Вадим Сухачевский - Доктор Ф. и другие
При моем появлении дремлющий кабинет сразу встрепенулся, и только полковник у карты продолжал барабанить:
— ...и искусственного занижения экстра-подиума системы локализованных антисингулярных связей... — Наконец он тоже заметил меня, прервался на полуслове, нажал какую-то кнопку, и карту закрыл наехавший занавес.
Корней Корнеевич вперил в меня суровый взор. Я шмякнул на стол пачку исписанных листов и начал уверенно:
— Вот! Четыреста семьдесят пять страниц! Без нескольких глав половина первой книги. К сожалению, вынужден вас покинуть, пускай заканчивает кто-нибудь другой. Позвольте поблагодарить за оказанное гостеприимство и на сем откланяться...
В повисшей вслед за тем тишине отчетливо донесся шепот одного из генералов: «Племянник Погремухина...» Его сосед, тоже генерал, многозначительно кивнул.
Покуда Корней Корнеевич, хмурясь, взвешивал мои слова, я осматривал его кабинет. Тут со времени моего последнего посещения произошли кое-какие перемены. По обе стороны от маршала на двух тумбочках стояли гипсовые бюсты Вольтера и Джордано Бруно, на стене висела великолепная копия кого-то из импрессионистов, а угол кабинета занимал некий здоровенный, размером с небольшой гараж, загадочный агрегат, на который сидевшие за столом нет-нет да и поглядывали как-то опасливо.
— Значит, покидаешь? — после изрядно затянувшейся паузы хмуро спросил Снегатырев. — Стало быть, наши хлеб-соль не устраивают...
— Да нет... — стушевался я. — Все было прекрасно, большое спасибо... Просто... изменились планы...
— Планы... — обиженно сказал маршал. — Дела не кончив, посреди ночи, в пургу... Планы у него, громадьё!.. Может, хоть до утра повременишь?
Не ожидая, что смогу так легко, почти без борьбы, обрести свободу, я чуть замешкался. Да и вьюга за окном больно уж отчаянно лютовала.
— Ну, если только до утра... — сдался я наконец.
Гипсовой улыбкой иронически улыбался мне желчный француз, чуть презрительно взирал на меня с тумбочки стоический итальянец.
Снегатырев тем временем пошептал что-то на ухо Лайме, та кивнула ему и, сделав книксен, поспешно удалилась. Затем Корней Корнеевич снова перевел взгляд на меня.
— Вот и лады, — одобрил он мое решение и придвинул к себе рукопись: — Сколько, говоришь, осталось?
— Три небольших главки, — прикинул я, — страниц, наверно, пятнадцать.
— Так делов-то! Больше разговору!
Так уж обычно бывает: один раз дав слабину, трудно дальше стоять на своем.
— Хорошо... — после некоторых колебаний согласился я, — Хорошо, закончу. Но только эту, первую часть. Мне нужно три дня. А потом...
— Ну, «потом»!.. — перебил Корней Корнеич. — До «потом» еще дожить надо. Тогда и решим.
— Я уже все решил. (Ах, не было уже в моем голосе этой решимости!)
— Ладно, ладно, — миролюбиво согласился маршал. — Иди пока, спи-отдыхай.
Что-то я еще хотел ему сказать из того, что заготовил по дороге сюда, но все те слова как-то мигом выветрились из памяти, да и Корней Корнеевич смотрел уже не на меня, а на полковника, стоявшего у зашторенной карты.
— Продолжать? — спросил тот.
— Ладно, успеется, — отозвался Снегатырев. — От работы кони дохнут, иногда маленько и отдохнуть надо. — С этими словами он, к моей полной неожиданности, достал из-под стола аккордеон, повесил его на плечо и вдруг весьма недурственно заиграл знакомую мелодию.
Уже было двинувшись к дверям, при этом действе я, удивленный, приостановился. Даже гипсовые мыслители, казалось, смотрели сейчас в ту сторону.
После первого проигрыша аккордеона сидевший за столом совсем юный подполковник с готовностью затянул превосходным тенором:
— Эх, дороги!
Пыль да ту-уман...
И тут же отлично слаженный хор генералов подхватил:
— Холода, тревоги
Да степной бу-урьян...
— Знать не можешь
Доли сво-оей...
Может, крылья сложишь
Посреди сте-епей... —
хорошо поставленным голосом выводил пожилой генерал-лейтенант.
— А дорога дальше мчится,
Пылится,
Клубится...
А кругом земля дымится... —
пел полковник, стоявший у карты.
— Родная земля-я!.. —
дружно грянул хор.
Несколько ошарашенный, я вышел из кабинета.
Под приглушенные раскаты песни я с чемоданом в руках поднялся по лестнице, вошел в свою комнатенку, включил свет... и замер от неожиданности. Потом, придя в себя, проговорил:
— Лайма, вы?..
Она сидела на моей кровати и, распустив прическу, расчесывала длинные платиновые волосы.
— Я тебе мешаю? — спросила она.
— Нет, что вы... — пробормотал я. — Хорошо, что зашли... Я очень рад...
Лайма взглянула строго.
— А вот я на тебя сердита, — сказала она.
— На меня?.. За что?..
— Я знаю, ты хочешь отсюда убежать, а я останусь тут. Это потому, что я тебе совсем не нравлюсь!
— Да нет, нет, Лайма! — воскликнул я. — Вы мне очень нравитесь!.. Но — я же не знал... Не знал, что вы... что ты...
— А теперь, когда знаешь, ты все равно сбежишь через три дня?
— Если хочешь, мы можем уйти вместе... — По правде, я уже решительно не понимал, зачем нужно это бегство.
Она удивилась:
— Тебе здесь плохо?.. Со мной?..
— С тобой — прекрасно!.. — О, я был искренен! Однако вынужден был сокрушенно прибавить: — Но я уже сказал Корней Корнеичу... Что теперь делать?
— Сначала сними пальто, — посоветовала Лайма.
Я подчинился.
— ...И кофту тоже... — С этими словами сама она расстегнула на себе блузу, обнажив прекрасную, упругую грудь, затем сбросила форменный передник.
— Лайма... — только лишь и сумел выдохнуть я и стащил с себя свитер.
Ее сброшенная юбка упала на пол. Единственным одеянием Лаймы теперь были капроновые чулки на великолепных, длинных ногах. Нисколько не стыдясь своей наготы, она скинула покрывало с постели, присела на край и, снимая чулки, сказала мне:
— Можешь выключить свет.
Я щелкнул выключателем. В наступившей темноте слышалось пение пурги за окном и нарастающий голос маршальского аккордеона.
— ...Пылится,
Клубится...
А кругом земля дымится...
Чужая земля!.. —
заглушая пургу, слаженно гремел далекий хор.
Пятая глава
(вставная)
КОЛЛАЖ С ФИОЛЕТОВОЙ ПАПКОЙ
Козел бодает изгородь
и не может отступить
и не может продвинуться
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...но если будет трудно,
то будет счастье.
Из китайской «Книги Перемен»
Начальнику Хозуправления Центра
майору Панасёнкову М.М.
1.
...Сообщаю также о дополнительном расходе финансовых средств по случаю юбилейного офицерского собрания, происходившего *** декабря с.г., и культурных мероприятий после названного собрания.
Оформление кабинета К.К.Снегатырева
Бюст французского писателя Вольтера
(гипсовая копия) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 437 руб.
Бюст итальянского мыслителя Д.Бруно
(гипсовая копия) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 437 руб.
Картина художника К.Моне «Кувшинки»
(копия работы художника Б.Степуна) . . . . . . . . 6000 руб.
Компьютер Pentium II
(неработающий экземпляр) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2000 руб.
«Цена-то ему рупь в базарный день, там и начинки-то нет, один кожух; а скажи кому — ну-ка, где завтра очутишься?»
...Квантовый аннигилятор QA—1011
(неработающая модель) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 200 руб. (за доставку)
«А вот с этой штуковиной надо бы — ухо востро. Работающая, неработающая... Бузюк покойный тоже вон, поди, считал — «неработающая», а она его — ка-а-ак!.. Жалко, хороший мужик был...»
...Культурная программа
Выступление хора «Калинка»
ДК Вагонзавода г.Кулешово . . . . . . . . . . . . . . . . . 15 000 руб.
(«Хористочка, что во втором ряду, вправду, оченно ничего даже!..»)
...Банкет
Мин. вода «Нарзан»
(500 бут. по 6 руб.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3 000 руб.
Коньяк Дагестанский, 5 зв.
(150 бут. по 140 руб.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21 000 руб.
