Гарри Гаррисон - Путь Короля. Том 1
— Итак, Вальгрим думает, что я угроза для замыслов Одина. А Рагнхильда думает, что я угроза для будущего ее сына. И все потому, что я научился делать катапульты и арбалеты, сплетать веревки, ковать шестерни и пружины. Им следовало бы понять, что подлинная опасность — это Удд.
— В Удде всего пять футов роста, — проворчал Бранд. — Его никто не считает опасным, потому что его никто даже разглядеть-то не может.
— Тогда поберечься стоит тебе, — ответил Шеф. Он задумчиво произнес слышанное им от Торвина:
У каждой двери оглядись,
Когда враги в чертоге каждом.
В сумерках высоко в горах сидел человек, который когда-то пожертвовал удачей своей семьи, который чувствовал, как удача уходит у него из рук. Некоторым людям доводилось увидеть hamingja, удачу какой-нибудь семьи, земли или королевства: обычно это была гигантская женщина, полностью вооруженная. Олаф такого не видел. Но тем не менее он ощущал, как удача уходит от него. Это из-за того, что ушла удача, умер его сын Рогнвальд Великодушный. Рогнвальда убил собственный отец.
Сейчас несчастному отцу приходится решать, не была ли его жертва напрасной. Появился этот пришелец, одноглазый. Олаф видел, как он сошел на берег, как его приветствовали жрецы Пути и эта опасная шлюха, невестка Олафа. Даже на расстоянии Олаф ощущал, насколько вокруг одноглазого все пропахло удачей. Ее было так много, что она пересилила удачу рожденных Одином королей Уэссекса. Теперь она легко могла пересилить даже предназначение, которое Олаф предвидел для семьи своего сводного брата. Потому что будущее, как прекрасно знал Олаф, не предначертано, это вопрос возможностей. Иногда возможности не осуществляются.
Не должен ли он вмешаться? Олаф впустил Путь в Западный Фолд много лет назад, признав его власть над вещным миром благодаря сбору новых знаний и власть над миром — духовным — благодаря его провидцам и мистикам. С властью над вещным миром Олаф имел мало общего, а с духовной властью его объединяло многое. Не будь он королем, он бы мог сравняться с Вигликом по множеству видений. Не говоря уж о том, что Виглик видел то, что происходит, или то, что уже произошло. А Олаф видел то, что может произойти. Если не избавлялся от желания увидеть.
Олаф молча обдумывал, какую роль сыграть утром, когда Путь соберет священный круг, и его позовут, чтобы сидеть рядом, слушать и советовать. Если он решит покончить с одноглазым, он знал, что с ним будет большинство и он сможет возродить замысел, которому принес в жертву свою жизнь и жизнь собственного сына. Но поступив так, он принесет в жертву иную будущность. Олаф улавливал слабое покалывание мыслей, откуда-то издалека пробивающихся навстречу его собственным, ищущих то, что он уже знал, пытающихся найти дорогу среди таких же путаных, как у него, предчувствий. Христианские священники так же, как и он сам, хорошо понимали, что надо искать. Однако они опоздали: он уже знал то, что они только искали, он был ближе к разгадке.
Когда солнце совсем исчезло с небосвода, он забрал из рощицы свои лыжи, прошел туда, где под деревьями сохранился снег, и начал извилистый спуск в долину. Позади него поднимался волчий вой. Когда его лыжи скользили мимо крестьянских хуторов, заметившие его смерды шептали своим женам:
— Это король-эльф. Он опять ходил на каменный круг, на Гейрстат, чтобы посоветоваться с богами.
Глава 11
Внутри большого здания в форме корабля жрецы Пути собрались в свой святой круг. От внешнего мира его отгораживала белая бечева со свисающими с нее низками сакральных ягод дикой рябины — ягод, к весне поблекших, утративших осеннюю яркость. В кругу сидело больше сорока жрецов, самый многолюдный круг, о котором они когда-либо слышали, образованный по большей части людьми из Норвегии, где Путь был особенно силен, но также — из Дании и Швеции, было даже несколько новообращенных и проповедников с островов северной Атлантики, из Ирландии и из Фризии, где Путь зародился почти два столетия назад. А один, лекарь Ханд, — из самой Англии, его под покровительством Ингульфа официально приняли в Путь за неделю до круга.
С одной стороны крута стояло серебряное копье Одина, у другой полыхал костер Локи. По традиции, как только собрание начиналось, в этот костер уже нельзя было подкладывать дров, и собрание не могло больше продолжаться, когда костер прогорал настолько, что в пепле не найти было ни единой искорки.
Вальгрим Мудрый стоял около копья Одина, не касаясь его, поскольку ни один человек не имел права притязать на это копье, однако напоминая собравшимся, что среди них он был единственным жрецом, кто отважился на небезопасное служение Одину. Он служил Богу Повешенных, Предателю Воинов, а не добродушным одомашненным богам вроде Тора, крестьянской подмоги, или Фрейра, дарующего плодовитость людям и животным. В десяти шагах позади него, почти невидимое в полумраке у закрытых ставнями окон, стояло резное деревянное кресло с подлокотниками и балдахином, украшенным изображением переплетенных драконов. В тени угадывалось бледное лицо, низко надвинутый золотой венец отбрасывал красноватые отблески огня Локи: это был король Олаф, гостеприимный покровитель Пути, приглашенный для наблюдения и совета, однако без права голосовать и высказываться без специальной просьбы.
Скрип сидений и гул приглушенных разговоров постепенно затихали. Вальгрим медлил, выжидая, когда придет его час: он знал, что у него есть противники, и хотел использовать все свои преимущества. Единственный из собравшихся, кто стоял, он обвел взглядом круг и дождался, чтобы все взоры обратились к нему.
— Наш Путь подошел к трудному выбору, — неожиданно произнес он. И снова помедлил. — У нас появился первый лжепророк.
«Это мы как раз и должны проверить», — подумал Торвин. Но позволил Вальгриму продолжать. Лучше обсуждать вопрос в открытую.
— Полторы сотни лет распространялся Путь. Поначалу медленно и только в одном месте, на Севере, где мудрость ярла Радборда дала всходы. Теперь у нас есть последователи во многих странах. Последователи среди чужих народов, говорящие на чужих языках. Даже среди тех, кто в детстве был крещен христианами. Кто же усомнится, что это и есть великое благо? Но мы должны помнить о своей цели и своем предназначении. Да, и о своих видениях тоже. Радборд предвидел, что нас, тех, кто служит истинным богам, затмят последователи бога Христа, если мы не будем поступать так же, как они: проповедовать наше учение, объяснять, что станется с нашими душами и откуда они пришли. Если не сделаем еще одну вещь, которую они не делают: нужно открыто обсуждать все, а не твердить, подобно христианским священникам, что те, кто им не подчиняется во всем, обречены на вечные муки единственно за этот грех непослушания. Такова наша первейшая цель. Сохранить самих себя, нашу паству и наше учение от людей, которые намерены все это уничтожить. Но вслед за целью появляются видения. Я сам не видел их, но среди нас есть такие, кто видел. Разные люди. — Вальгрим обвел взглядом круг, время от времени кому-то кивая, чтобы подчеркнуть для всех, что он имеет в виду совершенно определенных людей, которые не дадут ему соврать. — Разные люди видели одно и то же. Это было видение из другого мира, не нашего. Мира, в котором все страны, в том числе и наша, молятся на христианского бога. Но люди там живут хуже рабов, в такой тесноте, что не вздохнуть свободно, под властью правителей, которых никогда не видят, и их посылают на войну, как свиней на бойню. Хуже того. Наши мудрецы и прорицатели сказали, что это Скульд — мир, который будет, если мы не помешаем. И мы должны этому помешать! Есть другой мир, который видели мудрые. Да, и этот мир я видел сам, — оглядывая присутствующих, Вальгрим тряс седой бородой. — Мир загадочный, мы видели только части его и не все поняли. Я видел людей, плавающих в черноте безвоздушного океана, где-то между мирами, и сначала подумал, что это худшие из грешников, изгнанные изо всех миров, потому что даже Нитхогг гнушался глодать их кости. Но потом я увидел их лица и понял, что они подобны людям в каком-то великом походе; и некоторые из них были людьми нашей крови, говорившие на нашем языке, такие великие путешественники, что любой живущий ныне шкипер против них просто ребенок. Я не знаю, как это получилось или как это получится, но я знаю, что это настоящий путь для настоящих мужчин: это не Путь для убоявшихся Христа. Так что всю жизнь я должен искать новое знание. И еще об одной вещи я скажу — почему, помимо нашего стремления к знаниям, власти и славе, мы должны вступить на этот путь. Потому что мы не одиноки.
Вальгрим снова оглядел собрание, стараясь усилить впечатление от своих последних слов, передать свою убежденность слушателям, которые до сих пор во всем с ним соглашались.
