Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич

Я отчаянно сопротивлялся: даже отказывался открывать рот. Но смирять меня Светке помогали Аверин и Могильный, поучаствовали в моем лечении и Фролович с Бобровой. Даже усатый доцент прочел мне лекцию о «достижениях советской медицины».

Я отказался оставаться в доме и «болеть». Хотя уговаривали меня вернуться в постель едва ли не всей группой (с безразличием отнеслась к моему «несчастью» лишь Королева, Пимочкина за глаза обозвала ее высокомерной и Ледышкой). Вместе с большинством студентов я отправился собирать урожай капусты. В сапогах доцента: тот вновь остался в доме, чтобы «упорядочить материал для отчета».

До поля комсорг довела меня под руку, точно боялась, что свалюсь по дороге обессиленный (я заметил недовольство этим фактом на лице старосты).

До самого обеда я вынужденно молчал (чтобы не разрушить легенду о потере голоса), кланялся к земле за капустой, махал мачете. И придумывал способы избавиться от назойливого внимания Пимочкиной. Светкино заботливое участие в процессе моего «выздоровления» отвлекало меня от наблюдений за студентами (и за Королевой в том числе). А еще оно злило вертевшегося рядом с комсоргом Славку Аверина: тот явно решил покорить сердце Пимочкиной, чье внимание мешало мне размышлять о той ситуации, в какой я оказался.

Поразмыслить мне было о чем. Ведь если мне предстояло жить заново (пусть и в советском прошлом), я просто обязан был распланировать свои дальнейшие поступки. Должен был четко понимать, чем буду заниматься завтра, на следующей неделе, в ближайшие месяцы. Тратить время на «обычную студенческую жизнь» мне не хотелось. Ведь кто его знает, какой срок жизни я получил в этот раз: настоящему Комсомольцу предстояло дожить только до майских праздников. А сколько времени есть у меня?

Да и не мешало бы видеть перед собой достойную цель, к которой мог бы стремиться. Понять, чего я хочу в этой жизни. Девочки и развлечения – это замечательно, если только не зацикливаться на них: они прекрасно сочетались с другими делами. А вот какими будут те самые «другие дела»? Если я попал в прошлое, то у меня есть огромное преимущество перед прочими людьми: знание будущего. Пусть я и не большой знаток истории, но об основных событиях, что предстояло пережить миру и стране, наслышан.

Для чего мне использовать эти знания? Чтобы спасти от развала СССР? Это была первая посетившая мою голову идея. Но потом я сам себя спросил: «А нужно ли спасать эту страну? И если нужно, то как именно? Задействовать мои умения ладить с начальниками, пробиться туда, где смогу влиять на принятия решений? Или все же до перестройки свалить за границу и наслаждаться там достатком?» Ведь кроме исторических событий в голове у меня прятались воспоминания и о спортивных событиях. А это – возможность разбогатеть при игре на тотализаторе.

Раньше я пытался забраться выше по служебной лестнице. Поставил перед собой эту цель еще на первых курсах института. И многого достиг на этом поприще. Жил бы сейчас в полном шоколаде. Если бы… жил, а не схлопотал третий инфаркт. Цель минимум была мною достигнута. Вот только насладиться успехом в полной мере я не успел: подвело здоровье, подорванное корпоративными пьянками и возлияниями спиртного в компании больших начальников – мое продвижение по служебной лестнице получилось тернистым.

Процесс получения повышений был мной хорошо отлажен. Я не сомневался, что в этот раз, при желании, к сорока годам сумел бы повторить достижения прошлой – возглавить крупное предприятие. А если правильно женюсь, то и раньше. Вот только больше не чувствовал былой тяги к высоким должностям и власти. А деньги теперь мог бы заработать и послезнанием, не ходить по лезвию. Угнетали меня и воспоминания о последнем разговоре с младшим сыном. Быть может, я действительно перед ним виноват?

После нескольких часов работы на поле я заподозрил, что Комсомолец и Пимочкина неспроста стояли рядом на той новогодней фотографии. У Светки явно просматривался синдром матери Терезы. С таким явлением я сталкивался в… прошлой жизни. Подобной официально непризнанной болезнью страдала одна из моих помощниц в Череповце. Тоже постоянно подбирала раненых бездомных котят, помогала сирым и убогим. Даже замуж вышла за невзрачного алкоголика с вечно трясущимися руками: мечтала его перевоспитать.

Вот и Пимочкина приняла Сашу Усика (теперь – меня) за того раненого бездомного котика, что неприятно царапнуло мою гордыню: в роли сирого и убогого мне раньше бывать не доводилось. Я видел растерянность на лице Славки Аверина. Похоже, староста не понимал, что происходит. Представляю, что чувствовал бы я на его месте. Ведь Светка не выглядела трудной мишенью, это не избалованная мужским вниманием Королева. Вот только девчонка не реагировала на шарм «героя». Как та наседка, она вертелась рядом с «детдомовским».

Днем у меня появилась возможность улизнуть из-под навязчивой опеки комсорга. Работавшая утром на уборке урожая группа студентов уже обедала, когда вернулась четверка парней, отправлявших в грузовик ту капусту, что мы сложили в кучи вчера. Парни изобразили великую усталость, разбубнились о том, что именно на них взвалили главную тяжесть колхозного труда. Заявили, что не готовы терпеть несправедливость: с удовольствием бы вернулись работать в поле. Потребовали, чтобы на вторую половину дня староста подыскал им замену. Потому что «ни одна спина не выдержит так долго пахать на погрузке».

Славка Аверин поинтересовался у завершавшей обед группы: не желает ли кто переквалифицироваться в грузчики добровольно. Поначалу не захотел никто: все раздумывали, стоило ли менять шило на мыло. Я решился на перемены быстрее прочих… почти всех. Мы с Королевой подняли руки одновременно. Но если на мою руку внимание обратила лишь Света Пимочкина («Саша, ты же болен!»), то на Нежину взглянули десятки глаз. Альбина сказала, что с удовольствием займется погрузкой капусты. В ответ на «ты же девушка» заявила, что она «советская девушка, а не какая-то там буржуазная белоручка».

Мое место оспаривать не попытались – Славка мою кандидатуру одобрил моментально (показалось, что моему желанию убраться подальше от комсорга он обрадовался). Королеву отговорить не смогли, как ни старались. А вот за две оставшихся вакантными должности грузчиков произошло настоящее словесное сражение, едва не перешедшее в кулачную драку. Работать рядом с Нежиной захотели даже парни, отработавшие на погрузке утром, вмиг забыли о недовольстве несправедливостью и усталости. Они доказывали, что успели получить ценный опыт, потому будут на погрузке работать лучше других.

В помощь мне и Альбине Аверин выделил двух парней постарше, как и он, отслуживших в армии, – проявил армейскую солидарность. Недовольный гул стоял в столовой долго, но оспаривать решение «героя» никто не решился. Да и строгий вид бывших сержантов не давал надежды подвинуть счастливчиков в сторону. Спорили лишь о том, кто мог бы занять мое место. Но к согласованному решению не пришли: каждый видел рядом с Королевой себя, сошлись на том, что «пусть уж лучше тогда Усик». Нежина улыбнулась двум бывшим дембелям. А меня Королева вновь словно и не заметила.

Погрузка капусты оказалась ничем не интереснее и не лучше, чем ее срезание. Грузовик подъезжал к очередной куче, парни спрыгивали вниз, бросали мне и Нежиной кочаны. Долгая, неинтересная и однообразная работа – именно то, что было мне нужно. Неутомимая Королева покачивала заплетенными в косу волосами (кроме нее в нашей группе я не увидел длинных волос ни у кого), ловко ловила капусту, совершенно не обращала на меня внимание. На мои нечастые вопросы отвечала коротко и словно нехотя.

Странное отношение ко мне со стороны Альбины не укрылось от парней. Они не стали выяснять причину моей немилости, зато охотно доверили мне стоять в кузове рядом с объектом их любования, чтобы не спорить между собой, кто больше достоин. Обсуждали с Нежиной содержание совершенно незнакомых мне фильмов (знакомо прозвучало лишь имя «Фантомас»), пытались допытаться, за какую футбольную команду Альбина болеет. Спросили парни о фильмах и футболе и у меня.