Николай Андреев - За Русь святую!
Антон Иванович Деникин хмурился, глядя на огарок свечи. Его терзали тяжкие думы насчет будущего России. Да, нынешний режим, быть может, из самых худших, что когда-либо видела Россия. Но что, если после его падения случится все то, о чем писал Великий князь Кирилл? Ведь Деникин давал присягу на верность царю и Отечеству. А клятва офицера стоила едва ли не меньше его жизни.
И еще многие и многие люди метались в своих постелях, силясь уснуть. А еще — надеясь проснуться и узнать, что все хорошо, что война закончена, что призрак крови и разрухи, призрак революции отступил от России. Но, к сожалению, это были лишь надежды…
Глава 5
Жутко мело с самого утра. Февральского солнца, которое должно было невероятно ярким в предвкушении скорой весны, оказывалось совершенно невозможно разглядеть за хлопьями снег, бешено летающими по городу. Сизов-Романов с каждым завыванием ветра, словно желавшего превзойти волчий вой, кутался в соболиную шубу. Однако делал это Кирилл Владимирович скорее по привычке: мысли, полностью занимавшие его голову, лишь разжигали пламя нервов и волнения в Великом князе. Все утро и всю дорогу до оговоренного места встречи с Георгием Евгеньевичем Львовым Сизов думал, как завести разговор, как вернуться к теме переворота. И как дать понять, что даже в случае падения монархии будущие правители страны могут положиться на третьего в очереди на российский престол? Да, это была задача очень трудная, почти что невозможная. Но — почти. Много раз перед Сизовым вставали "невозможные задачи", в решение которых уже потеряли веру. Спасти пятерых десантников из плена в горах под Пешаваром.
Отряд пленных солдат, захваченных афганцами в разное время, поднял мятеж. Кто с голыми руками, кто с кое-как раздобытыми дубинками, они пошли в свой последний бой. Надсмотрщики не могли понять, как практически безоружные люди могут просто подумать о бунте, не то что осуществить его. Однако они не знали, кто такие русские солдаты. А точнее, советские: на камни падали, издавая последний вздох, полный ненависти к врагу, рядом украинцы и белоруссы, киргизы и русские, татары и грузины. А охрана на лагеря, не в силах совладать с ними, повернула пушки и ударила прямой наводкой. Но даже в смерти наши не сдались…
Едва узнав о случившемся, началась подготовка операции по спасению людей из подобного лагеря буквально по соседству. Жаль только, что начальство зашевелилось, лишь когда погибло несколько сотен людей. Хорошо, что хотя бы взялись за это. Составление плана полностью легло на плечи Сизова: все или просто отказывались взяться, или перепоручали другим, вот так и дошли до Кирилла Владимировича. Подробности операции даже после развала Союза оставались засекреченными, но результат был налицо: наши пленные солдаты были освобождены. А на одном из многочисленных кладбищ появились свежие могилы, в которых лежали "погибшие при исполнении" спецназовцы. Свобода оказалась оплачена кровью людей, у которых тоже были родственники, дети, близкие. Но говорить о тех героях, что заплатили жизнью за счастье других, было нельзя. Может, именно из-за этого многие люди совершенно не так думали о стране, в которой жили. Ни о горьких поражениях, ни о многочисленных победах, в том числе и на "теневом фронте", не любили говорить. Хотя народ должен был знать своих героев и своих предателей в лицо. Но не знали. Сизов именно тогда получил звание полковника. Все-таки оценили его работу. И запретили распространяться об участии в этой операции. Матери и жены избежавших смерти в плену людей так и не смогли узнать имя того, кому они обязаны жизнью своих близких и любимых. Ну а на страницах учебников и пособий для определенных служб появился очередной пример действий по проведению масштабной операции в условиях враждебной местности.
Нынче же задачка была сложнее. Провернуть то дело, которое Сизов до сих пор считал своим шедевром, только в масштабах целой империи. Нет, конечно, практически ничего общего между этим двумя делами не было. Но только не для Кирилла…
Местом встречи был избран Таврический сад. Сизов избрал его из-за боязни слежки. Нет, маловероятно было, что за ним следит Охранка, но все-таки стоило подстраховаться. Кто в здравом уме может подумать, что Великий князь решит встретиться с кем-нибудь из желания обсудить политику или заговор против короны у оплота оппозиции, Государственной Думы? Начальство же в Охранке не настолько тупое, чтобы посчитать это основной причиной встречи — заговор Львова и Кирилла Владимировича против правящего дома. Естественно, двое таких фигур точно должны найти более удобное место. Сизов и сам прекрасно знал логику людей, подобных начальству Охранного отделения: ищут только то, что лежит на поверхности, что-то наиболее простое и легко объяснимое. И чаще всего это и является ошибочным, как раз не тем, чем является на самом деле, — все эти простые причины, лежащие на самой поверхности.
Заодно и на город посмотреть, оценить будущие позиции. Все-таки в конце месяца предстояло на них повоевать, и еще неизвестно, на чьей стороне. Широкие улицы с многочисленными переулками и закоулочками. Мосты, которые на первый взгляд легко перекрыть, но это в теплое время года. А так — каналы можно и по льду перейти, разве что артиллерией или динамитом можно будет взломать лед. Зимний дворец стоял у самой набережной, его можно было обстреливать с противоположного берега, или прямо с реки, как это произошло в истории. "Точнее, как это должно было произойти, но не произойдет" — убеждал себя Сизов.
Однако нужно наступать организованно, решительно, ходко. Если же идти пьяной и неорганизованной толпой, поминутно посматривая на ближайшие подворотни как на спасительные обители, то это "шествие" быстро захлебнется собственно кровью. Собственно, будь в феврале тысяча девятьсот семнадцатого года хотя бы десяток толковых людей в руководстве гарнизона и обороны столицы, не боящихся ответственности, — революции бы так и не произошло в тот день. Ведь что было в ту пору? Несколько дней проходили лишь манифестации, которые можно было вполне разогнать силой. Однако на это не пошли. Затем толпа возжелала крови, несколько полков переметнулись на сторону восставших. Несколько полков — из более чем ста тысяч человек. Да, гарнизонные части никуда не годились. Запасники, призывники, уставшие от войны унтеры с забродившими от страха перед посылкой на фронт мозгами. Они оставались "нейтральными", инертными, скучающими, сомневающимися еще некоторое время после того, как Волынский полк начал пальбу по офицерам. Да и после того, как большая часть гарнизона тоже вскипела, можно было несколькими ударами снова привести их в порядок.
Сизов старался скрыться от мыслей о предстоящем "Феврале", поэтому вовсю занялся обдумыванием возможных действий, о боях за сердце империи. Кирилл Владимирович вообще очень часто, чтобы, отвлечься, раздумывал над, на первый взгляд, совершенно глупыми и ненужными вещами. Скажем. Проходя по одному мосту, служившему частью оживленной магистрали, отмечал, где могут быть его слабые места. Или кладка нового здания — когда она даст слабину? После развала Союза, к сожалению, подобных "слабых" зданий становилось все больше и больше. И в девяти случаях из десяти Сизов оказывался прав. Как это ни было горько для него.
Кирилл Владимирович набросал два плана, которых он бы придерживался, случись ему руководить подавлением выступлений гарнизона. Первый план полковник обозвал "силовым". Просто и даже без изюминки: такие планы Сизову не особо нравились, но что поделаешь? Когда следует выбирать между эффектным и эффективным — лучше выбирать эффективный. Многие, правда, выбирают первое, но такие очень редко выигрывают войны. Кирилл Владимирович же всегда предпочитал, если уж на то пошло, отсутствие излишнего лоска и действенность напускному блеску и глупости, спрятанной за вычурностью и витиеватостью. Но и без какой-то изюминки не может быть дела, иначе любимая работа когда-нибудь да станет серостью и обыденностью. А как раз две эти вещи и делают сердце человека черствым, а душу глухой к чужим страданиям. Сизов сам прекрасно знал, как после нескольких месяцев войны сердца многих людей становились тверже камня и черствей краюхи хлеба, закатившейся под пол несколько лет назад. И такое происходило сейчас с миллионами людей, всего пять лет назад и не помышлявшими, что смогут без угрызений совести заколоть бывшего однокурсника или обворовать умирающего от вражьей пули солдата, еще теплого, еще цепляющегося за жизнь негнущимися пальцами.
"Силовой план" состоял в следующем. Сперва следовало дать толпе восставшего народа хлынуть на улицы, ведущие к Зимнему дворцу. Дать понять, что там якобы засели "кровососы и убивцы, терзавшие долгие годы Русь-матушку". Подождать немного. А потом устроить Канны: двинуть несколько конных сотен из боковых улиц, направить загодя поставленные на крыши пулеметы, а потом еще ударить в лоб. Многие спаянные отряды, прошедшие дым Танненберга и окопную грязь Галиции — и те не всегда могли выдержать такие мощные удар, чего уж там говорить необстрелянных запасниках, только-только оторванных от сохи? Здесь, конечно, было пару неувязок. Например, конные сотни (особенно если это будут казаки) могут и не подчиниться приказу подавить выступление. Эти тоже не из героев, бравших на пику австрийцев, сами совсем недавно из станиц или слишком давно из них, что, в общем-то, было все равно.