Рудольф Баландин - Мифы революции 1917 года
Я считаю Николая II фигурой роковой и трагической в нашей истории. Он был жертвой судьбы. Нечто подобное наиболее рельефно показано в древнегреческих трагедиях. Для христиан в подобных случаях принято ссылаться на Бога (древние греки обычно имели в виду волю богов). Правда, Солженицын не придерживается такой точки зрения. К сожалению, его чрезмерно упрощенный взгляд на исторические события может прийтись по душе неискушенным читателям. Именно примитивные идеи чаще всего завладевают массами людей, считающих себя интеллектуалами.
Представлять Николая II жалким, беспомощным «птенчиком», которого прикрывает «твердое крыло» супруги, означает полное к нему презрение. Не удивительно: писатель обвиняет царя в предательстве:
«Ему была вверена эта страна — наследием, традицией и Богом, — и уже поэтому он отвечает за происшедшую революцию больше всех…
Он предпочел — сам устраниться от бремени.
Слабый царь, он предал нас.
Всех нас — на все последующее».
Сильно сказано. И несправедливо (это вообще свойственно данному писателю). Хотя в действительности, сам того не заметив, Солженицын упомянул трех важных действующих лиц, которых обвинил с еще большей злобой.
Он классифицирует предательство царя едва ли не в глобальном масштабе — всех и всё! Вроде бы он, писатель, стоял на стороне царя как подлинный монархист, а тут — такой конфуз. Хотя невольно вспоминаешь, что Александр Исаевич был в свое время пионером и комсомольцем, присягал, между прочим, вовсе не императору Николаю II, а советской власти, делу партии большевиков и даже, можно сказать, лично товарищу Сталину (в те времена СССР, ВКП(б) и вождь были едины). Правда, его кумирами в зрелые годы были… нет, не цари, а Ленин и Троцкий. А уж они-то революционеры «круче» Сталина.
…Ну ладно, положим, писатель взбешен и не выбирает выражения (увы, для сугубо рационального, весьма ловкого и осмотрительного Солженицына такое не характерно). Тем не менее он утверждает: Николай II пытался действовать «для блага России», но то ли по недоразумению, то ли по его недоумию получилось, что он «отрекся в пользу Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов — то есть шайки никем не избранного полуинтеллигентского, полуреволюционного отребья».
Тут уж и вовсе остается только руками развести. Разве не известно, в пользу кого отрекся царь?! Мало ли что получилось! Мог ли Николай II предвидеть грядущие события? Нет, конечно. Да и великий князь Михаил при всей непродуманности его отречения передавал власть не Совету, а Временному правительству — до скорого Учредительного собрания.
А в этом самом Совете пребывали, кстати сказать, депутаты, избранные петроградскими организациями рабочих и солдат. Как бы их ни оплевывал через 90 лет писатель, а некоторые из них были не полу-, а вполне нормальные интеллигенты и такие же революционеры. И уж если они дрянь и бездарь, никем не избранная, то как же тогда эта шайка смогла пересилить и монархию, и Временное правительство?!
Мнение Солженицына о 1917 годе и последующей истории России—СССР накладывает тяжелую печать на склад его характера и ума, весь его жизненный путь. Для историка, летописца событий, личное мнение играет второстепенную роль. Но для историософа, их толкователя, оно выходит на первое место. Не стану пересказывать две очень интересные книги Владимира Бушина: «Гений первого плевка» и «Неизвестный Солженицын», где приведены сведения о том, как этот плодовитый писатель был провокатором и грязным доносчиком, а в лагерях — тайным осведомителем; как он постоянно лгал о своем «героическом» пребывании на войне и т.д. Эти факты никто не опроверг, а потому я им верю. (Характерная цитата из труда Солженицына: «Отмываться всегда трудней, чем плюнуть. Надо уметь быстро и в нужный момент плюнуть первым».)
Главное несчастье нашей страны в том, что ее новейшая история продолжает до сих пор извращаться самым гнусным образом благодаря усилиям СМРАП и таких писателей и публицистов, как Солженицын. Когда-то первоначальный почитатель его таланта поэт А. Твардовский сказал ему: «У вас нет ничего святого». И был не совсем прав. Святое для Солженицына, как для множества людей его склада, — он сам.
Спору нет, и в данном его сочинении присутствуют некоторые верные, обоснованные суждения (ядовитые порции лжи опытный интеллектуальный кулинар дозированно добавляет в свои изделия). Сам того не желая, в «Размышлениях над Февральской революцией» Солженицын убедительно показал, что в 1917 году практически все население России «созрело» для радикальных переворотов, для свержения неправедной власти.
Не следует думать, будто выразилось это в том, что к тому времени уже не стало Святой Руси. Так может утверждать лишь тот, кто лишен чувства Родины, Отечества.
Благостной сусально-святой Руси не было никогда в природе (это же не Град Небесный!). Достаточно вспомнить о восстаниях Болотникова, Разина и Пугачева, о бесчисленных крестьянских бунтах; достаточно прочесть честных исследователей и классиков нашей великой русской литературы. Но, несмотря ни на что, до 1917 года, после и до сих пор сохраняется Святая Русь. Она не явлена для равнодушного или враждебного глаза. Подобно невидимому граду Китежу, она присутствует в сердцах людей.
Вот секрет наших побед, вот почему наша держава в XX веке не раз побеждала мощнейших врагов. И только к концу героической эпохи изнемогла, поддавшись на пропаганду заморского образа жизни, на дешевые, исчисляемые в долларах ценности западной цивилизации, на лицемерную буржуазную демократию. Вот когда не без помощи писателей, артистов, ученых, киношников, журналистов и прочих, воспринявших такие воззрения, Святая Русь оказалась опошленной и заплеванной прежде всего в их собственных душах. Можно согласиться с мнением писателя, настоящего фронтовика и патриота B.C. Бушина: «А. Солженицын — родоначальник того нравственного разложения, той деградации общества, которые обрушились сейчас на Россию».
Ныне как никогда важно нашему народу вернуть историческую память предельно ясной, чистой, правдивой, а не извращенной в угоду той или иной идеологической установке. Я не собираюсь утверждать, будто постиг истину и вещаю ее без сомнений. Революционный 1917 год всегда будет предоставлять возможность для разных толкований. Но надо уметь развеивать те мифы о нем, цель которых — унизить нашу Родину, наш народ.
Глава 2
ВОЙНА И ОКТЯБРЬ
Тогда раздался новый клич: «Долой
Войну племен, и армии, и фронты;
Да здравствует гражданская война!»
И армии, смешав ряды, в восторге
С врагами целовались, а потом
Кидались на своих, рубились, били,
Расстреливали, вешали, пытали,
Питались человечиной,
Детей засаливали впрок, -
Была разруха,
Был голод.
Наконец, пришла чума…
Максимилиан ВолошинИспытание войной
Многие исследователи событий 1917 года сходятся во мнении, что революционные перевороты произошли по самой простой и печальной причине: русский народ не выдержал тяжелого испытания войной с Германией и Австро-Венгрией.
Испытание было действительно жестоким. Миллионы убитых, искалеченных, отравленных ядовитыми газами, измученных болезнями и ранами. Многое зависело от того, к какой категории общественной иерархии ты принадлежишь и где находишься. Для многих «тыловых крыс» настали времена больших доходов, ловких спекуляций. На фронте положение солдат решительно отличалось от положения офицеров, за которыми был особый уход и на фронте, и в лазарете, и в тылу.
Поэт-офицер Николай Гумилев так выразил свои впечатления:
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мёд.
А «ура» вдали, как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
Скажешь: это мирное селенье
В самый благостный из вечеров.
И воистину светло и свято
Дело величавое войны,
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны…
Красиво. И в прозе он высказался в том же духе: «Дивное зрелище — наступление нашей пехоты». Красочно описал это наступление, наблюдая за ним с вершины холма: «Действительно, по слову поэта, нас призвали всеблагие, как собеседников на пир, и мы были зрителями их высоких зрелищ».
Он не представил себя на месте пехотинцев, которые шли навстречу врагам, подставляя голову и тело свое под пули. Бравый кавалерист Гумилев не подумал, что до этого они находились в окопной грязи, изнывая от блох и предчувствия атаки. Над ними не витали серафимы. Оставались родные деревенские убогие избы, тяжкий повседневный труд, родные, для которых, если вернешься инвалидом, станешь обузой… Да и вернешься ли?
