Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
— Батюшка, ты так рассуждаешь, как будто тебе лет сто, а тебе и всего сорок семь. — хмыкнул я. — Да кое-кто считает, что молодость до сорока четырех лет длится. Так что, ты сам немного от молодых ушел.
Промолчу, что так считает Всемирная организация здравоохранения, из-за того, что общество стареет. И пенсионную реформу как-то оправдывать нужно.
Отец ничего не сказал, но малость приосанился. Вишь, даже пузо втянул.
— Я, Ваня, к тому речь веду, что может и так быть, что твоя невеста вовсе от свадьбы откажется.
— Обидно будет, — честно ответил я.
Наверное, если бы мое сознание было сознанием двадцатилетнего человека, а не того, кем я был на самом-то деле — тридцатилетнего, ответил бы по-другому. Мол — быть такого не может, Леночка от меня ни за что не откажется. Да и чувствовал бы себя иначе. Но в прошлой жизни у меня был кое-какой опыт расставания, поэтому знал — будет и больно, и печально, но руки на себя я не наложу, и в конце концов смогу пережить.
— Будет обидно, горько, но что поделать? Жизнь есть жизнь, готовых рецептов не бывает.
Отец пристально посмотрел на меня, покачал головой:
— Что ж, отрадно слышать. Теперь дозволь у тебя узнать — как ты к своей Анечке относишься?
— В каком смысле? — не понял я. — Я уже маменьке говорил — как к младшей сестренке.
— Ваня, а теперь выслушай меня, только обижаться не вздумай, хорошо?
— Попробую, — кивнул я.
Отец немного помялся, видимо, задумывался — как ему приступить к разговору. Наконец, решился.
— Ваня, ты как угодно можешь к ней относиться, но все равно — она не твоя сестра, и никогда ею не станет. Дружить? Нет, я в этом не уверен. Понимаешь?
— Не очень.
— Не очень… — повторил батюшка мои слова, снова хмыкнул. — Так вот, дорогой сынок, иной раз от такой дружбы между мужчиной и женщиной детишки появляются — смекаешь?
— Ага.
— Смекаешь, значит, уже неплохо. И ты мне сейчас не говори, что Анечка — ребенок. Ну да, девчонке пятнадцать лет, выглядит помладше, только, родной мой, это все преходяще. Год-два, вытянется девчонка, из нее настоящая красавица выйдет. Да она и сейчас уже очень красивая. Неужели не видишь? Вы в Москву уезжали три месяца назад. Может, ты-то и не заметил, а я вижу — растет девчонка и хорошеет.
Растет и хорошеет? А я и не разглядел. Ишь, какой у меня отце-то глазастый. Все он видит.
— И есть в кого барышне быть красивой, — заметил батюшка со значением. — Князья Голицыны свою породу столетиями улучшали, думаю, что и матушка Анечки твой красивой была.
Про красоту покойной Аниной мамки не знаю, но не запал бы столичный барин на некрасивую.
— Батюшка, а давай — без намеков. Прямо скажи — чего ты опасаешься? — поинтересовался я. Мне уже и на самом деле надоели намеки, экивоки.
— А опасаюсь Ваня, что ты ребенка девчонке сотворишь — прости за такие слова, а потом жениться на ней захочешь. Ты же у меня человек благородный, знаю.
— И ты мне хочешь сказать, что ежели захочу жениться на Анне, то ты мне не позволишь? — улыбнулся я.
— А как я тебе не позволю? — повел плечами отец. — Смогу запретить тебе в церковь идти? Наследства лишить?
— В церковь не запретишь, а наследства лишить можешь.
— Вот-вот… Догадываюсь, что ты скажешь — лишили, так и ладно, я проживу.
Вишь, а я считал, что выгляжу в глазах отца очень послушным сыном, который шагу не может ступить, чтобы не посоветоваться с родителями. И уж тем более без родительского благословления под венец и сам не пойдет, и девушку свою не поведет. А он меня «просчитал». Я ведь и на самом деле так думал. Разумеется, не из-за Аньки, а из-за Леночки. Были у меня некоторые сомнения, что родители попытаются запретить мне жениться. Про наследство пока вообще заморачиваться не стану — дай Бог отцу крепкого здоровья, но без родительской материальной поддержки будет мне кисло. Но, ежели здраво подумать — то проживу. Жалованье у меня неплохое, гонорары, опять-таки.
— Нет, батюшка, не беспокойся, на Анне я жениться не собираюсь, — принялся успокаивать отца. — К тому же, если ты ее красоту заметил, так и ум мог бы отметить. Барышня — не просто умница, она еще и мыслит рационально. Понимает, что для замужества нужно ровню искать. Вот, даст-то Бог, аттестат получит, поступит на Медицинские курсы, а там себе какого-нибудь студента присмотрит.
— На женских-то курсах? — усмехнулся отец.
— Так ведь курсы — не женский монастырь. Ладно, пусть не студента, а какого-нибудь молодого чиновника, лекаря. Или она вообще замуж не выйдет, а науке себя посвятит. Пусть сама решает как лучше.
Кажется, скоро уже и Царское Село. За разговором и не заметили, как доехали. Но, кажется, отец еще что-то хочет сказать.
— Я ведь чего разговор-то затеял… Вдруг, думаю, свадьба ваша совсем расстроится.
— И ты мне какую-то невесту присмотрел? — догадался я.
Странно было бы не догадаться. Зря батюшка кругами ходил, нужно было сразу сказать.
— Есть у меня приятель — Еропкин Павел Иванович. Сослуживец мой бывший — вместе в Киргизской экспедиции были, ныне тайный советник. Четыре дочери у него — младшей шестнадцать, старшей двадцать один. Но старшие уже замужем, но еще две остались. Еропкины из Рюриковичей происходят, пусть сами и не князья. Приданого большого не будет — сам понимаешь, четырех девок замуж отдать, зато тесть будущий — тайный советник, сенатор. К тому же — товарищ министра императорского двора. Это тебе не статский советник в провинции.
— Подумаю, — вежливо кивнул я. — Ежели Леночка откажет, то рассмотрю и такой вариант.
Говорит батюшка, так и пусть говорит. Мне не жалко. Зато Чернавский-старший обрадовался моей покладистости.
— А есть для тебя еще одна возможная невеста. Здесь даже интереснее, чем с Еропкиным. Думаю, карьеру ты и без Еропкина сможешь сделать, парень ты у меня башковитый, да и я, чем смогу — помогу. Еще и графом можешь стать.
— Графом? — удивился я. — Это уж, скорее тебе государь графский титул даст за верную службу, а я как-нибудь пристроюсь…
— Вань, опять ты шуточки шутишь, — обиделся отец. Но обижался недолго. — Вот, сам смотри. В ветеринарном комитете у меня граф Лось имеется. Звезд с неба не хватает, надворного советника получил, уже хорошо. Имение давно утрачено, живет на жалованье, в съемной квартире. А у него дочка, девятнадцать лет. Можно сказать -на выданье. Приданого, скорее всего, у графа Лося не будет. Фанаберии много — польская кровь, но денег нет. Смекаешь?
— В смысле — приданное барышне надо дать?
— Ванька, да ты совсем ополоумел! Где умный, а где… Какое приданое? Я говорю — у графа Лося дочка на выданье. А род будет вымороченным, если девка замуж не выйдет.
— Так если и выйдет, все равно род окажется вымороченным. Дочка Лося фамилию мужа возьмет.
Забавно. Я фамилию Лось встречал только у Толстого. Выходит — есть такая фамилия, да еще и с титулом? Совпадение, однако.
— А вот здесь ты ошибаешься, — наставительно произнес отец. — Ежели, государю прошение подать, он может дать разрешение мужу фамилию жены к своей собственной добавить, и титул за жену получить. Теперь смекаешь?
— Не-ка, — прикинулся я шлангом, хотя уже понял нить батюшкиных рассуждений.
— Ваня, тут все просто. Ежели ты женишься, то граф Лось с прошением к государю выйдет, чтобы тот дозволил тебе именоваться Чернавским-Лосем. Я свое родительское согласие дам, будешь ты у нас графом. Хотя… графский титул Лосям был дан императором Австрии. Имеет ли право наш император передавать этот титул? Покумекать тут надо.
— Ага, — не стал я спорить. — И буду я Чернавский — Лось…
Представил себе свою новую фамилию, мысленно покатал ее так и этак. Чернавский-Лось. Ладно, что не Лось-Чернавский. Жена — Чернавская-Лось, да еще и польскую фанаберию унаследует. А злые языки начнут ее Чернавской лосихой звать.
Спорить с отцом не стану, пусть себе играется, но про себя решил — пока наша фантастическая повесть не отдана в печать, нужно инженера Лося в Лосева превратить. Вишь, поляк, оказывается на Марс летал[1]. Мог бы и сам догадаться, что Мстислав — не очень-то русское имя.