Александр Антонов - Звёзды против свастики. Часть 2
– Ладно, не сердись, – примирительным тоном сказал Михаил. – Так что ты там хотел сказать про Фому?
Глеб осуждающе качнул головой, но продолжать перепалку не стал, заговорил о наболевшем:
– Ты хоть и язва, Шеф, но одно подметил верно: актёрство. Было два исторических события: уход Войска Польского за рубеж, и возвращение его обратно. Оба события теперь история. Однако когда понадобилось занести это в скрижали, прислали режиссёра, который осуществил постановку, но при этом назвал содеянное хроникой.
– Я пока что тебя не понимаю, – поморщился Михаил. – Отличие от действительности ведь только в мелочах, или нет?
– В мелочах, – подтвердил Глеб. – Но не выйдет ли одна из этих мелочей на передний план, лет эдак через надцать?
– Поясни, – попросил Михаил, а Глеб опять промолчал, но теперь и в его взгляде появилась заинтересованность.
– Возьмём флаги, – Глеб оглядел друзей. – Не было там фашистского флага, поскольку территория на тот момент уже была освобождена нашими войсками. Скажете, мелочь?
– А что такого? – недоумённо пожал плечами Михаил. – Чисто символический жест, это ведь и козе понятно.
– Верно, – усмехнулся Глеб. – А поднятие польского флага над освобождённым Белостоком – ещё один символический жест?
– Который продиктован политическими соображениями, – добавил Николай.
Михаил с прищуром посмотрел на друзей:
– Я не понимаю, братцы: вас что-то не устраивает?
– Сейчас, Шеф, нас всё устраивает, – примирительно улыбнулся Николай. – Васич, позволь, я закончу твою мысль? Ты, Миша, очень вовремя вспомнил о козе, которой сейчас всё понятно. Но пройдёт, как сказал Васич, лет надцать, и козлята, воспитанные на такой, с позволения сказать, хронике, начнут скакать и мекать, что это их деды освободили родную землю, а русские, если и были, то так, сбоку припёка. А ещё хуже, если им начнут подблеивать старые козлы-маразматики. И как тебе такая мелочь?
Михаил покачал головой:
– Складно глаголешь, боярин. Тут треба покумекать…
– Это правильно, – одобрил Глеб. – Пока мы с Ершом воюем, каждый на своём фронте, ты, Шеф, кумекай о будущем, и друзей своих, тех, что у власти, к этому делу приспособь!
Александрович выслушал Жехорского, не перебивая. Когда тот закончил, после небольшой паузы произнёс:
– Наши друзья правы. Но так уж устроено человечество: голую правду любят одни эксгибиционисты. Все остальные стараются прикрыть её, кто во что горазд, и всяк по-своему. И случается это, как правило, сразу после того, как событие произошло, а потом прикрытие не раз подвергается переделкам, в зависимости от преобладающей на тот или иной момент конъюнктуры. И выход у нас один: хранить правду для потомков в приятных их глазу одеждах, а для остальных оставлять как можно меньше поводов над нашей правдой глумиться. Поляки ведь предлагали похоронить Галина на центральной площади спасённого им Белостока, но мы отказали, сославшись на волю семьи покойного. И могил наших воинов за рубежами Родины нет ни одной. А чтобы их и на нашей земле не прибавлялось в устрашающей прогрессии, мы остановили наступление на Восточном фронте, с удовольствием откликнувшись на просьбу тех же поляков, пожелавших самим продолжить освобождение родной земли.
* * *…– Товарищ капитан! Военно-медицинская комиссия признала вас ограниченно годным к воинской службе, поэтому об отправке вас в действующую армию не может идти и речи. Получите предписание о направлении для дальнейшего прохождения службы в Учебный центр ГКО, и можете быть свободны!
Петру ничего не оставалось, как, повернувшись через левое плечо, покинуть кабинет, не забыв напоследок послать его хозяина куда подальше, разумеется, мысленно. По коридору он шёл, погружённый в обиду, машинально отдавая честь встречным офицерам, пока не услышал:
– Капитан Ежов?
Пётр остановился и сфокусировал внимание на молоденьком лейтенанте, сосредоточенное выражение лица которого должно было, по-видимому, означать, что он персона ответственная.
– Так точно!
– Прошу вас следовать за мной!
Лейтенант повернулся и пошёл по коридору. Пётр, после некоторых раздумий, среди которых было и такое: а не послать ли служивого туда же, куда он недавно посылал кадровика, поплёлся следом. Кабинет, куда он вошёл следом за лейтенантом, своим видом не поражал, обычный такой кабинет. В глаза бросалось разве то, что за столом сидели разом два полковника: один – союзный, другой – польский.
Лейтенант тарабанил:
– Товарищ полковник, ваше приказание выполнено!
– Спасибо, лейтенант, свободны!
После того, как за лейтенантом закрылась дверь, взгляды обоих полковников сошлись на Петре. Пришлось понести ладонь к козырьку и представиться:
– Капитан Ежов.
– Полковник Сиротин, – в свою очередь, представился союзный полковник. – Полковник Печка, – представил он поляка. – Прошу, капитан, присаживайтесь.
И хотя последняя фраза прозвучала на немецком языке, Пётр без смущения подошёл к столу и уселся на предложенный стул. Пять минут общались с одним полковником на немецком, потом ещё пять с другим на польском. Затем союзный полковник с улыбкой произнёс:
– Всё в соответствии с анкетой: безупречный немецкий и удовлетворительный польский. Я так понимаю, пан полковник, капитан Ежов вам подходит?
Поляк кивнул.
– Замечательно! – обрадовался полковник. – Теперь осталось выяснить, подойдёт ли капитану Ежову ваше предложение.
Суть предложения сводилась к тому, что Петру предлагалась должность инструктора в только что сформированном мотострелковом полку Войска Польского вплоть до отправки полка на фронт. Поскольку польский полк дислоцировался ближе к передовой, чем Учебный центр ГКО, Пётр принял предложение.
Как примерная офицерская жена, Светлана ждала Петра возле кадрового управления.
– Ну, что, вместе возвращаемся в Питер? – с потаённой надеждой спросила она.
«Однако про Учебный центр ей известно», – подумал Пётр и обнял жену, прежде чем огорчить её сообщением:
– Нет, я убываю в Белоруссию!
– На фронт?! – испугалась Светлана.
– Если бы на фронт, то я бы так и сказал: на фронт, в крайнем случае – в Польшу. А так я еду в Белоруссию, инструктором к польским мотострелкам.
Светлана успела взять себя в руки. Спросила довольно буднично:
– Когда?
– Завтра. – Заметив, что глаза жены против её воли начинают набухать слезами, Пётр поспешил их (глаза) поцеловать, ощутил на губах привкус соли, как можно более жизнерадостно произнёс:
– Оставь печаль для расставания. Завтра ты вернёшься в Питер, а я отбуду к месту назначения. Зато сегодня я весь ваш! – при слове «ваш» положил руку на наполняющийся новой жизнью живот Светланы. – Ребята, а не махнуть ли нам в Сокольники?
19-Август-41
Разведёнка (Игра разведок) Любимая игрушка ФюрераОстров Белёк, что в числе прочих островов навеки застрял в Горле Белого моря, готовился к проводам короткого заполярного лета. Вернее, не столько сам остров – он к такому давно привык, – сколько его обитатели. И заключалась подготовка преимущественно в заготовке дров. Некогда вся макушка крохотного, в общем-то, островка покрывал сосновый лес. Пришли люди. Часть леса спилили, чтобы расчистить участок для строительства острога. Поскольку случилось это относительно недавно, наверное, правильнее назвать поселение лагерем, но острог звучит, согласитесь, как-то солиднее. Точно так посчитали и в ГУИНе Карело-Поморской Советской Федеративной Республики, в ведении которого находится ЛВП № 413 «Беличий острог». На канцелярском поименовании останавливаться не будем, но почему острог назвали беличьим? Если рыжие зверьки на острове когда и водились, то с приходом человека их быстро повывели. Думается, виной всему название острова, не всякой канцелярской душе известно, что за зверь такой – белёк.
Ну, да и бог с ним, назвали и назвали…
Попиленные деревья вместе с камнями, коими были завалены местные пляжи, пошли на строительство. Дальше лес стали экономить, но всё одно за время существования острога извели, считай, половину всего лесного массива, извели в дым, а если не столь художественно: сожгли в печах для сугрева неласковыми здешними зимами.
Трёхметровые стены острога, выполненные в виде неправильного пятиугольника, имели в углах по вышке и колючую проволоку поверх периметра – а как же без неё-то? Во внутреннем дворе построили комендантский дом, казарму для охраны, различные хозяйственные постройки и барак для заключённых. Правда, жили в нём осуждённые лишь зимой – так и теплее и экономнее, а летом их отселяли за ограду, в ими же построенные неказистые избушки. Почему так? Сейчас узнаете…
