Олег Дивов - Выбраковка
– …! – сообщил молодым пожилой.
– В общем, ты их забираешь и учишь жизни. А я иду своей дорогой. Так?
– Я их так научу!.. – вполголоса заорал пожилой. – Да вы же меня, уроды, просто … … …!
Судя по виду пожилого, расстроен он был донельзя. Не столько взбешен, сколько именно расстроен. Действительно, ситуация дичайшая – он ненадолго оставил подчиненных, и за это время они его макнули в дерьмо по самую кокарду.
– Ерунда, ты-то отмажешься, – утешил его Гусев.
– Как бы не так! – отмахнулся пожилой. – Мне теперь… У-у, …!
– Ну, мы пошли, – сказал Гусев. – Всего наилучшего.
Валюшок прощаться не стал, только руку из-за пазухи вытащил.
Лоточнику Гусев сунул под нос кулак.
– А что я неправильно сделал? – возмутился тот.
– Это так, для профилактики. Я же не слышал, о чем у вас был разговор. Может, ты их сам подтолкнул.
Лоточник закатил глаза, воздел руки к небу и длинно выматерился, не хуже пожилого сержанта. Из тирады следовало, что он еще не окончательно сошел с ума и скорее готов согласиться на опасный для жизни нетрадиционный секс, нежели дать взятку официальному лицу – как в процессе отправления указанным лицом должностных обязанностей, так и при иных обстоятельствах.
– И все-таки следи за собой, будь осторожен, – напомнил ему Гусев, удаляясь в переход.
Лоточник проводил его неприличным жестом.
Милиционеры уже скрылись, так и не вернув награбленное. Вместо них на ступенях появилась дородная некрасивая мусорщица в оранжевой куртке. Она подняла оброненную молодым сержантом ватрушку и задумчиво оглядела ее со всех сторон.
– Да выбрось! – крикнул ей лоточник. – Иди сюда, я тебе пирожок дам… Так уж и быть, с мясом.
– А почему рэкет – не так страшно, как взятка? – спросил Валюшок, когда они с Гусевым поднялись на другую сторону Нового Арбата и неспешным шагом двинулись вдоль зеркальных стен почтамта.
– Взяточничество предполагает сговор двух сторон. И если одна из сторон немедленно не стукнула в милицию или АСБ, потом дело можно очень сильно раздуть. Сегодня они у него плюшками баловались, завтра он их попросит своего хозяина припугнуть. Ну и так далее. А вот если к тебе подходят, забирают товар и не платят – это одностороннее нарушение, к тому же без перспектив развития – теоретически. Ничего, Леха, разберешься. Нам специально оставили несколько таких «вилок», на первый взгляд дурацких. Чтобы можно было с людьми эффективнее работать.
Валюшок согласно кивнул.
– Как-то они по-детски совсем…
– Дураки. Ты что думаешь, этот старый прожженный мент их не учил? Еще как учил. В первый же день объяснил – упаси вас господи, ребята, хоть одну конфетку у кого-нибудь взять. Потом всю жизнь не отмоетесь. Ребята сказали «да». Но, оставшись без присмотра, все-таки решили хотя бы разок попробовать, так ли сладка халява, как ее малюют. Им же, щенятам, позарез нужно самоутвердиться, почувствовать себя большими и страшными. А подтверждение твоей величины может быть самым разным. Для большинства людей хватит и бесплатной плюшки. Кстати, ты не голодный?
– Они даже не пытались толком оправдаться… – переживал Валюшок. – И психологического сопротивления тоже никакого. За спиной только у тебя, когда ты повернулся…
– Да, я по твоим глазам понял. На какой-то миг ребятам очень захотелось треснуть кое-кого дубиной по затылку. И ты все правильно сделал. Хвалю. А насчет оправдания… Гипноз ситуации. Слышал?
– Угу.
– Сам не испытывал? На себе? А некоторые из наших испытали и очень потом ругались. Мы ведь этих двоих почти что взяли с поличным. Считай, за руку схватили. Тут нужно быть законченным подлецом, чтобы мгновенно перестроиться. Мошенники профессиональные это умеют. У них переключение за доли секунды происходит. Был у меня случай…
Гусев закурил. Лицо его вдруг неприязненно скривилось – наверное, случай был печальный. Валюшок с интересом ждал продолжения.
– В общем, брали мы на живца парочку негодяев. Они тонко работали, гады. Один идет и как бы невзначай роняет человеку под ноги пачку денег. «Куклу», разумеется. Если человек ее не берет, тут же рядом оказывается второй, подбирает ее, заглядывает жертве в глаза и спрашивает шепотом – что делать-то? И дальше у жертвы выхода нет. Даже если она кричит: «Эй, мужик, ты деньги потерял, а этот поднял», все равно не уйдет. Там был десяток вариантов, как выставить человека виноватым и подвергнуть обыску. Если что – подбегали тут же остальные члены банды, становились вокруг, кричали – мы свидетели, он твои бабки взял… Сам понимаешь, бросали «куклу» человеку, у которого в кармане много денег. Вычисляли в обменных пунктах, когда те еще были, потом стали по магазинам в бумажники заглядывать. И представь себе, запасными вариантами банда пользовалась очень редко. Потому что двое из трех потерпевших обычно соглашались с провокатором добычу поделить. Жадные мы все до ужаса. Наш парень, который наживкой работал, говорил потом – ничего не бойтесь, люди, а бойтесь вот этого пакостного желания хапнуть чужих деньжат. Когда тебе мерзавец в глаза заглядывает и предлагает разделить ответственность на двоих, ты ведь не становишься от этого мерзавцем. Ты думаешь, что тебе просто очень повезло. Может человеку раз в жизни повезти? Считается, что может. Должно.
Гусев умолк.
– И что дальше? – подтолкнул его Валюшок.
– Да все, что угодно. Если жертва доставала свои деньги, их тут же пересчитывали и возвращали с извинениями. Разумеется, незаметно уполовинив пачку. Хотя могли бы и просто ограбить. Но сам понимаешь, разбой и мошенничество очень разные статьи, а такое ловкое мошенничество к тому же сложно доказать. Против него обычный закон бессилен, только АСБ справится. Ну, менты и дали наколку Центральному. Так вот, мы когда взяли этих ублюдков, они нам целый спектакль закатили… Не Москва, конечно, но областной какой-нибудь драмтеатр за таких актеров дорого дал бы. А я смотрю на того, который с деньгами работал, и думаю – черт побери, ведь из тебя, идиота, вышел бы отличный фокусник. Выступал бы на сцене, народ бы тобой восхищался… А ты – вот как. Обидно до невозможности. Такая меня злоба разобрала тогда на род человеческий… А эти двое кричат, руками машут, святую невинность изображают. При том, что поняли уже – взяты на живца. Все равно не сдаются. Им наводчика ведут под белы рученьки, еще двоих, которые обычно свидетелей изображали, – нет, кричат, мы их в глаза не видели и вообще не местные, через полчаса самолет. У наживки просто челюсть отпадает, я думал, мужик расплачется сейчас. Он, кстати, потом все равно не удержался. Одно дело – свидетельские показания, а совсем другое на собственной шкуре пережить, что это такое, когда ты человеку в глаза плюешь, а он тебе говорит – божья роса. Невыносимо. Просто невыносимо. Самое мерзкое в нашей работе – лицом к лицу с гнусностью людской встречаться. Вот такие, брат, дела.
– И что им было? – спросил Валюшок.
– А я убил их на фиг, – небрежно махнул рукой Гусев.
Валюшок коротко хохотнул, потом осекся.
– Ты не представляешь, как это было мерзко, – объяснил Гусев. – Мне просто делать ничего не оставалось, у меня ощущение было, что я сейчас утону в этом океане лжи. И, главное, «живца» очень жалко, это ведь мой ведомый был. Ну, я взял и застрелил двоих прямо на месте. Оказалось – угадал, потому что ребята мне аплодировали.
Валюшок шмыгнул носом и полез за сигаретами.
– Наводчик только расстроился, – вспомнил Гусев. – Обкакался бедный. Но тут же признался во всем. А еще один из банды в обморок упал. Они всегда так – как запахнет жареным, становятся очень сентиментальными. За что отдельно воров ненавижу. Леш, не закуривай пока. Мы сейчас на секунду вот в этот магазин заглянем. Или, хочешь, постой снаружи. Ничего особенного, я просто хочу посмотреть, нет ли какого-нибудь нового приличного видео.
– Я тоже хочу, – сказал Валюшок и открыл Гусеву дверь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Кол оказался также весьма эффективным регулятором экономической деятельности: когда несколько семиградских купцов, обвиненных в торговле с турками, испустили дух на рыночной площади в Шесбурге, сотрудничеству с врагами веры Христовой пришел конец.
В магазинчике играла музыка, красивая, но страшноватая. Кто-то жутким голосом ревел на гитарном фоне нечленораздельное. Гусев прислушался и опознал Кинчева. Песня была ему незнакома и не особенно понравилась. Чересчур уж выворачивала душу.
В стеклянный прилавок уперся толстым животом покупатель – маленький азербайджанец в дорогом спортивном костюме. Представитель обреченной на вымирание породы – недавно вброшенный в массы лозунг «У нерусских не покупаем» людям понравился, и могущество чернявых диаспор таяло на глазах. Но пока что они еще хорохорились. Как этот, например. Даже со спины чувствовалось – вот настоящий хозяин жизни, из тех, что с московской пропиской и тридцатью тремя зубами девяносто шестой пробы.
