Вадим Давыдов - Всем смертям назло
– Нет. Ужасный, – продолжая улыбаться, покачал головой Тэдди.
– Правильно. Поэтому император никогда не покажет своим подданным, что он сердится. Он всегда будет с ними вежлив, ровно-доброжелателен, внимателен и спокоен. Он будет задавать вопросы и внимательно слушать ответы. И никогда не позволит им увидеть, что чем-то недоволен. А потом он примет решение, и все подчинятся, потому что он – император, царь, и таково его природное право и обязанность – принимать решения на благо страны и её подданных. А когда он захочет как следует посердиться, он отправится в тир и расстреляет из пистолета десяток поясных фигур – одиночными и очередями. Или возьмёт меч и разрубит на куски несколько деревянных болванов. Или просто наколет дров для своего Большого Императорского Камина. Или направится в гимнастический зал, наденет перчатки и будет дубасить боксёрскую грушу до тех пор, пока из неё не посыплется песок и сам он не упадёт от усталости. В зависимости от того, чего ему больше захочется. Это называется царским поведением. Правильным царским поведением. Усвоил?
– Да.
– Знаешь, почему Сталин победил Троцкого, который был в десять раз образованнее, в сто раз блистательнее, смелее и ярче Сталина? Троцкого, великолепного оратора и пламенного революционера?
– Почему?
– Потому что Сталин никогда не кричит и не сердится. Никто никогда не видел его с перекошенным от ненависти лицом. И поэтому он очень опасный противник. Жестокий и целеустремлённый, потому что так вести себя умеют лишь люди, которые очень хорошо знают, чего хотят. И он вовсе не посредственность. Он умеет слушать и преподнести своё решение так, как будто он принял это решение, советуясь со всеми остальными коммунистическими вождями. Иногда это на самом деле так, иногда не так. А Троцкий – никогда никого не слушал, а только говорил. Тот, кто не умеет слушать, всегда проигрывает. Умный Троцкий вёл себя, как дурак, и проиграл. Сталин, который нигде ничему толком не учился, который плохо говорит по-русски и совсем не умеет полемизировать, скучный Сталин повёл себя, как умный, – и выиграл. Так всегда было, есть и будет. Всегда. Запомнил?
– Да. Получается, Сталин лучше Троцкого?
– Мы вернёмся к этой теме в другой раз, а пока скажу так – оба они хуже. Каждый из них плох по-своему, уникально и неповторимо. Для России и Сталин, и Троцкий – несчастье. Просто один негодяй перехитрил другого. Вор у вора дубинку украл. Но об этом, повторяю, мы поговорим в другой раз. Обязательно. Хорошо?
– Хорошо.
– Отлично. Продолжаем занятие по геополитике. Мы остановились на том, что ни растить, ни кормить такого крокодила, какого мы тут с тобой нарисовали, никто особенно не жаждет. Ни сами немцы, ни французы с поляками, ни голландцы с чехословаками. А теперь давай представим себе, чтобы ты сделал, если бы был… русским царём.
– Почему русским?
– А посмотри-ка, на кого разинута эта пасть. Представь себе, что Польши нет. На кого?
– На Россию, – тихо проговорил мальчик.
– Верно. Так что бы ты сделал?
– Я бы…
– Накормил его? Засунул бы ему в пасть кусочек Польши, чтобы он успокоился? Посмотри, какое хорошее решение. Вот оно, прямо на поверхности.
– Наверное, поэтому оно не очень хорошее.
– Почему?
– Потому, что ты не дал мне подумать, – улыбнулся Тэдди.
– Великолепно. Видишь, Геополитика, получается, не такая уж и страшная штука, а? Ну, хорошо. Не стану тебе подсказывать. Подумай.
– Я бы… отрезал ему челюсти, – некоторое время спустя проговорил мальчик.
– Оторвал бы ему пасть. Давай называть вещи своими именами. Тут ведь нет газетчиков, репортёров, посторонних, которые могут разнести, что услышали. На советах с генералами и адмиралами нужно называть всё так, как оно называется на самом деле. В парламенте можно – и нужно – пользоваться аллегориями и метафорами. А с генералами – чётко, ясно, предметно. Оторвать пасть. Это решение очень ответственное, Тэдди. От него зависят десятки тысяч жизней – а может быть, миллионы. Ты хорошо подумал?
– Я подумал. Но, если я этого не сделаю, тогда получится, что любой немецкий кайзер или канцлер… всё равно будет хотеть накормить своего крокодила? Ведь так?
– Именно так, Тэдди. Именно так всё и обстоит на самом деле. Итак, это твоё решение. Нужно оторвать зверю пасть. Конечно, страна – это не животное, и «пасть» – это не совсем пасть, но что-то в этом, безусловно, есть, потому что семьсот лет постоянных войн для того, чтобы накормить «зверя» – это что-нибудь да значит, не так ли?
– Наверное, – Тэдди вздохнул.
– Хорошо. Предположим, решение принято – но выясняется, что в одиночку тебе не справиться. Что делать?
– Союзники, конечно, – пожал плечами Тэдди. – Британия, Франция, Чехословакия, Польша.
– Польша – нет.
– Почему?
– Польша исторически очень плохой союзник. Польшу следует принимать в расчёт, но ни в коем случае нельзя на неё надеяться. Я потом объясню подробно, почему. Пока просто запомни это. Не хочешь подумать ещё?
– Хочу, – посмотрев на Гурьева, кивнул мальчик. – Голландия и Бельгия. Да?
– А ещё? Может, подсказать?
– Нет. Не надо.
– Ладно. Я подожду, – Гурьев откинулся в кресле и сцепил руки в замок на затылке. – Не подсказка, но совет. Подними глаза от карты и подумай о Германии. О людях, живущих там.
– Шпионы!?
– Нет, Тэдди, – Гурьев снова сел прямо. – Нет. Шпионы – это… как-то это не очень хорошо, правда?
– Ну… Это… Предательство.
– А давай вспомним, что мы уже выяснили. Что кое-кто в Германии не хочет кормить крокодила. Это же совсем не обязательно хотеть, верно? Конечно, человека можно заставить это делать. Постоянно писать в газетах, например, что Германия – превыше всего, что немцы – самые правильные, самые добрые, самые справедливые люди на свете и сам Бог велел им править Европой. Можно делать это так часто и так хитро, что многих удастся убедить в этом. Но ведь мы с тобой знаем, что это не так и так быть не может. То есть верить в этот бред совершенно не обязательно, правда? И кормить крокодила поэтому – тоже.
– Нет, конечно!
– То есть среди немцев тоже должно оказаться совсем не так уж мало таких, кто не хочет кормить крокодила, – и не потому, что им лень работать, а, например, они любят своих детей и потому им не хочется, чтобы они погибли за «великий Рейх». Наверняка есть, не может быть, чтобы не было.
– Конечно, есть. Я понял, Гур. Надо найти как можно больше таких людей! И помочь им… Ну, помочь им, чтобы они объяснили другим, что всем будет лучше, если у зверя больше не будет пасти!
– Хорошо. А можно помочь кому-то из них стать политиком. Членом парламента, например. Или помочь нескольким, кто думает так, собраться и организоваться. Помочь, например, им создать газету. А ещё лучше – радиостанцию. Чтобы как можно больше людей узнали, что есть другой путь к процветанию, и совсем не обязательно кормить зверя, потому что никому за семьсот лет не удалось его накормить.
– Но ведь они… Это же их земля, Германия? Они же не захотят её просто отдать?
– Нужно спокойно и честно объяснить им, что земля – это просто песок и камни. Что поклоняться песку и камням так же глупо, как звёздам или огню. Что Родина и свобода – это больше, чем земля, сложнее, многограннее. Что ради большого можно и нужно иногда суметь поступиться малым. Что всегда есть шанс и необходимость договориться. Что это правильно, морально и честно – в первую очередь, по отношению к людям. Что песок и камни, как бы они не были хороши, не могут быть важнее людей. Их радости, их любви, их здоровья, их смеха. Их детей, которым не придётся умирать за песок и камни. У людей есть руки и головы, и они могут любые камни заставить благоухать и цвести. Кстати, почва, в которой за короткое время похоронено много мёртвых тел, становится ни для чего не пригодной. Так что поливать землю нужно водой, а не кровью, и закапывать в неё удобрения, а не трупы людей и железо. У тебя такие глаза, Тэдди, как будто ты только что сам открыл Америку без посторонней помощи.
– Это и есть – геополитика? – тихо спросил мальчик.
– Да. Тебе понравилось?
– Здорово. Особенно, когда ты так всё объясняешь.
– Правда, это совсем не так сложно?
– Ну… Это сложно, но… Это нужно. И…
– Правильно. Это очень нужно. Только не для того, чтобы писать толстые-толстые книжки, а для того, чтобы пользоваться правильными инструментами для правильных дел. Такими инструментами совсем не обязательно должны быть пушки и корабли. Это могут быть люди. Или целые народы.
– Как это – народы? Ну, человек – это я понимаю, ты же говорил, что каждым человеком можно манипулировать…
– И не обязательно во вред, – подхватил Гурьев. – Осторожно, аккуратно направлять. Не ломать, не корёжить, не насиловать волю и природу. А употреблять в нужном месте в нужное время по истинному, природному предназначению. Каждый народ имеет нечто, называемое народным характером. Есть он у англичан, есть у шотландцев, ирландцев, немцев и французов. И у русских, конечно.
