Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
Лу сидела рядом в глубоком кожаном кресле, глядя куда-то в сторону. Девушка явно обиделась. Чиф осторожно притронулся к ее руке:
– Лу… Люба, извини! У меня что-то нервы… Ты – молодец!..
– Это ты молодец, Джонни! – она улыбнулась, потерлась носом о его плечо. – Ты справишься! Только не женись на этой Сью, ладно? Пусть на ней Кент женится…
Чиф так и не понял, шутила ли она. Внезапно вспомнился Бен.
– Ты ничего не сказала о брате…
– Ты с ним должен поговорить, – девушка нахмурилась. – С Сашей что-то не так, совсем не так… В общем, ты нужен нам всем. Понял наконец?
Косухин кивнул. Между тем, машина, вздрогнув, начала медленно выруливать на взлет. Вдали промелькнул неровный силуэт сгоревшего дворца. Чиф покачал головой. Кажется, он действительно нужен. Надо подумать, надо решить…
И вдруг он понял: раздумывать нечего. Он уже решил – в тот момент, когда согласился лететь в Столицу. Он тускуланец, его судьба – на Тускуле. На Земле Чиф так и останется чужаком. Люди не пойдут за ним, Зеркало ошиблось… Перед глазами всплыло незнакомое лицо – молодое, спокойное, с тонкими сжатыми губами. Лицо того, кто заслонил собой небесный город – седого юноши со свитком в руке. Кто станет этим Вождем? Жаль, что ему не узнать.
За иллюминатором медленно плыли острые полупрозрачные облака, так похожие на тускульские, а Чиф уже прикидывал, чем следует заняться в первую очередь. Вначале – письмо Дяди Сэма… Нет, вначале Бен. Группу в Столице следует сделать легальной, расширить, обеспечить контактами…
Он понял, что справится. А то, что не довелось, сделает кто-то другой. Внезапно Иван Степанович Косухин почувствовал слева под ребрами незнакомую ноющую боль. Странно, у него никогда еще не болело сердце…
Глава 11. Воробьиный лес
– Виктория Николаевна! Вы меня слышите?
Ника открыла глаза. Вокруг стояла тьма, свечи погасли, черный мрак не позволял увидеть даже собственную руку. Она привстала, опираясь на твердый холодный камень. Когда она успела заснуть? Вспомнился долгий путь по подземелью, часовня, затянутая черной тканью, перевернутая звезда над алтарем… Неужели ее усыпили? Но зачем?
– Виктория Николаевна!..
Голос доносился глухо, но Нике показалось, что говоривший находится совсем близко. Вглядевшись, она заметила, что темнота рядом с нею казалось более густой. Нике даже почудился неясный размытый силуэт…
– Да, я слышу. Что происходит?
– Все в порядке, Виктория Николаевна. Вы ничего не забыли?
Странно, у Иванова изменился голос. Ника не узнала бы его, если б не знакомая интонация.
– Я не забыла. Но зачем эта темнота?
– Здесь нет темноты, свечи горят, и я вас прекрасно вижу. Итак, еще раз… Сейчас вы отправитесь в путь. Не знаю, что именно вы увидите, это не так и важно. Главное – вы попросите тех, кто вас встретит, отпустить Юрия Петровича. Отпустить, а не вылечить, иначе вас не поймут.
– Запомнила, – сейчас, в черном мраке, Нику уже ничто не удивляло. – Вы уверены, что я смогу добраться?
– Да. На всякий случай, если вас почему-то задержат, упомяните, что ваш предок – князь Фроат. Все, я открываю дверь…
– Погодите! – Ника оглянулась. – Я так и не встретилась с Юрием Петровичем. Где он? Вы обещали…
– Не волнуйтесь. Теперь все зависит от вас, Виктория Николаевна. Обещаю: ни ему, ни вам, когда вернетесь, не причинят никакого вреда…
Она почувствовала – Иванов лжет. Раньше Ника просто не верила «человеку в капюшоне», как назвал его Флавий. Теперь, слушая глухой, изменившийся голос, Виктория Николаевна всем телом, всей душой ощутила эту ложь. Иванов не пощадит Орфея, не верит, что она вернется…
Темнота начала редеть, сменяясь странным голубым сумраком. Обозначились неясные колышущиеся контуры. Дверь… Но ведь в стене часовни не было никакой двери! Или ее спрятали за черной тканью?
– Смелее, Виктория Николаевна…
Дверь оказалась совсем рядом – узкая, но высокая, освещенная голубым сиянием. Порог, ступеньки, ведущие вниз…
Уже спускаясь, Ника сообразила, что находится в глубоком подземелье. Куда же ведет лестница? Впрочем ей велели не удивляться. «Не знаю, что именно вы увидите…»
Лестница оказалась длинной, наверняка не меньше, чем у десятиэтажного дома, но ни одной лестничной площадки по пути не встретилось. Пусто, очень чисто… Стук каблуков звучал странно, Ника удивилась, крикнула: «Эй!». Эха она не услышала.
Лестница кончилась обыкновенной дверью, какие бывают в подъездах. Виктория Николавна взялась за новенькую медную ручку, потянула на себя. В лицо ударил ветер – за дверью была улица.
Здесь оказалось тепло, куда теплее, чем бывает в апрельскую ночь. Поразила пустота. Огромный проспект, застроенный многоэтажными домами, но ни один поздний прохожий не шел по тротуару, не горели окна. Странно, она не узнавала этих мест, хотя и прожила в Столице всю жизнь…
Из-за угла беззвучно вынырнуло черное авто, тут же затормозив. Открылась дверца. Ника подошла ближе. За рулем сидел шофер в кожаной куртке и больших мотоциклетных очках. Виктория Николаевна смело произнесла: «Добрый вечер!» и села на заднее сиденье. Ехали быстро, но очень плавно, и Ника сообразила, что почему-то не слышит шума мотора. За окном мелькали силуэты огромных зданий. Да, город был незнаком. Почему-то подумалось, что происходящее – все-таки сон, хотя все вокруг казалось совершенно реальным.
Ехали недолго. Через несколько минут проспект остался позади, авто въехало на огромную площадь, за которой возвышалось гигантское здание с двумя мощными башнями. Вокзал… Ника поняла это сразу, хотя вокруг стояла тишина, не нарушаемая ни паровозными гудками, ни шумом спешащей толпы. Присмотревшись, она заметила несколько таких же черных машин, стоявших или отъезжающих от кромки тротуара. Авто остановилось, шофер открыл дверцу. Ника, вежливо поблагодарив, вышла наружу. Да, привокзальная площадь, несколько черных машин, неясные черные силуэты возле огромных колонн у входа…
Она не успела даже осмотреться. Из темноты вынырнул некто в такой же черной кожаной куртке и фуражке. Рука взяла под козырек, затем вежливо указала куда-то вперед. Ника оглянулась, заметив в темном небе над площадью непонятное движение. Там кружили птицы, сотни, даже тысячи, но отчего-то беззвучно, безмолвно…
Ника решила, что они направляются к зданию вокзала, но сопровождающий повел ее левее, мимо бокового фасада. Шли быстро – мимо огромных контейнеров, мимо молчаливых часовых с примкнутыми штыками и дальше, через открытые железные ворота, над которыми бледным зеленоватым огнем горел фонарь.
Перрон… Здесь уже собирались пассажиры, и стоял поезд, обычный, но с погашенными огнями. Сопровождающий нетерпеливо кивнул в сторону ближайшего вагона. Кондуктор, тоже в черном, бросил на Нику равнодушный взгляд и, не подумав осведомиться о билете, проводил к одному из купе. Еле слышно хлопнула дверь, Виктория Николаевна осталась одна. Почти сразу она ощутила легкий толчок – поезд тронулся…
Только сейчас Ника почувствовала растерянность и легкий страх. Ей велели не удивляться – что ж, она не будет. Правда, она не узнавала ни города, ни вокзала, но если в Столице существует тайное метро, то почему где-то совсем рядом не быть целому городу? За окном вагона было темно. Отчего-то показалось, что состав движется с огромной, невиданной скоростью, хотя вагон почти не качало, а стук колес доносился глухо, еле слышно. Виктория Николаевна, откинувшись на мягкую спинку сиденья, закрыла глаза. Странно, что ее отпустили. Пустельга прав, она наконец-то оказалась свободной. Она вырвалась…
Спать Нике совершенно не хотелось, но внезапно ее охватило странное оцепенение. Мысли путались. Казалось, время остановилось или, напротив, пустилось в дикий, невозможный бег. Вокруг нет ничего, ни поезда, ни железной дороги, она не едет – летит сквозь черную пустоту. И это уже не она, а лишь тень, бесплотная, бессильная… Ника хотела очнуться, но забытье накатывало, уносило вдаль, осталась лишь бездонная черная пропасть, куда она падала….
Толчок… Ника открыла глаза, облегченно вздохнув. Кажется, она все-таки задремала… Виктория Николаевна оглянулась и поняла: кое-что изменилось. За окном вместо черной мглы вставало серое утро. Ночь кончилась, небо побледнело, хотя ни солнца, ни зари заметить было нельзя. Нике почему-то почудилось, что за окном не утро, а поздний вечер. Сколько она ехала? Несколько часов? Сутки? Уже ничему не удивляясь, Ника взглянула на часы. Стрелки стояли. Это почему-то не огорчило, хотя часы были новые, подаренные мужем меньше года назад.
За окном темнел лес, огромный, бескрайний. Черные, еще не покрытые листвой кроны еле заметно покачивались от ветра. В небе то и дело проносились птицы, их было много, целые стаи. Ника вгляделась и поняла, что это обычные вездесущие воробьи. Но почему их так много? Разве воробьи живут в лесу? Впрочем, не это казалось самым странным. Удивил лес. В нем не было обычных просек, он стоял глухой, тихий, какой-то чужой. Все деревья одинаковой высоты, ни молодого подлеска, ни кустов. Что-то еще было не так. Ника сообразила: вдоль дороги не стояли привычные телеграфные столбы…
