Виктор Каменев - Шут (СИ)
Мне откровенно не повезло. В тот самый момент, когда я уже распахнул дверь, тяжеленный скипетр врезался в мой позвоночник, а, падая, ударил ещё и по ноге. Два фаворита, сплетничавшие неподалёку о женщинах, шарахнулись в сторону. Я вылетел в коридор и, прихрамывая, помчался в сторону кабинета министра финансов. Следом за мной, демонически хохоча, вывалился король, но на людях кидаться скипетром больше не стал.
— Погоди у меня, мерзавец! — прокричал Франки мне вслед.
* * *Дома мне никто особенно не обрадовался. При моём появлении все попрятались кто куда, и осталась лишь экономка, ожидавшая от меня вопросов, распоряжений и придирок.
Не глядя на неё, я завернул в конюшню. Конюх валялся там на куче соломы и рассказывал коню о том, как следует обхаживать женщину, избегая при этом женитьбы и прочих тому подобных неприятностей. Из некоторых мест его монолога я понял, что мой слуга — большой дока в подобных делах. Конь, правда, слушал его довольно невнимательно.
— И вообще, зачем я тебе всё это рассказываю? Ты — зверюга глупая и бестолковая…
— Да уж не дурней тебя, — ответил я, входя внутрь.
Конюх вскочил на ноги.
— Простите, я вас не видел, — сказал он.
— Что конь? Всё так же шарахается от меня?
Конюх пожал плечами, а я пошёл проверить.
Конь шарахался. Когда я подошёл, он ступил назад, нервно размахивая хвостом и отворачивая голову в сторону.
— Не знаю, чего это он, — подал голос конюх. — А вы ему травки дайте.
— Я тебе сейчас травки дам. Запрягай его в повозку.
У конюха отвалилась челюсть.
— Как? — спросил он. — Его?
— Можешь сам впрячься, если тебе жалко зверюшку. Мне надо ехать, а как я поеду, если он шарахается? Приступай.
Конюх отправился за повозкой, а я пошёл к дому. Экономка всё так же стояла на пороге.
— Какие будут распоряжения, хозяин?
— Я сейчас уезжаю. Заверни на дорогу какого-нибудь пирожка мне и этому балбесу-конюху.
Экономка кивнула головой и отправилась на кухню.
9. АНАТОМИЧЕСКАЯ БАНДА
В дороге каждый был чем-то недоволен. Коню не понравилось то, что его запрягли. Конюх всем своим видом молчаливо выражал солидарность своему подопечному. Я злился на себя за то, что не сумел перед отъездом придумать для своих слуг какой-нибудь большой и грязной работы.
От столицы до разбойничьего логова, откуда Турди вышел в свет, оказалось что-то около пятнадцати километров. Я размышлял. Не очень-то мне нравилась эта затея. Во-первых, разбойники действительно могут меня расколоть. Допустим, в этом случае двоих я уложу выстрелами из пистолетов, а потом что? Обучить меня владению шпагой в Координационном Совете так никто и не озаботился; разбойников много, а радости мне от этого мало. Разумеется, они меня прибьют. Мне представился безутешный Сергей Сергеич, горько рыдающий на моей могиле.
На душе стало совсем муторно.
Во-вторых, а что, если разбойники относятся к Турди хуже, чем он думает, и разделаются с ним, то есть со мной, в любом случае? В-третьих, они могут попросту отказаться от участия в подобной авантюре, а письмо королю Неммардии уже не вернуть.
Словом, получалось, что я сую голову в пасть тигру, понятия не имея о том, какие мысли в этот момент бродят в его полосатой, хищной башке.
Перед самым лесом конюх остановил повозку. Я велел ему ждать и отправился навстречу неизвестности.
* * *В лесу за меня тут же взялись комары. Я отломил ветку с листьями и помахивал ею перед собой, отгоняя этих упырей из рода насекомых. По идее, меня уже должны были засечь — караульную службу Турди поставил на должном уровне. Координаторы на инструктаже кое-что рассказывали мне об этих типах, фотографии показывали. Банда всё время меняла свою дислокацию, но я бы и без этого её не нашёл.
Нет, ну так можно и вовсе заблудиться.
Я сел на первый же пенёк, обмахиваясь веточкой. Засекли меня или нет?
Вскоре послышался ответ на мой вопрос — осторожный шорох за спиной. Не оборачиваясь, я громко сказал:
— Ну сколько можно вас, бестолочей, учить? Не должен часовой нападать на путников сам! Сигнал подавать надо! А если б я тебе ловушку приготовил, что бы ты тогда сказал?
Позади меня послышались звуки падения в траву каких-то увесистых предметов. Я обернулся. В нескольких шагах от меня стоял, разинув рот, вытаращив глаза и уронив оружие, один из разбойников Турди по кличке Мясо.
— Привет, — сказал я ему.
— Мама рОдная, — прошептал он. — Это ты?
— Я. А ты думал — вас тут А.С.Пушкин навестит?
Разбойник полез обниматься
— А мы-то всё время тебя вспоминали! — восторженно орал он, хлопая меня по спине. — Пойдём! Ребята на задницы попадают!
В предвкушении этого зрелища он помчался вперёд, ломая кусты. Я едва за ним поспевал. Мясо поминутно оглядывался и поторапливал меня:
— Скорее! Скорее!
— Да иду! — огрызался я.
Минут через десять мы вошли в лагерь.
Действительно, моё появление вызвало фурор. Ко мне лезли обниматься, я не успевал отвечать на рукопожатия и похлопывания. Турди завёл в банде такой порядок, что никто не знал имён друг друга, а все именовались по кличкам, имевшим отношение к человеческой анатомии, так-то: Желудок, Позвоночник, Лапа, Хвост. Турди в бытность свою разбойником сначала именовался Головой, но затем это признали слишком длинным и сократили до Черепа.
В лагере воцарилась суета. Прямо на траву бросили бархатную скатерть с золотыми кистями, а на неё накидали хлеба, мяса, сыра, поставили бочонок с вином. Я стоял посреди этого предпраздничного действа, глупо улыбаясь. А чуть в стороне, на поваленном дереве сидел невысокий, крепкий разбойник, не принимавший участия в общем хаосе и столпотворении. Это был Мозоль, возглавивший банду по уходу Турди. Некоторое время он молчал, а затем не выдержал и спросил:
— Что, Череп, можно поздравить тебя с возвращением?
Я не успел ответить; ко мне подошёл высокий, худой Желудок и, склонившись в шутовском поклоне, промолвил:
— Просим вас к столу, благородный господин, особа, приближённая к его величеству!
Я двинулся к скатерти. Поначалу для меня на траву бросили чей-то плащ, но разбойник Рог брезгливо откинул его ногой и заменил роскошным платьем, снятым с какой-то богачки.
Я примостился на нём, остальные попадали прямо в траву. Мозоль уселся напротив меня. Разбойник Зуб принялся разливать вино.
— Эх, друзья мои, — заговорил я, приняв предложенный мне бокал. — Ну и жизнь же в столице, доложу я вам. Не то, что здесь!
— Ну да, — заметил Хвост. — Ты же там с благородными водишься.
— Да ладно, — вмешался Желудок. — Если этого благородного раздеть, то он окажется таким же, как и все.
— Не скажи, — ответил я. — Раздеть! Ты бы ещё сказал: шкуру снять! Все эти благородные господа и дамы гораздо развратнее, чем публика в самом последнем борделе. Любой из королевских министров наворовал в сто раз больше, чем вся наша банда. Но все они — уважаемые люди.
— Ты уже там прижился, к нам не заглядываешь, — заметил Рог.
— Прижиться там нельзя, а можно только более-менее держаться на плаву. Постоянно какие-то интриги, заговоры, сплетни. Тошно мне.
— Так возвращайся к нам, — сочувственно предложил Мясо.
— И каждый день видеть ваши рожи?
Дружный хохот был мне ответом.
— Ну уж куда нам! — рявкнул Желудок, хлопнув меня по колену.
— Не прикасайся ко мне немытыми лапами, — проворчал я, выуживая из железной миски кусок мяса. — И вообще, когда вы себе вилки заведёте?
— А с ножа ты жрать уже отвык? — поинтересовался Мозоль, исподлобья глядя на меня.
— До чего же ты груб, приятель, — ответил я. — Да будет тебе известно, что при дворе его величества люди не жрут, а кушают. Вижу, ты сегодня не в духе, Мозоль. Уж не прихворнул ли?
— Тебе-то какое дело?
Я махнул на него рукой и, поигрывая в пальцах пустым бокалом, закатил речь:
— Мясо нахально бросил пост, Мозоль боится, что его будут подсиживать, все остальные беззаботно лакают вино. И только я один в трудах и заботах. Да, мои маленькие друзья, меня привело сюда не только желание вновь увидеть ваши препакостные физиономии. И прибыл я сюда вполне официально, посланником его величества.
— К нам? — уточнил Хвост.
— Ну а к кому же ещё?
— Это становится интересным, — заметил Хвост. — Зуб, а ну налей ему ещё.
— Я вам и без вина всё расскажу. Дело в том, что его величество хочет оделить вас шестью тысячами монет.
Несколько разбойников в волнении привстали с мест, Зуб промахнулся винной струйкой мимо моего бокала и полоснул нею по скатерти.
— Знаешь, Череп, — воинственно заметил Мозоль. — Шесть тысяч — это не повод для шуток.
— Я тоже так думаю. И его величество, Мозоль, также разделяет твоё мнение. Вызывает он меня сегодня к себе и говорит: «Отвези-ка своим бывшим коллегам шесть тысяч золотых монет, они славные парни».
