А. Живой - Сицилийское королевство
«Дал же бог фамилию, – удивился Забубенный, шагая рядом с воеводой черниговцев в сторону привязанных лошадей. Но тут его осенило, – интересно, это что же получается. Я командир артиллеристов и второе лицо в отряде? Вот это поворот».
Хотя Забубенный совсем не жаждал делать карьеру военного, но минут пять он гордился своим назначением, стараясь не думать об ответственности, которая лежала на монгольских командирах.
Погруженные каждый в свои думы воевода и механик сели на коней и поскакали в расположении черниговских ратников сквозь казавшийся бесконечным в ночи лагерь монголов. Прибыв на место, они обнаружили, что Миклуха с Егоршей времени даром не теряли. За несколько часов отсутствия чародея-механика и воеводы в западной части монгольского лагеря вырос целый русский город из шалашей, палаток и походных шатров разного калибра. Повсюду горели костры, кипело в огромных котлах вкуснейшее варево, вызывавшее свербеж в носах и желудках проголодавшихся воинов. Жарились на вертелах жирные туши диких кабанов, заготовленных по дороге специальной командой охотников, состоявших при черниговском воинстве. Впрочем, Миклуха с Егоршей не стали дожидаться возвращения начальства, – походный ужин был уже в самом разгаре. Но, едва заприметив воеводу, Миклуха тотчас вырос, словно из-под земли, отделившись от компании у одного из костров. Резво подскочил к Дрону Давыдовичу и доложил по всей форме.
– Лагерь готов, воевода. Машины метательные в обозе у монголов стоят. Всех ратников разместили на ночлег, – отрапортовал Миклуха, – народ насыщается опосля похода. Устал немного.
– Пущай насыщается, – одобрил Дрон Давыдович, – и отдыхает пущай. Заслужил.
– И ты, Дрон Давыдович, отдохни, – посоветовал заботливый Миклуха. Повернулся, указав на большой шатер, отстоявший от места разговора на сотню шагов, – шатер твой походный готов. Трапеза для тебя там накрыта.
Но воевода решил побыть с народом.
– Ты мне сюда чего-нибудь принеси, – сказал Дрон Давыдович, слезая с коня, – у костра посидеть хочу. На звезды посмотреть. Да Егоршу кликни, разговор есть.
– А чего его кликать, – удивился Миклуха и указал на соседний костер, трещавший в дюжине шагов, – вон он сидит. Медвежатину жрет, лентяй. Эй, Егорша, подь сюда, воевода кличет!
Здоровенный Егорша, только что впившийся зубами в огромный кусок запеченной на костре медвежатины, недовольно оторвался от своего ужина. Отложив кусок мяса в сторонку, он встал и, сделав несколько шагов от костра в сторону воеводы, пропал в темноте.
– Здесь я, воевода, – раздался голос Егорши совсем рядом с Забубенным, – чего звал, Дрон Давыдович.
Воевода черниговцев отвел Егоршу подальше от костра и негромко проговорил, указав на Григория, сидевшего в седле своего Мэджика и предававшегося грустным размышлениям о предстоящем походе за женой немецкого императора.
– Завтра на рассвете возьмете одно орудие из обоза и вместе с Григорием отправитесь на секретное дело. По тихому. Людей возьми десятка четыре. Посмекалистей, да покуражней, из тех, что с тобой крепости берут. Дальше в степи вас монголы повстречают и проводят до места.
– Далеко ль пойдем? – уточнил Егорша деловито.
– К венграм в тыл. Замок один в горах прошерстить надо. Дня на два, может, на три сходите. Это если гладко все пройдет. А там, как повернется.
Егорша кивнул, осмысливая информацию.
– Да, вот еще что, – добавил воевода, – старшим в этом деле сотник Каюк будет. А его помощником Григорий, так Субурхан приказал. Так что, ты его слушай и помогай. Да присматривай. Он чародей известный, но больно задумчивый.
Егорша бросил взгляд на задумчивого чародея, который предавался медитации, сидя на лошади, не обращая внимания на то, о чем беседуют вполголоса собеседники, и сказал:
– Сделаем, Дрон Давыдович.
– Ну, добро, – подытожил черниговский воевода и присел к ближнему костру, куда ему, по приказу распорядительного Миклухи, уже поднесли медовухи и мяса.
Егорша решил не откладывать совещание с новым полевым командиром Забубенным на завтра и, шагнув поближе к лошади чародея, поинтересовался:
– Чего делать-то надо, Григорий?
– Прикажи одну машину приготовить к походу. Из тех, которыми замок жупана обработали. Да отдыхай пока, – отдал первое приказание Григорий, начинавший входить в роль монгольского командира. – Утром прискачет нукер с донесением, я за тобой отправлю. Будь готов на рассвете выступать.
Егорша кивнул с пониманием.
– Ясное дело. Пойду, заряжу ребятушек, да медовухи выпью на дорожку. Видать куражное дело будет.
– Не то слово, – подтвердил Забубенный, – будет, где твоим молодцам разгуляться. Не сомневайся.
– Оно и хорошо, – сказал Егорша, направляясь к костру, – а то я скучать не люблю.
И уже оттуда до механика донеслись громкие выкрики командира спецназовцев.
– Петруха, а ну тащи мне медовухи, расслабиться надо! Дело грядет куражное.
Забубенный немного озадачился началом подготовки спецназа к секретному походу, как бы не перепились все, да не проспали. Но потом решил, что монголы проспать не дадут. А черниговские спецназовцы тоже ребята тертые, сколько за ночь не выпьют, утром все одно будут как стеклышко. Ну, во всяком случае, Григорию очень хотелось в это верить.
Проводив взглядом Егоршу, которому он перепоручил подготовку осадного орудия к походу, великий механик тоже решил немного расслабиться и повернул коня в сторону своей командирской юрты.
У входа его поджидали бродники в количестве дюжины человек и их начальник.
– Будут ли у Кара-Чулмуса какие-нибудь приказания? – поинтересовался верный Плоскиня, принимая поводья Мэджика согнувшись в приветственном поклоне.
– Есть я не хочу. Буду спать. Проследи, чтоб не беспокоили. А будить только на рассвете, когда прискачет нукер от Субурхана, – сказал Забубенный, и добавил, как бы невзначай, – Кстати, готовьтесь в поход, завтра утром выступаем. Со мной поедете.
– Будет сделано, – подтвердил Плоскиня.
Григорий шагнул в юрту, откинув полог. Внутри царил мягкий полумрак, едва разгоняемый тусклыми свечами. Отцепив меч, механик бросил его на пушистый ковер. Затем, снял с себя рубашку и начал стаскивать сапоги. В этот момент от стены отделилась знакомая тень. Присев на корточки, Тайчин стала помогать Григорию, стягивать запылившуюся обувку.
– Да ладно, – мягко оттолкнул ее Забубенный, еще не непривычный к этим барским обычаям, – сам справлюсь. Я же не ханского рода. Пролетарий, можно сказать. Все больше при моторах. А там, милая моя, без собственных рук никак не обойтись.
Отойдя на несколько шагов назад, озадаченная Тайчин с надеждой поинтересовалась.
– Хозяин хочет выпить ароматного чая?
Забубенный присмотрелся к хрупкой фигурке. В своем красном халатике китаянка выглядела очень соблазнительно. Особенно для измученного походом одинокого механика, давно не видевшего красивых женщин.
– Хозяин хочет немного отдохнуть, – проговорил Забубенный, рассеянно посмотрев сначала на разбросанные по ковру подушки, а затем попытавшись взглядом проникнуть под красный халатик. Несмотря на долгий переход, спать ему сейчас почему-то совсем расхотелось.
Тайчин поняла его правильно. Легким движением она развязала пояс, и халатик сполз на ковер. Под ним, к удивлению механика, обнаружилась сложная система нательных рубашек. «Как все запущено», – поморщился Григорий, приготовившись очень долго доставать из них продмет вожделения.
И только ближе к рассвету, утолив свою страсть и расслабившись, механик, наконец, забылся сном в обнимку с китаянкой.
Глава восьмая. Спецоперация монгольской разведки
Утро пришло внезапно, словно атака монголов. К счастью, это был всего лишь один дружественный нукер с сообщением от Каюка. Верный Плоскиня, ненавязчиво поскребся о полог юрты, покашлял, стараясь привлечь внимание хозяина. Но Забубенный уже проснулся. Высвободил руку из-под невесомой головки дремавшей Тайчин, встал, и, накинув верхнюю одежду, вышел на свет божий.
Едва рассвело, лагерь еще спал, окутанный легким туманом из которого то и дело выплывали потусторонние фигуры часовых. У самой юрты нетерпеливо дожидался пробуждения Кара-Чулмуса почтовый нукер. Завидев, наконец, адресата, нукер приблизился, дернув лошадь за поводья, и бесстрашно протянул степному вампиру небольшой свиток не то кожи, не грубой бумаги. Едва Григорий дотронулся до него, – нукер с гиканьем ускакал, словно этот была повестка в армию или в суд, от которой механик уклонялся десять лет.
Посмотрев вслед улетучившемуся почтальону, Забубенный развернул свиток и, зевая, уставился на совершенно незнакомые письмена.
– Отлично, – констатировало второе лицо в отряде, уразумев, что знает только устный монгольский и никогда не видело письменного, – и что вся эта писанина означает?
