из САСШ[9] сейчас душили те, кого они еще так недавно не считали даже за людей. Меньше нужно было языком трепать и всякую там дерьмократию строить, когда к тебе в дом лезет оголтелая свора совсем недавних добряков. Которые вот именно сейчас решили, что хватит просить, а надо взять. Вот тебе и голосование в военное время. Глядишь, переизбрали бы Рузвельта, так и не было бы ничего такого.
