Избранные циклы фантастических романов. Компиляция, Книги 1-17 (СИ) - Юрин Денис Юрьевич
Борясь с зудом и мучаясь от приступа тошноты, Мортас огляделся по сторонам. В келье было темно и смрадно, витавшие в воздухе густые винные пары свидетельствовали о слабохарактерности жильца, не удержавшегося от соблазна опустошить на сон грядущий несколько бутылок. Постепенно глаза привыкли к потемкам, царившим в тесной каменной клетке, деликатно называемой комнатой для прислуги. Из мрака начали вырисовываться очертания убогой обстановки: платяной шкаф с обшарпанными дверцами, маленький столик у окна, пара стульев и старенькая кровать, на которой вразвалку, широко раскинув массивные лапищи, спал глубоким сном пьяный хозяин.
Окно было слишком узким не только для карлика или гнома, но даже для в меру упитанного кота. Пыжась изо всех сил и с трудом ворочая скрюченными конечностями, Мортас протискивался внутрь, стараясь при этом не шуметь и не побить стоявшую на столе посуду.
«Главное не застрять, главное не застрять!» – крутилась в голове страшная мысль, пока не сменилась другой, более оптимистичной: «Интересно, кто напугается больше: жилец, проснувшись утром в сильном похмелье и увидев у себя в окне торс человека, или стражник, первым обнаруживший мою заднюю половину, болтающую ногами на высоте тринадцати – пятнадцати метров над землей?»
Видимо, решив не подвергать смертельной опасности жизни двоих ни в чем не повинных людей и избавить их от перспективы сердечного приступа, Мортас наконец-то поднапрягся и просунул в окошко плечи. Вторая по ширине часть тела прошла сквозь проем намного легче. К великому удивлению мученика, не загремела ни одна из стоявших на столе бутылок, даже изогнутая неестественным образом трижды вокруг своей оси вилка и грязный, затупленный нож не свалились на пол.
Мортас выпрямился в полный рост и, осторожно ступая с пятки на носок, начал прокрадываться к двери. Владелец комнаты был явно поваром, о чем свидетельствовали большой, натруженный годами на кухне живот, торчавший из-под задравшейся во сне рубахи, и сальный поварской колпак, валявшийся под кроватью рядом с объемистыми женскими аксессуарами. «Какие обстоятельства могли побудить даму оставить на поле битвы столь пикантный трофей? – лукаво улыбаясь, подумал Мортас. – Срочный вызов к хозяину или злость на мужчину, напившегося в стельку и заснувшего в самый неподходящий момент?»
Как только наемник вышел из комнаты и попал в узкий, плохо освещенный коридор, так тут же прогнал из головы шаловливые мысли и принялся составлять план дальнейших действий. Опыт многочисленных посещений усадеб и замков в ночную пору подсказывал, что комнаты поваров, прачек и прочих «дам с ведрами» редко находятся в одном крыле с господскими апартаментами и обычно отделены от них приемными покоями, обеденным залом и прочими парадными помещениями. Рядом с хозяином размещался лишь ближайший, элитарный круг прислуги: одевалыцики-раздевалыцики, мойщики-купальщики, портной, цирюльник и лакеи.
Рука по привычке скользнула за голенище, но пальцы наткнулись на пустоту, арсенал был полностью исчерпан. Тяжело вздохнув, Мортас вытащил из-за пазухи небольшой продолговатый предмет, аккуратно завернутый в серую старую тряпку. Внезапно нахлынувшие воспоминания согрели теплом сердце солдата удачи и заставили его с головой окунуться в мир прошлой, уже почти забытой жизни. «Хватит, сейчас не время, нельзя расслабляться!» – отдал холодный рассудок жестокий приказ, и очнувшийся от оцепенения наемник быстро развернул старую тряпку.
Загадочным предметом оказался короткий эльфийский кинжал в ножнах из черного бархата, прошитого по краям золотыми нитями. Рука легла на рукоять, слегка потянула вверх, и кинжал послушно выскользнул из ножен. Его лезвие было коротким и очень тонким, от самого острия до рукояти зигзагами шли серебряные прожилки. «Глупые, наивные эльфы, – с сочувствием в голосе прошептал Мортас, оглаживая рукой гладкое лезвие, – думали, что такие вот никчемные куски металла могли защитить их от злых духов и проклятий маркенских магов».
Кинжал был чисто декоративным, или, как ошибочно полагали эльфы, магическим оружием. Даже при самом удачном ударе в корпус противника наносимый узким, ломким лезвием урон заставил бы врага лишь ойкнуть и поморщиться, как от неожиданного укола портняжной булавкой. Существенное повреждение оружие могло нанести лишь при точном попадании в сонную артерию или неприкрытое забралом лицо. Несмотря на полную непрактичность и бесполезность предмета, Мортас постоянно носил его с собой, берег как талисман, как память о близком друге, погибшем за многие сотни верст от филанийской границы.
Бережно охватив ладонью узкую рукоять, рассчитанную явно на маленькую женскую руку, наемник продолжил путь. Его ноги тихо ступали по каменным плитам пола, а глаза начинали слезиться от постоянного напряжения. Мортас шел осторожно, пристально всматриваясь в темноту, прежде чем сделать очередной шаг. Он боялся ненароком наступить на хвост одной из беспорядочно снующих по коридору крыс или случайно споткнуться о забытую на полу корзинку с бельем.
Было тихо, из-за запертых изнутри дверей не доносилось не звука. Прислуга крепко спала, досматривала последние сны перед началом нового трудового дня, полного бессмысленной суеты, криков и тумаков. Минут через десять Мортас выбрался на маленькую лестничную площадку, единственное освещенное место на верхнем ярусе. Бесшумно двигаясь по каменным ступеням винтовой лестницы, наемник пробирался вниз, полагаясь теперь уже не на порядком уставшее зрение, а на свой от природы чуткий слух, способный уловить малейший звук, любое незначительное колебание воздуха, будь то скрип половицы в дальнем конце коридора, легкое покашливание во сне обитателей замка или тяжелое дыхание закованного в латы стражника.
Блуждать пришлось долго. На каждом ярусе он наталкивался на похожие друг на друга узкие коридоры, подсобные помещения и каморки прислуги, наглухо закрытые изнутри дубовыми засовами. Лишь пробродив около часа по бесконечным лабиринтам замка, Мортас наконец-то наткнулся на странную, выкрашенную в ярко-красный цвет дверь с загадочным рисунком. В центре была изображена чаша, обведенная золотым кругом, а вытянутые конусы равной длины, находившиеся сверху, снизу и по обеим сторонам от сосуда, складывались в причудливую четырехконечную звезду.
Такого необычного знака Мортасу еще не приходилось видеть, хотя он мог поклясться, что знал все геральдические изыски филанийских дворян и даже альмирских купцов, считавших себя настолько уважаемыми и именитыми, что вывешивали над лавками и домами свои собственные гербы. Потуги торгового люда приравнять себя к знати были настолько забавны и смешны, что их даже не пресекали власти, а лишь высмеивали на балах и прочих великосветских собраниях. Ну разве можно было удержаться со смеху при виде герба с изображением двух скрещенных вилок на грязной тарелке или виноградной лозы, изящно оплетающей бочонок?
Как ни странно, дверь оказалась не запертой. За ней находилась огромная тронная зала с высокими сводами и массивными квадратными колоннами. «Я, кажется, на правильном пути, – подумал Мортас, осторожно переступив через высокий порог. – Вон та дверь за троном наверняка ведет в покои хозяина: в кабинет, библиотеку, спальню или иное помещение, предназначенное только для сиятельного барона».
Не прошел Мортас и пары шагов, как его охватило тревожное предчувствие. Что-то в зале было не так, что-то настораживало и пугало. Отблески нескольких дюжин факелов плясали по зале, освещая огромные красно-черные гобелены, развешенные по стенам вперемежку с родовыми портретами. Трон был обычным, даже чересчур простым и невзрачным. Один из самых богатых и влиятельных людей в Филании, барон Фьюго Онарий был явно не амбициозен и не пытался пустить золотую пыль в глаза аристократического окружения. В других замках и поместьях Мортас видывал убранства и получше, но никогда не видел, чтобы вокруг трона правильным полукругом стояла целая дюжина мягких кожаных кресел. Присутствие комфортной мебели в корне нарушало строгие правила этикета, поскольку сидеть в присутствии хозяина замка могли лишь жена и далеко не все из ближайших родственников. Даже дети вельможи согласно филанийскому обычаю должны были стоять возле трона, покорно опустив голову и не смея смотреть в глаза отцу.
