Андрей Родионов - Диверсант (СИ)
Я до рези вглядываюсь перед собой, но улица пуста, на границе видимости ее неспешно пересекает кошка. Движется обычным аллюром, низко наклонив голову. Итак — никого. Похоже, мне и в самом деле пора лечить нервы. Окрестности озаряются унылым светом, это вынырнула из-за туч умирающая луна. Я кидаю быстрый взгляд на небесную странницу, а когда опускаю глаза, мимо меня, с обоих сторон огибая памятник, неслышным шагом движутся какие-то люди. Трое справа, и двое слева, итого — пятеро.
На них прекрасно скрадывающие очертания широкие черные плащи с капюшонами, или что-то вроде. И на ногах одеты вовсе не башмаки с деревянными подошвами, и не сапоги с металлическими подковками на носке и каблуке, в каких щеголяют обычно добрые лондонцы. По булыжной мостовой пятерка идет совершенно бесшумно, и я как-то сразу понимаю, что это за нами. Больно хорошо они идут, мягко и в то же время уверенно. Упруго. Прошедшие мимо меня высокие широкоплечие мужчины движутся с грацией хищников, и оттого мне ужасно не хочется с ними связываться.
Я ожидал увидеть одного, много — двух соглядатаев, эти же не просто следят, куда мы направляемся, да с кем будем общаться. На поясах у пятерки в черных плащах висят мечи, а не какие-то там воровские дубины с мясницкими ножами. Похоже, эти люди состоят на государевой службе, очень уж уверенно идут. По-хозяйски.
А отсюда вывод совсем простой. Если государство о нас знает, но послало не стражников, а этих вот хватких ребят, то верно, кое-кто не желает огласки. Суд — это всегда такая морока, что порой власть предержащие желали бы обойтись без утомительных подробностей и ненужных разоблачений. Сложно ли прирезать тишком пару-тройку смутьянов, да прикопать где-нибудь на природе, под деревцами? Нет, отвечаю я себе.
А отсюда следующий вопрос: мне-то что делать? Поступить по умному значит подождать пару минут, и тихо исчезнуть, раствориться в ночном городе. Благо в кошельке на поясе звенит немного серебра, так что не пропаду. Ну а потом — в таинственный замок Барнстапл, где мне надо добыть доказательства измены нового фаворита короля. Это первый вариант.
Существует и второй: ввязаться в драку за малоизвестных мне людей, что борются и вовсе за неведомое дело. Правое, неправое — черт его знает. Ответ лежит на поверхности, а потому на мгновение я замираю, давая убийцам время уйти. Но тут же, словно черт под руку толкнул, кляня в душе все на свете, а в первую очередь себя, болвана, я мягко спрыгиваю вниз.
Тихо идут те пятеро, но все внимание обращают вперед, где совсем рядом за пеленой тумана движется ничего не подозревающая цель. Настигнув последнего, я зажимаю его рот рукой, тяжелое лезвие кинжала, заточенное до бритвенной остроты, с легкостью рассекает горло. Я привычно удерживаю бьющееся в агонии тело, и тут, как гром с ясного неба, раздается оглушительный звон. Это прыгает по булыжной мостовой, и все никак не угомонится выпущенный из руки убитого меч. Да когда же он успел его выхватить? Четверо теней замирают на месте. Отпустив труп, и уже не заботясь о скрытности, я с громким криком прыгаю к ближайшему, занося над головой дубинку.
Кричу не для того чтобы запугать, с опытным противником такой фокус не пройдет, просто мне хочется привлечь внимание Стефана с Мануэлем. Грустно одному драться с четверыми, нутром чую, долго мне не продержаться. Противник выхватывает меч, зачерненное лезвие клинка не отбрасывает отблесков, и я обрушиваю тяжелую дубинку вниз, стараясь перебить ему руку. Что-то громко хрустит, и враг вскрикивает от боли, а выбитый клинок отлетает в сторону. И вместо одного противника, нянчащего сломанную руку, на меня бросаются сразу трое.
Запустив в одного из них дубинкой, я прыгаю назад, к мечу убитого мною воина, и в перекате ухитряюсь цапнуть рукоять. Ах, как славно, что в свое время мне преподали немало уроков боя на мечах. И как плохо, что у меня было так мало практики! Эффект неожиданности утрачен, и я отступаю шаг за шагом, понимая вполне отчетливо, что еще десяток шагов, и я или споткнусь и упаду, или меня прижмут спиной к стене дома, откуда и отступать будет некуда. Да где же эти чертовы Стефан с Мануэлем?
И они появляются, но совсем не оттуда, где я их ожидал. Они выныривают из какого-то переулка справа, в десяти шагах от меня, и с ходу включаются в бой. Кто хоть раз дрался по- настоящему, когда на кону стоит собственная жизнь, тот знает, как скоротечен бой. Когда я останавливаюсь, сердце колотит как сумасшедшее, в жилах бурлит адреналин, в грудь с сипом вбирается воздух.
Дрожат руки, вражеская кровь залила не только лезвие меча, но и рукоять, в ночной темноте она кажется черной, как деготь, и пахнет смертью. Помедлив, я наклоняюсь и вытираю лезвие клинка о плащ убитого противника. Стефан, склонившийся над одним из неподвижных тел, выпрямляется. Я толком не вижу его лица, голос спутника ровен:
— Мертв.
— Ну и славно, — отзываюсь я. И только тут замечаю, что кроме нас двоих в живых не осталось никого.
— А где Мануэль? — начинаю было я, и наконец до меня доходит, о ком идет речь, и что произошло.
— Пора идти, — говорит Стефан.
В доме напротив загораются огни, из распахнутого окна вывешивается человек в исподнем, морда со сна мятая, как тряпка. Проснувшийся щурит глазки, пытаясь разглядеть, что за непотребство происходит прямо под носом у честного англичанина.
— Да пошли же! — в голосе Стефана нетерпение.
— Бросим его тут? — спрашиваю я.
— Да.
Сверху громко, на всю улицу начинает голосить давешний тип в исподнем, призывая городскую стражу, и я вслед за Стефаном ныряю в узкий переулок, скорее даже щель, между домами.
— Быстрее, — командует Стефан. — Еще быстрее.
Останавливаемся мы, когда между нами и местом смертоубийства оказывается по меньшей мере полмили. Тяжело дыша я прислоняюсь к стене какого-то дома. Лицо Стефана осунулось, глаза горят яростным огнем.
Вот- вот рассветет. Хлопают, открываясь, створки окон. По улицам бредут полусонные люди. Идут, зевая, тащат тележки и мешки, упирающихся коз и домашнюю птицу. Откуда-то назойливо тянет свежевыпеченным хлебом, да так ароматно, что у меня текут слюни. Похоже, что в последнее время я слегка поотвык от приключений. Отвык, с грустью говорю я себе, а надо бы привыкать.
Не одно горло придется перерезать, ни один десяток человек уложить под дерновое одеяльце, прежде чем все закончится. Уж такие это люди, что добром они мою любимую не отдадут. Вот и выходит, что либо мне отступиться, а Жанне так и сидеть в неведомой тюрьме, либо всех их искоренить под основание. Да так, чтобы и думать о девушке позабыли.
Со мною что-то происходит, я словно разделился на двух людей. Один стоят прислонясь к стене какого-то дома в Лондоне, а другой со стороны наблюдает за происходящим. И я сам, и те, что бредут вокруг, давным-давно мертвы для наблюдателя, и разглядывает он нас без особого интереса, с некоторым удивлением и брезгливостью. Я мотаю головой, и ощущение раздвоенности проходит. Это наваждение, говорю я себе, просто устал как собака, вымотался.
— Ишь, набрались с утра пораньше, — ворчит немолодая женщина, окинув нас со Стефаном неприязненным взглядом.
Пальцы ее так крепко стискивают рукоять клюки, словно почтенная дама собралась отходить нас по бокам.
— Это мы с вечера еще не ложились, — брякаю я.
Вид у нас тот еще, ума не приложу, когда мы успели изваляться в грязи. Верно, пока прятались от стражи. Заморозив меня взглядом женщина плюет себе под ноги и поспешает дальше, мерно переставляя посох.
— Вот что, — говорит Стефан. Голос у него холоден как лед, да и смотрит он мимо меня. — Держи.
Я сжимаю ладонь, в ней — увесистый кошель.
— Подождешь меня вон в том трактире, — машет куда-то влево Стефан. — Если не вернусь к полудню, значит вообще не вернусь. Место там спокойное, главное сам ни с кем ни задирайся. Тебя охотники не знают, а значит и искать не будут. Ну, не поминай лихом!
Стефан разворачивается, чтобы уйти. Нам обоим понятно, что не вернется он ни к полудню, ни через месяц. Свое спасение и проезд через пролив я отработал сполна, и могу заняться собственными проблемами. Так-то оно так, и все же глядя в его удаляющуюся спину я ощущаю, что недоволен собой. Словно это не Стефан меня отпустил, а я сам бросаю его одного на поле боя.
— Да что же ты за дурак такой! — язвительно замечает внутренний голос, но я уже принял решение.
Сделав усилие, точно сдвигаю с места телегу, груженую бочками с вином, я отрываюсь от стены и иду вслед за Стефаном. Прячься от жизни или не прячься, все равно безглазая с косой до тебя доберется. Так стоит ли трусить и подличать, раз конец у всех один?
Глава 3
август 1432 года, Англия, графство Девоншир: тварь ли я дрожащая
Стефан кидает на меня косой взгляд, не обращая на него внимания я невозмутимо вышагиваю рядом, плечом распихивая сонных лондонцев. Те что-то ворчат в спину, кое-кто даже грозит кулаком, но в драку не лезут.