Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер
Теперь она предложила себя почти безэмоционально. Сочтя нужным объясниться при этом. И Михаилу это неожиданно понравилось. Если бы она начала изображать неземную страсть или соблазнять подобием западноевропейского стриптиза, полковник наверняка бы выбрал второй из предложенных ею вариантов.
А так очень даже всё ясно и понятно. Они — два боевых товарища, старшие по команде в своём отряде. Война продолжается. Что случится завтра утром или через полчаса — никто не знает. И если одному из друзей захочется закурить — другой отсыплет табачку, если найдётся. Из заветной фляжки нальёт. Ну, «товарищу» захотелось другого. Пока и это в наших силах.
Басманов выключил последнюю лампочку, разделся и лёг рядом с женщиной. Она подвинулась ближе, натянула до плеч лёгкое одеяло. Из окна ощутимо задувало прохладным ветерком.
— Хочешь, поговорим о чём-нибудь совсем постороннем? — шепнула Сильвия.
Он молча качнул головой. О чём говорить?
— Ты очень суровый мужчина. — Аггрианке говорить хотелось неудержимо, будто до этого она (как и Антон) провела несколько лет в одиночке. Она взяла его руку и положила себе на грудь. — Я думала, мой Алексей зажатый и молчаливый потому, что Ирину до сих пор любит, это я понять могу. А ты? Тридцать два года — сам сказал, что «ничем не озабочен», тебе вешается на шею одна из самых красивых женщин, которых ты в жизни видел…
Она специально это произнесла, ожидая реакции. Удивительно, что, даже заглянув за рубеж третьего века своей жизни, Сильвия не утратила влечения к комплиментам и более весомым знакам внимания. Наверное, правильна идея, Хайнлайном, что ли, высказанная, что даже четырёхсотлетняя женщина, сохраняющая тридцатилетнее тело, поступает по воле тела и гормонов, а не разума.
Зачем вообще женщине разум — это отдельный вопрос, рассмотренный тем же Хайнлайном.
— Знаешь, Си, — спокойно сказал Басманов, хотя его ладонь уже соскользнула намного ниже груди, — налей-ка нам грамм по сто, или полтораста лучше, водки или коньяку…
— Сейчас, мой повелитель! — Сильвия отбросила одеяло, в темноте, видя, как кошка, нашла нужные бутылки, налила себе и полковнику, с двумя стаканами в руках присела на его край постели, подала прямо в раскрытую ладонь.
— Выпьем, дорогой. Выпьем здесь и выпьем тут, на том свете не дадут… Так у вас и у меня теперь тоже, в нашей России, говорить принято?
Басманов, естественно, выпил, потом нашарил на тумбочке сигаретную пачку.
— Из моего портсигарчика закурить не хочешь? — плывущим русалочьим голосом спросила Сильвия. Глаза её, несмотря на полную темноту в комнате, отблёскивали сернистыми (по цвету, только по цвету) искрами.
— Был бы толк, — туманно ответил он, подразумевая в её словах очередной посторонний смысл. А его и не было, она всего лишь имела в виду, что сигареты у неё гораздо лучше, чем у Михаила.
Басманов не знал, какими способами и приёмами владеет Сильвия, но догадываться мог. Не бином Ньютона, как говорится. Но на этот раз Сильвия вела себя на удивление сдержанно. Ещё точнее — прилично. Почти как любящая жена, занимающаяся привычным делом без сумасшедшей страсти, но так, чтобы и ей, и мужу было хорошо.
Обнимала его, целовала, шептала неразборчивые слова, возможно, и не по-русски, прижималась всем телом, но без малейших намёков не только на агрессию, но и на инициативу.
Только подставляла ему для поцелуев то одну, то другую грудь. В нужный момент повернулась на спину.
— Спасибо. Молодец, — сказала она, успокоив дыхание, встала и подошла к окну, как недавно Басманов, даже в полумраке отсвечивая своим мраморным телом. Повернулась лицом, опершись руками о подоконник. — Теперь можно и о деле поговорить. А дело у нас не слишком весёлое. Одна есть у меня надежда… Пойдём…
Ничего на себя не накинув, во всей обнажённой прелести, повела Михаила в другие комнаты. Работала точно и правильно, как сыщик на обыске. Не прошло и пятнадцати минут, как она, перейдя из гостиной в кабинет, раскрыла боковую дверцу забитого книгами шкафа.
— Вот оно, кажется, — облегчённо выдохнула Сильвия.
Басманов знал, что в будущих временах такая штука, похожая на плоский чемоданчик для целевых пистолетов или транспортировки бриллиантов, называется «ноутбуком». Даже научился пользоваться в основном как энциклопедическим справочником или портативной пишущей машинкой. Да большего ему и не требовалось.
Этот, правда, выглядел не совсем обычно. Когда Сильвия откинула крышку, под ней оказались несколько десятков «лишних» клавиш, кнопок, светящихся окошечек с совсем незнакомыми знаками и символами.
— Это я и искала, — сказала аггрианка, похожая сейчас на добрую ведьму из неизвестной сказки. — Когда Скуратов с Антоном отсюда убегали, академик не успел прихватить один из ноутбуков — времени и рук не хватило. А как раз на нём он фиксировал все свои разработки по психоматрице Замка, с точки зрения единственного, случайно оказавшегося в нашем мире, увенчанного Нобелевской премией специалиста по машинным логикам и этологии[21] негуманоидных цивилизаций. Я пока не знаю, что мы отсюда сможем почерпнуть полезного в нашем нынешнем положении, но Левашов мне говорил, как он сожалеет, что эта штука осталась здесь. Олег думал — навсегда. А мы вот с тобой её нашли.
Сильвия вновь обняла полковника за шею, легко коснулась губами его щеки. Сейчас они напоминали аллегорическую картину какого-нибудь гениального классициста XVIII века. «Пенелопа провожает Одиссея на Троянскую войну после получения повестки из афинского горвоенкомата». Только фиговые листики художник не успел изобразить.
— Пойдём слегка приоденемся, — сказал Басманов, — и ты всё объяснишь, чтобы я понял.
Офицер не мог чувствовать себя нормально хотя бы без бязевых подштанников. Если он, конечно, не в бане. Аггрианке было всё равно, но из уважения к его предрассудкам она нашла в ванной подходящие им по размеру махровые халаты.
Они устроились в спальне за журнальным столиком в очерченном лампой торшера круге света, и Сильвия, как могла, объяснила математически подкованному артиллеристу, в чём суть дела.
Левашов, безусловно, гениальный инженер-самоучка, вроде Эдисона, но слаб в теории. Особенно — в теории «несуществующего». Он, как затерявшийся в глубине времён предок, впервые сообразивший, что сочетание кремня и подходящей железки не только даёт человечеству неограниченные возможности добывания огня в любой обстановке, но через тысячи лет приведёт к созданию основанных на том же принципе пистолетов и ружей, никогда бы не сумел описать своё изобретение в патентной заявке. И так далее, и так далее, и так далее… Вплоть до СПВ и дубликатора, об истинных принципах функционирования которых Олег не догадывался, примерно так, как не представляли содержания многотомных книг по аэродинамике создатели первых самолётов. Да и строители средневековых соборов институтский курс сопромата не сдавали.
— А господин Скуратов, на наше счастье, оказался именно теоретиком. Высшего класса сам по себе, так ещё и проживший жизнь в мире, где люди захотели и научились летать к звёздам. Просто захотели, ты понимаешь, Миша?!
— Захотели, и что? — отстранился Басманов. — Мы вот захотели летать на самолётах — и тоже стали. На Луне, говорят, побывали, а чем звёзды отличаются? Немного дальше, всего лишь. «Вулюар се пувуар», как любит выражаться Андрей Дмитриевич. «Хотеть — значит мочь».
— Он прав, кто будет спорить, — согласилась Сильвия, откинувшись на спинку стула. — На той планете, расе которой я раньше служила, и на множестве других с развитыми цивилизациями летать к звёздам через пространство, на космических кораблях, так и не научились. Разного рода межпространственные переходы — да, но не звездолёты. А это, знаешь, такая разница… — Лицо её вдруг стало мечтательным. — Как между путешествием из Европы в Южную Америку в запечатанном отсеке баллистической ракеты, или туда же — на парусной яхте. Но я не об этом, — она снова посерьёзнела. — У тех людей мозги как-то по-другому устроены, мотивации иные, сам способ мышления. Вот Скуратов и сумел вплотную подойти к решению вопроса, как снова превратить Замок в послушный механизм, без всякой «самоидентификации» и «свободы воли».
— И ты сумеешь в его формулах разобраться? — удивился Басманов. — Он сам не успел, а ты сделаешь?
— Постараюсь. Я, само собой, не математический гений, но память у меня абсолютная, да и блок-универсал поможет. Не мешай мне полчаса — вдруг да и получится… Основной алгоритм я представляю.
Полковник отправился бродить по квартире, изучая её содержимое. Вернулся в кабинет, походил вдоль книжных полок, почти машинально скользя по ним глазами. Среди множества золочёных корешков старых книг и переплетённых литературных журналов начала ХХ века вдруг обнаружил трёхтомник «История военного искусства» профессора Строкова, изданный в СССР в тысяча девятьсот семьдесят третьем году. Как книга здесь оказалась, гадать было бессмысленно, по рассказам Воронцова и Шульгина Михаил знал, что Замок с самого начала мог подсунуть гостю любой предмет, исходя из собственных соображений или руководствуясь его тайными или явными желаниями. Но Басманов сейчас о военной истории точно не задумывался, так что книга, скорее всего, осталась здесь от кого-то из предыдущих посетителей.
