Глеб Исаев - Истребитель
Понять его недоверие было несложно. Внести изменения, да еще настолько существенные, без нужных расчетов, без макета, без испытания в аэродинамической трубе, наконец, дело настолько немыслимое, что в случае отсутствия приказа, или на худой конец разрешения, всем причастным светило минимум двадцать лет лагерей. Без вариантов. А в самом пиковом случае могло выйти и лишение права переписки. Для знающего человека приговор куда более трагичный, чем просто отсидка.
Павел вытер испачканные руки ветошью: — Приказ будет. Это я вам обещаю. Так что работайте, товарищи. Все будет хорошо, — он произнес эти слова с максимальной уверенностью, за которой скрывалось легкое сомнение. И вовсе не в подтверждении. Шифровку майор, если обещал, пробьет. Тревожил результат.
"А ну, как все его сны и прочее — лишь плод фантазии? Тогда лучшим выходом для него станет катастрофа".
Однако минутная слабость на его поведении не отразилась. Он успокоил рабочих и отправился в КБ.
Нужно ли говорить, что в управлении, несмотря на позднее время, было полно народа. Причем, если до получения шифровки из Москвы руководители просто горели огнем праведного гнева, то после прочтения малопонятного, но совершенно категоричного текста в кабинете повисла напряженная тишина. Ситуация вышла из-под контроля. То, что сотворил молодой капитан, было сумасшествием. Но куда большим идиотизмом веяло от выплюнутых телеграфом строчек.
"Первый" подтвердил полномочия неизвестного молокососа. Причем ни сути этого мероприятия, ни деталей не сообщалось. А кроме того, строжайше предписывалось допустить этого "Мистера Икс" к работам по подготовке двигателя. Кто же он? Пилот-планерист? Или специалист по ЖРД? Но в узеньком мирке ракетчиков каждый человек известен. Вопросов возникло куда больше, чем ответов. Конструкторы в который раз пытали побывавшего в цехе разработчика. Седоватый ученый по памяти изобразил, как выглядит изуродованный самолет после самоуправства.
Специалисты недоуменно разглядывали набросок. Все единогласно решили, что это вредительство, требовали от заместителя главного конструктора отправить к ангару караульный взвод, взломать двери и арестовать шпиона и диверсанта, но, получив загадочное послание, присмотрелись к рисунку внимательнее. Профессиональное любопытство, не сдерживаемое необходимостью проявлять ненависть к врагу, заставило признать наличие конструктива. Кто-то принес логарифмическую линейку. Тут же попытались произвести расчеты…
Выводы оказались поразительными. Если рисунок более-менее верно отразил произведенные изменения, то выходило невероятное. Балансировка самолета не только не ухудшилась, а наоборот, позволяла увеличить топливную часть фюзеляжа почти на треть, хотя быть такого не могло ни при каком раскладе, если, конечно, неведомый специалист не волшебник.
Устав мучиться сомнениями, разработчики молча сидели в накуренном пространстве кабинета. Появление испачканного в масле летчика встретили напряженной тишиной.
Павел козырнул второму человеку в шараге: — Капитан Говоров по вашему приказанию прибыл.
То, что в ангар не ворвались автоматчики охраны, позволило ему сделать вывод — Смирнов сдержал обещание. Однако умозаключение — это одно, а уверенность — совсем другое. Поэтому, когда конструктор двигателя Д-1-А-1000, Исаев, протянул капитану наклеенную на лист ленту шифровки, пробежал глазами текст и удовлетворенно выдохнул сквозь сжатые зубы:
— Изменения в конструкции — результат работы совершенно секретного КБ. Мы не имели права ставить в известность никого из соображений государственной безопасности. Поэтому и пришлось устроить этакий карнавал, — история, сколь невероятная, столь и непроверяемая, была придумана им на ходу. Пашу несло, как выразился один из классиков довоенного юмора. — Разработка стоит на контроле у «Самого», — веско произнес капитан, добавив в голос металла. — У товарища Иванова. Вы меня понимаете? И я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Однако работать нужно как можно качественнее, и быстрее. Машина нужна Родине. И от нас, товарищи, зависит, сможем мы дать отпор фашистскому зверю. Все для фронта, все для победы, — закончил он краткую речь лозунгом. Уловив привычные интонации, первым среагировал секретарь парторганизации. Овации, подхваченные конструкторами, сняли последнюю тень недоверия.
— Минутку, товарищи, — поднял руку оратор. — То, что сделано, это только полдела. Установить двигатель и проверить на стенде нужно в кратчайшие сроки. Поскольку новый корпус уже «продували» в ЦАГИ, мы должны сразу подготовить машину для испытаний. И вот еще. Это уже для вас, Алексей Михайлович. Меня просили передать лично. Кормить «клевером» не стоит. Необходимо перевести на «овес» и «пшеницу». Я, к сожалению, не специалист по двигателям, да если честно, то и по фюзеляжам. Я летчик, просто выполняю данные мне инструкции, — завравшийся капитан уже и сам перестал разбирать, где правда, где вымысел. Он на полном серьезе поверил в наличие некоего, совершенно невероятного, КБ, которое вело параллельное исследование разрабатываемого самолета. Впрочем, попытайся кто-нибудь задать вопрос о дислокации и составе этого мифического предприятия, ответ у Павла был заготовлен исчерпывающий. Стоило лишь внимательно глянуть на спросившего и задумчиво ответить крылатой фразой вождя:
— Людей у нас мно-ого, — и добавить как бы невзначай: — Особенно, Там.
После подобной отповеди желание допытываться исчезло бы само собой.
Исаев задумчиво провел рукой по волнистой шевелюре: — «Овес», говорите? Так, так. Но ведь я предлагал использовать перекись водорода, однако… А вот что значит «пшеница»? Неужели марганцевый калий. Но «холодный» двигатель разрабатывают немцы. Мессершмитт еще перед войной вел эти исследования. Мы могли бы добиться гораздо большего, если… Впрочем, не мое дело. Но сейчас у меня нет никакой возможности переоборудовать двигатель, — растерянно оглянулся конструктор.
Павел успокаивающе махнул рукой: — Я передал пожелание. Только. Возможности диктуют свою стратегию. Давайте соберем аппарат, испытаем, а уже после займемся доводкой.
Сумасшедший день завершился.
Глава 8
А на следующее утро прибыл главный. Он хмуро прочитал текст шифровки, выслушал сбивчивые рассказы очевидцев и двинулся к ангару. Однако, вопреки всеобщему ожиданию, из-за прикрытой двери модуля раздался не знаменитый матросский мат, а напряженное сопение.
Осторожно заглянув в щелку, конструкторы с удивлением обнаружили, что лауреат Сталинской премии сидит в своем роскошном кожаном пальто прямо на заляпанном маслом ящике и делает наброски в блокноте.
Наружу царь и бог шарашки вышел не скоро. Он неожиданно весело подмигнул заму и, бережно пряча исписанные листы в карман, приказал: — Колымагу разобрать, крылья в лом, планеристов ко мне в кабинет, летуна с благодарственным письмом к едреной фене. С «первым» я договорюсь. Все, исполнять.
— Ты понимаешь, — удержал он зама, когда все разошлись. — Этот капитан, сам того не понимая, сделал то, над чем все лучшие мировые умы мучались с самого начала освоения ракетопланов. Он сумел срубить так, что вышла такая траектория, при которой мы сможем изменить стреловидность плоскости и одновременно уменьшить давление на фюзеляж. Конечно, он профан, и никакого, как его там… советчика, ну, неважно, нет. Парень напортачил, испугался и наплел семь верст до небес… и угадал один вариант из ста тысяч. Начни мы искать его на бумаге и в макетах, нам жизни бы не хватило… Да еще с топливом. Пусть Исаев землю роет, но окислитель подберет. Чую — и тут в десятку.
Он помолчал, раздумывая, и добавил вовсе негромко: — Вот что, оформи наградные документы на этого летчика. Палычу будет приятно, что его человек смог внести вклад, а вот нам этот подарочек от «первого» станет лишней обузой. И так соглядатаев хватает.
Зам понимающе кивнул лысеющей головой: — В лучшем виде распишу, и завтра же спецпочтой… Паренька, думаю, стоит направить в войсковое отделение. Там сейчас новую машину доводят. Боевые испытания. А испытателей не хватает. Мне Петров жаловался. У нас все равно простой, машина-то в переделку…
— Молодец, — скупо похвалил Главный, вытянул из кармана хромового плаща пачку дорогих папирос и протянул помощнику. — Да, а с наградой не скупись. Проси "Красное Знамя", все равно в наградном отделе срежут, дадут что попроще, а мы с тобой вроде и отметили…
Допуск на объект Паше прикрыли, однако отношение к вызвавшему нешуточный переполох военлету осталось доброжелательным.
А на третий день в комнату, где отстраненный от работы летчик коротал время, перечитывая наставления и документацию, вошел Иван Пантелеевич. В добротной шинели старшего комсостава, однако, без знаков различия.
