Наши уже не придут 6 (СИ) - "RedDetonator"

— А что за риски и почему «осознанно пошли на это»? — перебил его Рузвельт.

— Встречное наступление — это высший пилотаж для любой армии, — начал он, выпрямляя спину. — Это как два поезда, идущие навстречу друг другу на полном ходу. Если ты хотя бы на секунду ошибся с расчётом — всё, ты проиграл.

— Так, — кивнул президент.

— Когда обе противоборствующие армии наступают одновременно, линия фронта размывается, — продолжил Паттон. — Обычные оборонительные ориентиры исчезают, войска смешиваются, логистика рушится. Командование может потерять контроль над ходом сражения, потому что карта фронта меняется буквально каждый час. Но хуже всего не это.

— И что же «хуже всего»? — спросил президент.

— Обороняющаяся сторона, как оно обычно бывает, заранее подготавливает тылы, укрепляет склады и налаживает маршруты снабжения, — пояснил он. — Наступающая же сторона вытягивает коммуникации, делает их длинными и уязвимыми. А когда наступают обе стороны, они сталкиваются с этой проблемой одновременно. И это добавляет щедрую жменю хаоса в, и без того буйную, неразбериху. Из этого следует, что встречное наступление требует идеальной координации между штабами всех уровней. Это не просто план — это игра в шахматы, где ты должен предугадывать ходы противника и успевать реагировать на его манёвры. Я могу назвать лишь несколько генералов в нашей армии, способных справиться с чем-то подобным.

— А себя назвать таким генералом вы можете? — спросил президент.

— Я хороший генерал, но даже я бы не взялся за такую штуку без бутылки, а то и двух, крепкого виски и батальона отличных штабистов, сэр! — ответил Паттон, после недолгого раздумья.

— Хм… — задумчиво хмыкнул Франклин Рузвельт. — Но почему тогда русские решились на это?

— Потому что они верят в свою систему управления боем, — ответил генерал-майор. — Они умеют бросать массы солдат и техники в наступление, даже когда ситуация неустойчивая. Они умеют рисковать, когда нужно, и не боятся потерь, если это приведёт их к победе. Это алексеевская стратегия, преподаваемая во всех военных академиях США. Генерал Алексеев, как её родоначальник, наверное, смог бы лучше, но у русских хватает компетентных генералов, а их офицерский корпус крайне силён, если судить по результатам контрнаступления.

— А как проявляется эта стратегия? — поинтересовался Рузвельт. — Если верить газетам, там была настоящая мясорубка…

— Эти ребята не просто бросают людей в мясорубку, — энергично мотнул головой Паттон. — Они знают, где и когда ударить, чтобы парализовать противника. Они бьют в слабые места и давят до конца — как в начале 1918.

Леонид вспомнил, как читал об успехах Красной Армии из газет — она и тогда жестоко била немцев, без неуместной жалости и ненужного милосердия…

— И это было совершенно не похоже на стратегию бриташек, лягушатников и, к сожалению, нашу стратегию тех лет, — с искренним сожалением вздохнул генерал. — Сейчас же весь мир смотрит, наложив в штаны и жалобно позвав мамочку, на закономерное развитие стратегии генерала Алексеева.

— Надеюсь, тебя не смущают словесные обороты генерала, Леон… — улыбнулся Рузвельт.

— О, нет, — ответил улыбающийся Курчевский. — С Джорджем я хорошо знаком и очень ценю его прямолинейность.

Паттон довольно улыбнулся — ему нравится нравиться людям…

— Каково, по твоему мнению, положение «Оси», исходя из всего вышеозначенного? — спросил президент Рузвельт.

— Очень поганое, сэр! — без раздумий ответил Джордж С. Паттон. — Окажись я на месте германского генералитета… Я думаю, что я бы попытался пробить Линию Главного Комми. Это будет стоить очень дорого, очень многие умрут при этом, а если учитывать, что русские могут вновь броситься во встречный бой… Нет, вряд ли они пойдут на такое, им это невыгодно и генерал Немиров не настолько рисковый парень. Я думаю, они просто дадут немцам умереть, а затем, когда их наступление потерпит провал, затеют новую контратаку, чтобы добраться до Берлина и надрать Гитлеру задницу прямо в Рейхстаге.

— М-хм… — задумчиво хмыкнул президент.

— Если вам интересно моё мнение по, кхм-кхм, политике, сэр, — вдруг сказал Паттон. — Немцы не признаются в этом никому, даже себе, но им очень нужна помощь. И я бы всерьёз рассмотрел возможность помочь им. Если они проиграют, а к этому всё и идёт, то можно даже не ходить к гадалке, чтобы понять, за чью задницу комми возьмутся следующей.

— Франция? — предположил Рузвельт. — Я верно понимаю?

— Верно, сэр, — ответил генерал. — Главный комми солгал всем нам. Он сказал, что не рассматривает западные страны в качестве цели для атаки, если я ничего не забыл.

— Вы забыли, что Германский рейх напал на СССР, а не наоборот, — усмехнулся Рузвельт. — И, если исходить из ваших слов, генерал-майор, это было большой ошибкой…

«Сведения, которые стоят того, чтобы передать их Центру», — подумал Леонид.

Глава шестая

Времена

*30 июня 1940 года*

— У меня скоро вылет, поэтому буду краток, — сказал Аркадий. — Наш посол в США, Громыко, получил от меня конкретные инструкции: он будет стараться наладить продуктивные взаимоотношения с госсекретарём Халлом, будет работать над вопросом расширения торговли и подумает, как нам заключить договор о ненападении с США.

Донесение Курчевского показало истинную картину происходящего в Белом доме. США колеблются, не могут определиться, как быть в этой ситуации.

То, что американские генералы понимают истинное положение Третьего рейха, который находится сейчас в стратегическом тупике, это дело неудивительное, ведь не нужно быть гением, чтобы понимать, как так получилось.

Эта ситуация с войной — результат двух десятилетий кропотливой и напряжённой работы всего Советского Союза.

Самый логичный путь вторжения, проходящий через Польскую ССР, был перекрыт ценой миллиардов рублей, безвозвратно похороненных в Линии Ленина, а путь в обход этой линии был оставлен намеренно, чтобы дать противнику возможность совершить потенциальную ошибку. У Гитлера могло получиться и сейчас бы вступал в действие один из «отступательных» планов.

Но всё обошлось, Вермахт не добился поставленных целей, а от плана «Барбаросса» Германскому рейху пришлось отказаться.

— Куда ты опять летишь? — поинтересовался Сталин.

— На полигон, — ответил Аркадий. — Нужно посмотреть на приёмку новой танковой дивизии. Ну и проинспектировать тренировочные лагеря — скоро на фронтах будут ротации, поэтому важно, чтобы опытные дивизии заменялись хорошо подготовленными новичками.

— А, хорошо, что в этот раз предупредил, — улыбнулся Иосиф Виссарионович. — Семашко, кстати говоря, недавно заходил — предложил инициативу реновации районных больниц и иных медучреждений, основанных в 20-е годы. Говорит, темпы обновления идут слишком медленно, поэтому надо «поддать пинка». И он предлагает увязать всё это в одну колею с восстановлением погостов и заброшенных селений.

— Хм… — хмыкнул Аркадий. — У нас ведь война, мобилизация…

— И реновация, — усмехнулся Сталин. — Не надо было поднимать вопрос «о корнях», может, не пришла бы Семашко в голову такая идея? А знаешь откуда «о корнях»?

— Откуда? — спросил Немиров.

— Калинин предложил увязать эту инициативу с восстановлением забытого, с программой коренизации, — ответил Иосиф Виссарионович. — Так и назвал в своём выступлении. Да, может быть, не ко времени сейчас, но сделать это нужно — ресурсов хватает.

Коренизация, начатая ещё в 20-е, не прекращалась ни на день. Никто её не сворачивал и сворачивать не собирается, ведь она уже даёт свои плоды.

В союзных республиках возрождены национальные языки, национальные культуры сохранены и развиваются, но под эгидой взаимопроникновения — никто не собирался возрождать культуры союзных наций в вакууме и отрыве от остальных.

Русский язык по всему Союзу имеет статус государственного, но в каждой союзной республике есть свой государственный язык. Вопреки опасениям некоторых членов партии, высказанным ещё в дореформенные времена, никто не испытывает от этого билингвизма особых трудностей.