Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки
Оставшиеся десять главарей приняли мудрое решение, которое меня полностью устраивало: в связи с колоссальными потерями в пестуемых ими криминальных рядах им следует на время прекратить всю деятельность, кроме одной – зализывания ран и восстановлениям порушенного гангстерской войной. Самое же главное заключалось в том, что все Дома практически лишились разведки и контрразведки, так как их собственные спецслужбы были намного слабее структуры, созданной сэром Арчибальдом, которую они были вынуждены уничтожить только потому, что она им не подчинялась. Вот теперь мировая политика какое-то время могла дышать полной грудью, ведь никто не приводил в действие те тайные механизмы, которые заставляли президентов, премьер-министров и канцлеров ввязываться в явные авантюры. Мы облегчённо вздохнули, так как наша задача хоть немного упростилась. Во время разговора с Андроповым через компьютерную консоль, я даже так пошутил по этому поводу:
– Как видишь, Юрий Владимирович, мы получили то же самое, что и они в моё время, в девяносто третьем, когда Союз рухнул так быстро, что от этого растерялись главы всех Домов. Хотя тут всё же есть небольшая разница. Пусть мы и не верили с тобой, что последствия первого удара будут столь грандиозными, но всё же надеялись на нечто подобное, а раз так, то я хочу сделать небольшую рокировку в своём отряде.
После этого я рассказал о том, что Игорь и Нинель любят друг друга и что тот мечтает только об одном, построить для своей любимой дом из никелированных кастрюль и хрустальных салатниц, а также начать расфасовывать лавровые листья по пакетикам и продавать их домохозяйкам. К тому времени больше половины моего первого лаврового венка, висевшего на стене кухни на нашем автозаводе, уже отправилось в борщи, супы и другие блюда. Андропов, совсем уже помолодевший атлет средних лет, широко улыбнулся, махнул рукой и сказал:
– Пусть женится и живёт, как француз. Всё равно, Боря, пока мы не построим новый мир, ни ты, ни я, ни он из игры не выйдем, но в одном я с тобой согласен, являясь руководителем твоей разведгруппы, ему будет трудно спать с французской разведчицей. Ты бы поговорил на этот счёт с Жаном, Борис.
Через два часа после этого разговора я уже был на восточной окраине Парижа, на бульваре Мортье дом сто двадцать восемь, в Централе. Жан-Жак Паскаль согласился принять меня тотчас, как только я сказал ему, что у меня на руках имеются три довольно любопытных африканских проекта, которые я хочу представить на рассмотрение французского правительства. С тремя толстыми, большими альбомами в красном переплёте и тонкой брошюрой я вошел в главное здание французской разведки, которая к этому времени уже именовалась Генеральной дирекцией внешней безопасности, но её по-прежнему называли Сюрте Женераль. Войдя в кабинет её шефа, я прямо с порога сказал:
– Жан-Жак, я хочу попросить вас о небольшом одолжении. Анри и Нинон вот уже две недели, как помолвлены и я прошу вас вывести её за штат Сюрте Женераль. Не думаю, что Нинон является для вас такой уж ценной работницей, зато у неё появится больше свободного времени, чтобы уделять его мужу, одному из самых выдающихся автогонщиков Франции.
Вперив свой взгляд в альбомы, которые я еле держал в руках, Жан-Жак оскалился так, словно у него разболелись зубы, покрутил головой и недовольным голосом сказал:
– Борис, ты знаешь, как я отношусь к шантажистам? Пожав плечами, я ответил:
– Наверное точно так же, как я отношусь к тем людям, у которых нет совести и элементарного сочувствия к людям. Француз ухмыльнулся и сказал:
– Парень, мою совесть боши расстреляли весной сорок третьего в Сахаре. Я выжил, а вот она, бедняжка, скончалась. Но ты знаешь, мне её прекрасно заменяет чувство ответственности и элементарная целесообразность. Что ты мне принёс?
Ну, а принёс я Жан-Жаку три полностью просчитанных и даже разработанных до мелочей бизнес-проекта. Первый касался строительства в Сенегале огромного сборочного автозавода не концерна «Рено», а «Ситроена», чтобы в Дакаре собирались несколько модернизированные автомобили повышенной проходимости модели «Мехари», изготовленные из поликарбона. В Марокко я тоже предлагал построить точно такой же завод, но он должен собирать автомобили «Рено», по своей сути мало чем отличавшиеся от советского народного автомобиля. Однако, самым масштабным был третий проект, по которому в Ливии должен был построен завод по переработке углеводородного сырья в наноуглерод, асфальтеновую смолу и водородное топливо. Когда Жан-Жак быстро пролистал первые страницы каждого альбома, то поднял на меня свои жгуче-карие глаза, улыбнулся и спросил:
– И ты думаешь, что советское руководство пойдёт на это, Борис? Извини, парень, но твоя страна даже Кремль не охраняет так тщательно, как этот ваш главный секрет. Не верю. Усмехнувшись, я положил перед собой брошюрку и сказал:
– Знаете, Жан-Жак, а я ведь не зря околачивался в Сорбонне. Там я познакомился с многими молодыми учёными. Поэтому взгляните-ка на это, переговорите со своим патроном, а потом вместе с тремя этими талмудами и брошюркой отправляйтесь в Москву. Кстати, половина каждого из предлагаемых мною проектов, написана по-французски, а вторая, по-русски, как и текст этой брошюрки. Она короткая и вы прочитаете её минут за пять.
Через пять минут Жан-Жак Паскаль ошалело вытаращил на меня глаза и чуть ли не плачущим голосом спросил:
– Борис, неужели ты в самом деле предлагаешь создать совместный, франко-советский научно-исследовательский центр по развитию и внедрению бионанотехнологий? Причём не в Советском Союзе, а в Марселе? Знаешь, если руководство твоей страны пойдёт на это, то речь ведь может пойти и о подписании договора о военном сотрудничестве в полном масштабе. Махнув рукой, я сказал:
– Ну, я думаю, что до такой глупости вы точно не дойдёте, а вот научно-исследовательский центр в Марселе дело очень серьёзное. Зато после этого наш общий секрет будут охранять уже две спецслужбы – Сюрте Женераль и КГБ. Жан-Жак, я ведь сплю всего пять часов в день и потому успеваю читать не только французские газеты, но и советские и при этом обращаю особое внимание на то, что написано между строк. Понимаете, советское руководство ещё так до конца и не осознало, какое великое открытие сделали учёные из нефтяной отрасли. Вы мне не поверите, но проанализировав всю информацию, которая была мне доступна, я ведь догадался, что именно они сделали, но об этом мы поговорим после того, как вы вернётесь из Москвы, а сейчас выпишите-ка мне вольную на Нинон, чтобы я мог её порадовать. Генерал Паскаль сделал надменное лицо и сказал:
– Со своими сотрудниками я разберусь и сам, Борис, но ты можешь сказать Нинон, что она вскоре выйдет в отставку.
На следующий день Жан-Жак улетел в Москву, а мы поехали в Голландию, на автодром «Зандфорт». Эту гонку я решил пропустить и понаблюдать за ней с трибуны. Чемпионат мира по автогонкам я уже, можно сказать, выиграл, а потому дал возможность Анри посостязаться с Дидье и они устроили чуть ли не самую настоящую дуэль, в которой победителем вышел всё же мой старый друг. До конца чемпионата осталось всего пять гонок, но через неделю должна была состояться мотогонка Гран-При Франции и её было решено провести в Медон-Шавиле, на нашей домашней трассе. Из Союза приехала моя мама вместе с Витюшей и Галочкой, чтобы поболеть за меня. Отец тоже должен был вскоре прилететь в Париж, чтобы выступить на мотогонке Гран-При Франции. Хотя он и выступил в этом сезоне всего пять раз, всё же занимал почётное десятое место, так как дважды приходил вторым, обходя Батрака, и трижды третьим. Со мной же никто пока что не мог тягаться по той причине, что двигатель моего супербайка был самым мощным, но уже очень скоро я обещал раскрыть его секрет. Как только закончится сезон. Да, если рядные девятицилиндровые и V-образные восьмицилиндровые двигатели на болидах ещё позволяли гонщикам состязаться с нашими машинами, то мотоциклы с обычными двигателями безнадёжно проигрывали моему супербайку с электроприводом на колёсах.
Шутка ли сказать, но электродвигатели, которые одновременно являлись ещё и идеальными тормозами, стоящие на заднем и переднем колесе моего гоночного мотоцикла, могли крутиться со скоростью в тридцать тысяч оборотов в минуту. Поэтому я мог на нём легко обогнать кого угодно и всегда финишировал, оторвавшись от всех метров на пятьсот, если, конечно, не пропускал кого-нибудь вперёд сам. Понятное дело, что с таким мотоциклом от меня требовалось только одно, удержаться в седле, но в отсутствии ловкости и координации движений меня трудно было упрекнуть. Зато раскрыв секрет своего двигателя в целом, но, естественно, не в деталях, я мог спокойно построить во Франции завод по производству роторно-лопастных двигателей, электрогенераторов к ним и таких электродвигателей, которые можно будет ставить на какую угодно технику. Два таких завода, один, построенный в Советском Союзе, а второй во Франции, смогут решить огромное число проблем. Вот потому-то мы с Юрием Владимировичем и озадачили французов той маленькой брошюркой, которую я вручил Жан-Жаку Паскалю. Она послужила не просто пропуском, открывшим двери в кабинет Андропова, но ещё стала залогом долгого, делового разговора руководителей спецслужб двух самых больших государств Европы.
