Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 7 (СИ) - Март Артём

Взгляд Волкова почему-то сделался недоверчивым. Потом он с сомнением оглядел багажник. Недовольно засопел.

— Лады. Пойдем. Только быстро, — решился старик, и мы принялись доставать Фурсова.

Потом отправились в контору. Степаныч, видя, что мы тащим какого-то бугая, поспешил помочь. Мужики выскочили на улицу. Не задавая вопросов, Женя с Фимой подступили к рукам и ногам бугая ФСКшника. Стали тащить вместе с нами.

— Не знаю, че у тебя тут опять происходит, — шепнул мне Женя, — но надо нам все рассказать.

— Он расскажет, — кивнул я на Волкова.

— Когда все это произошло, я поехал на стрельбище сам. Два дня уж прошло, как Фомин застрелил Славика. Он, видать, запаниковал и выкинул пистолет, считай тут же, на стрельбище. Я все кусты осмотрел, да прям там ствол и нашел.

Волков рассказывал остальным мужикам все с самого начала. Теперь подошел к тому месту, где ему попался пистолет генерала.

Степаныч, Женя и Фима слушали не перебивая. Степаныч хмурился, предвкушая новые проблемы. Женя то и дело зло хмыкал и цокал языком. Корзуну явно не нравилось, что вокруг нас закручивается новая заваруха.

Один только Фима раззявил рот, удивленно внимая старому КГБшнику. Охочий до приключений молодой парень, казалось, даже радовался, что стал участником личных разборок между особистами.

— Самое интересно вот что, — продолжал Волков, — Фомин потом и сам понял, что сплоховал сгоряча. Что не стоило ему избавляться от пушки, да еще таким способом. Он тоже потом вернулся на стрельбище, но пистолета не нашел. Тогда у нас с ним и пошли серьезные разногласия.

— Он подозревал, что вы нашли его, — сказал я.

— Верно. Фомин — проницательный говнюк, — кивнул Волков. — Да только напрямую спросить он не решался. А я не решался пустить улику в ход, видя, что творят с бедолагой Варламовым следаки с прокурором. Тогда Фомин стал меня выдавливать с места. Препоны работе чинить, да такие, что я запутывался во всей этой бюрократии. Ничего толком сделать не мог по службе. Хотел Фомин, что б я ушел из органов. Что б остался я один, тогда за меня взяться можно было. Ну и что сказать? Пенсия подступала, да и службу нашу стали целенаправленно разваливать. Отбирать все инструменты рабочие. Вот когда я ушел, он и взялся за меня. Да только пистолета у меня уже не было, когда он, с ребятами своими, вот, как раз этими двоими, ко мне нагрянул. Я тогда в отказ пошел. Мол, не знаю ничего про этот пистолет. Ничего не слышал, ничего не видел.

— И чего ш ты от нас-то хочешь? — Спросил задумчиво Степаныч.

— Перво-наперво хочу выяснить, откуда взялся протокол допроса, — ответил Волков. — Ведь кто-то же его передал Кулыму?

Вдруг старый КГБшник погрустнел. Признаюсь, меня это удивило. Ведь это была первая эмоция, которую он не пытался от меня скрыть. Раньше практически всегда было его лицо бесстрастным. Он позволял себе выражать только недовольство. А теперь я видел, что старому КГБшнику горько от его воспоминаний.

— Я бы подумал на Колю, — продолжил он. — Да только он должен быть еще в тюрьме. С супругой его я потерял всякую связь. Она перебралась на север, где до мужа поближе. Ни адреса, ни как ей позвонить, я не знаю.

— Думаешь, про протокол знает Фурсов? — Спросил я.

— Думаю, — кивнул Волков.

— А ведь он не знал о пистолете.

— Как это не знал?

Тогда я кратко пересказал Волкову историю о нашем с Фурсовым походе в Грааль и о том, что он искал именно какие-то документы у Кулыма в кабинете. О пистолете речи и не было. Добавил и про бандитов, напавших на нас прямо в ресторане.

— Черемушкинские, говоришь? — Спросил вдруг Волков.

Старик внезапно стал не просто грустным, а прямо-таки мрачным.

— Да. Остатки Кулымовской банды. Она, считай, разбежалась, когда старик умер. Теперь каждый сам за себя у них. Грызутся, пытаются нахапать, кто что сможет. Некоторые и вовсе сбежали из города.

— А сколько их было в Граале? Черемушкинских-то? — Спросил Волков.

— Кажется, трое или четверо, — покачал я головой. — Как минимум двое погибли, когда напали на нас с Фурсовым. Но я думаю, что братки приперлись в Грааль, чтобы попытаться взять заведение под крышу. Хотели поговорить с его владельцем, со мной, то есть.

— А я так не думаю, — покачал головой Волков.

Мы с мужиками переглянулись.

— Почему? — Спросил я.

— Потому что мой племянник был из черемушкинских. Прибился к ним еще летом. А вчера ночью погиб от рук Нерона, этого сукина сына.

Я быстро сложил в уме два и два. Выходит, черемушкинские были как-то связаны с людьми Фомина. Или… только с одним из них? Ведь Фурсов явно был застигнут врасплох бандитами. Сам, первый, на них напал. Да и о пистолете он ничего не знал. Я видел, как он удивился, когда увидел в коробке этот наградной ПСМ. А вот Нерон, напротив, повел себя так, будто сразу все знал. Будто ожидал найти этот пистолет.

— А между этим Фурсовым и Нероновым не было на службе никаких разногласий? — Спросил я. — Вы ведь и раньше их знали.

— Знал, — кивнул Волков. — Разногласий не было. Скорее, соперничество.

— А, может, у кого-то из них были разногласия с этим твоим Фоминым? — спросил Степаныч.

Волков задумчиво поджал губы.

— Все же какое-то время прошло с того момента, как я в отставку пошел. Возможно, промеж них какая-никакая кошка и пробежала.

— Чего гадать? — Я встал. — Пойдем у Фурсова спросим.

Фурсова мы, привычным делом, поместили внизу, в пустой еще оружейной комнате. Там его, связанного, усадили в угол, и Фима закрыл тяжелую дверь на замок. Фурсов медленно приходил в себя к тому моменту. Правда, он все еще не избавился от дымки, что была у него в голове после удара наганом.

Когда мы спустились к ФСКшнику, тот явно уже очухался. Сидел теперь хмурый на полу, прижавшись к стенке у пустой оружейной пирамиды.

Первым к нему зашел я, следом в оружейную ступил и Волков. Остальные страховали снаружи, так, на всякий случай.

Смурной, как туча, Фурсов, увидев нас, будто бы развеселился. Понимал я, что это его «веселье» было напускным. Что старался он оставаться невозмутимым в нашем присутствии. Держаться так, будто ему все не почем. Будто сломить ФСКшника мы не сможем. Ой… как же он ошибался…

— Вот и вы, — гаденько улыбнулся Фурсов. — Спелись уже. А я, грешным делом, думал, что ты, дядь Сереж, Летова пристреляешь. Совсем как Васю.

— Ты, видно, другом его считаешь, этого Васю, — начал Волков холодно, — а я бы на твоем месте…

— Тихо, — остановил я Волкова, подняв руку. — Не гоните коней. Рановато еще.

Я был почти уверен, что бить Фурсова бесполезно. Он явно был крепким мужиком. Когда мы притащили его сюда, то обыскали, стянули куртку и свитер, чтобы проверить, нет ли у него на теле какой-нибудь интересной «аппаратуры». Фурсов был чистым. Да только я заметил, что толстые его руки испещряли жуткие шрамы. Казалось, мужика когда-то серьезно пытали. Выглядел Фурсов матерым, ничего не скажешь. И даже его глупые ужимки не сбивали меня с толка.

— Вопросы у нас к тебе есть, — пошел я к Фурсову.

Фурсов заглянул мне в глаза. Улыбнулся. Взгляд у него при этом остался злобным, словно у зверя. Казалось, дай ему волю, и Фурсов набросится на меня, вцепится в горло, чтобы перегрызть его собственными зубами.

— У меня к вам тоже, и че? — Хмыкнул Фурсов.

— Ну, может быть, и задашь потом, — я тоже гаденько улыбнулся. — Глядишь, и ответим.

— А ты шутник, Летов, — протянул он как-то зловеще.

Я обернулся к Волкову. Тот молчал, глядя на меня в ответ. Перед тем как спуститься к Фурсову, мы решили сыграть в старое доброе «хороший полицейский, плохой полицейский». Если раньше, в подобных играх, чаще всего плохим был я, тот теперь Волкову выпала эта роль. У меня же были другие планы относительно пленного.

— Если ты считаешь, что Неронов подговорил Черемушкинский напасть на Фурсова, — сказал мне тогда Волков, — что он хотел вывести его из игры, то не говори ему этого. Рано пока. Черт его знает, как он отреагирует. Вдруг уйдет в отрицалово.