Вера Ковальчук - Эльфред. Юность короля
Младший сын короля Этельвольфа не сомневался — Кенред будет верно служить ему и впредь. Он держал юношу при себе, и теперь был рад увидеть его рядом.
Сражаясь в битве, сложно сказать, на чью сторону склоняется удача. Именно потому предводители и устраиваются обычно на холмиках, откуда поле боя видно, как на ладони. Но холмиков поблизости не оказалось, и оба короля пожелали принять участие в схватке. Слишком тонка и уязвима грань между победой и поражением, слишком слабо прикосновение удачи. Порой какая-нибудь мелочь способна поколебать чашу весов — чей-то испуг, чья-то бредовая фантазия. Лишь малой искры паники может быть достаточно, чтоб битва была проиграна. А чтоб не допустить рождения страха из искры сомнений, нужно заставлять людей погромче орать. Когда орешь — не думаешь.
— За короля и Уэссекс! — вопил Эльфред, подавая окружающим пример.
Крик не мешал ему сражаться. К тому же теперь по обе стороны от него шли верные ему воины, оба — не из слабого десятка. Алард прекрасно владел щитом, не раз и не два клинок датчанина, направленный в принца, сталкивался с его умбоном. Что же до Кенреда, то он, молодой, подвижный и пьянеющий от бешенства боя, атаковал любого встречающегося врага с таким наслаждением, словно более приятного занятия даже не представлял.
В обычной жизни Кенред был покладистым и добродушным парнем. Он совсем не любил убивать. Но в бою в нем просыпался зверь, таящийся в глубинах подсознания. Он рвался с повода и скалил окровавленные зубы, а парню из Ванатинга (Кенред, как и многие люди Эльфреда, был уроженцем этой большой деревни) приходилось подчиняться. На другой день он в смущении выслушивал похвалы своей ярости и мощи.
Алард же всюду был одинаково невозмутим. Иногда он от натуги скалил зубы, но глаза его оставались холодными и вдумчивыми. Улучив миг, Эльфред обернулся и весело крикнул ему:
— Так ты всякий раз в битве даешь мне убить одного врага, а потом вырастаешь, как из-под земли?
— За тобой, твое высочество, не угонишься.
Усталость, как таковая, в бою не чувствовалась. Просто в какой-то миг воин начинал замечать, что руки больше не поднимаются, и ноги почему-то слабеют. Некоторые на четвереньках выползали из боя — не раненые, но смертельно уставшие. Эльфред никогда не испытывал ничего подобного, он знал — стоит сделать над собой усилие, и все пройдет.
Он остановился, лишь когда заметил — датчане отходят. Они не бежали, и никто, даже самый наивный человек, не поверил бы, что это бегство. Просто в какой-то момент они начали пятиться, собираться в группы, и, прикрывшись щитами, ощетинившись оружием, неспешно шагали по лугу, к замку Скнотенгагам. Их движение почему-то напоминало кольца змеи, чье тело неторопливо втягивается под камень. Саксы не преследовали датчан. Короли не поспешили отдать такого приказа, а если бы даже отдали, то Бог его знает, подчинились бы воины или нет. Кое-кто, подняв голову, заметил, что солнце давно встало и подбирается к полуденной черте. Норманны решили, что с них хватит — тем лучше.
На этот раз лагерь разбили не на берегу Тренда, а чуть в стороне. Лучше всего подошел бы луг, развернувшийся во всю ширь перед крепостью, но на поле боя армия не вставала на отдых по множеству причин. В частности и потому, что на залитой кровью, усыпанной мертвыми телами траве неудобно ночевать. На следующий день, если битва не продолжится, предстоит еще заниматься похоронами. Лагерь перенесли на край луга, оттуда Скнотенгагам был виден неплохо, хоть и не целиком.
А короли, не дождавшись, пока поставят шатер, подготовят ночлег, не призывая почетную охрану — охрана тоже работала, перетаскивала мешки с припасами, кормила и поила лошадей, укрепляла лагерь — собрали своих эрлов и танов, устроили совет. И тут же принялись кричать друг на друга.
— Почему со своими конниками не ударил норманнам в тыл? Почему не отрезал им путь к крепости? — грозно вопросил Этельред своего брата, хотя на самом деле негодование короля было обращено ко всем командирам конных отрядов.
— Я повиновался твоему приказу, брат.
— Я никакого приказа не отдавал.
— Ты махнул рукой.
— Что с того? — король побагровел. Он вполне осознавал, что неправ, но отступить и взять всю вину на себя ему не хотелось. — Ты должен был сообразить, что атаковать нужно в тыл, чтоб помешать им уйти.
— Возможно, брат, но смог бы ты указать, где у датчан был тыл в тот момент, когда они уже схватились с нашими воинами? Войско рассыпалось по полю, у каждого из норманнов оказался свой тыл.
Шутка успокоила Этельреда лучше всего. Присутствующие на совете эрлы тоже заулыбались, но, если это и разрядило обстановку, то ситуацию не разрешило.
— Норманнов нужно выкинуть из моей страны! — крикнул Бургред, свирепо вращая глазами. Он был легко ранен в руку, и рядом с ним хлопотал один из монахов.
— Это, конечно, замечательно, но как ты предлагаешь выкуривать их из крепости?
— Зачем их выкуривать? Они и сами выйдут в поле.
Но норманны не вышли. Не вышли они ни на следующий день, ни через день, ни через два. У датчан было меньше людей, чем у двух саксонских королей — это многие заметили еще в первом бою. Но недостаток сил никогда по-настоящему не смущал северян. Они были знамениты тем, что даже малым числом умудрялись держать в страхе огромные народы, захватывали города и монастыри небольшими отрядами в сто пятьдесят — двести человек. И потому их в глубине души боялись даже сильные. Казалось, норманны способны на невозможное.
А сейчас положение датчан было настолько выгодней, чем у противника, что северян не смущали даже оскорбительные выкрики в их адрес. Хотя, может быть, они их просто не понимали?
— Датчане хотят победить, это же естественно, — проворчал Эльфреду Алард.
Иногда норманны устраивали вылазки, но по большому счету никаких преимуществ от этого саксы не получали. Вылазки хороши, когда надеешься на плечах осажденных пробиться в крепость, но если отряд норманнов, выскочив из ворот, принимался крушить и гнать скудную цепочку дозорных, а потом торопился скрыться обратно, то это лишь приводит в смятение. Датчане старательно выбирали время для атаки, они не показывались из замка, если рядом с воротами ждал целый отряд.
— Трусы! — зло кричал Бургред.
— Ну, нет, — вынужден был признать Этельред. — Трусами их не назовешь.
Король Уэссекса был прав. На следующий день, к вечеру, когда на кострах уже парили огромные котлы с кашей, и по лугу полз будящий аппетит запах, норманны внезапно налетели на лагерь из темноты. Слишком мало было одной неожиданности, чтоб голыми руками взять саксов, те даже спать ложились, положив рядом оружие. Вскочить недолго, подхватить меч — тем более, но есть разница между схваткой на поле боя, где воин ждет атаки во всеготовности, и замешательством в вечернем сумраке, когда норманны выскакивают из полутьмы.
Среди шатров и костерков, опрокидывая котлы с едой, сцепились в схватке датчане и британцы. Даже не битва — просто драка, отчаянная потасовка, и когда кого-то из саксов опрокидывали на стойки шатра, он нередко вцеплялся в противника и тянул его за собой. В ход шли ножи, а то и кулаки, и, все больше заматываясь в промасленную ткань обрушенной палатки, оба катились под ноги другим дерущимся. Принц, как и многие, оказался без доспеха, и, орудуя мечом, с изумлением убедился, что разница не так уж и заметна. Слишком он привык к тяжести, облегающей тело, как чешуя — рыбу. Без кольчуги, пожалуй, было даже немного неловко.
Эльфред успел подхватить щит. Он ни на миг не оставался в одиночестве — вместе с ним у костра ждало ужина не меньше десятка его воинов. И рядом, конечно, как всегда был Алард — он на все войско славился умением готовить сытную еду, потому в отряде Эльфреда кашеварил. В лагере он почти всегда ходил с поварешкой. Некоторые из воинов сидели на щитах, а уж мечи-то лежали рядом с каждым. Норманны недолго творили в лагере беспорядок — они отступили так же стремительно, как атаковали. После них лагерь остался в таком виде, словно по нему несколько раз туда-сюда пробежался табун лошадей. Шатры сорваны с мест, скомканы и даже порваны, опоры переломаны, котлы с едой перевернуты, вещи разбросаны…
— Ты смотри, они копченую грудинку сперли!- возмущенно воскликнул кто-то.
— Может, им есть нечего? — предположил остывающий Кенред.
— Было б нечего, не только б грудинку взяли, — со знанием дела ответил Алард. — Может, кто-то мимоходом прихватил — погрызть на ужин.
— Тебе смешно, а из чего я второй ужин готовить буду?
— Вот тебе урок — не оставляй на виду копченую грудинку, болван. Такие припасы надо сразу прятать во вьюки.
Подсчитали потери — оказалось, что в неразберихе вечернего боя погибло больше пятидесяти человек. Недопустимые потери для такой короткой схватки. Несколько британцев погибло от оружия собственных соратников — в полутьме не всегда можно было отличить норманнов от саксов, а пятеро, упав в костры, обгорели так сильно, что их заранее причислили к погибшим. Обгоревшие лица, грудь, руки и спина — монахи махнули на несчастных руками и все, что смогли сделать — это обмазать их маслом и, напоив маковым отваром, оставить в покое.
