Андрей Валерьев - Форпост. Найди и убей
За эти две недели помимо шикарного бронзового загара Ваня приобрел каменные мозоли на огрубевших ладонях и чувство хронической усталости. Из плюсов были пришедшие в тонус мышцы и согнанный с пивного брюшка жирок. А еще Иван стал учиться плавать, благо солёная вода этот процесс здорово облегчала. Решив, что хватит ему без дела валяться на пляже, Маляренко скинул одежду и полез воду. Учиться.
Талассотерапия помогла – невесёлые мысли рассеялись и, вдоволь поплюхавшись на мелководье, довольный Иван выбрался на берег. Следом за ним, таща две полные корзинки, из воды выбрался и Николай со своей подругой. Рыбалка удалась.
Глава 15. В которой Иван решил искать «выход» и что из этого вышло.
«Храбрость – это вынужденное и многократное преодоление трусости». Не помню кто сказал.
Рома-аэропорт был взбешён. Этот грёбаный Ваня свалил, как только бригада вышла из посёлка. И лучший топор унёс! И теперь вся его невеликая и слабосильная бригада с огромным трудом валила тоненькие и относительно прямые деревца на дальней опушке рощицы. Все три женщины уже выбились из сил и толку от них было немного. Единственный же мужчина, бывший в подчинении Ромы, Алексей и так был «сильно не могучим», а после того, как его искусали койоты – так и вовсе слёг. Лишь благодаря заботам подруги, провалявшись пластом больше недели, он смог подняться на ноги. Бригадир с яростью посмотрел на шатающегося под тяжестью тоненькой жерди помощника. Всё, млять, приходится делать самому. Спина и руки бывшего дежурного электрика аэропорта налились свинцом, пот заливал глаза, но, злой всех и вся, мужчина упорно продолжал махать тяжеленной, слегка заточенной железкой от «Газели» которая заменяла ему топор. Минул полдень, жара усилилась настолько, что даже густая тень не спасала. Прорычав команду на перекур, Рома-аэропорт бросил инструмент на землю и, яростно, в полный голос, матерясь, повалился в траву. Исколотые ступни пульсировали болью. Капец шхерам! Рома застонал. Мля, ну почему он не переобулся, когда, отпросившись у начальника смены, выскочил из здания и сел в маршрутку? Зачем он, млять-млять-млять, вообще отпрашивался? Злоба кипела и клокотала в груди. Больше всего сейчас бригадиру хотелось кого-нибудь убить.
Вконец изорванные туфли смотрелись жалко. Когда то, в той, прежней, жизни, лакированные модельные туфли из тончайшей кожи были верхом мечтаний небогатого электрика, эдаким символом городской жизни. Переехав из пригородного села в город, устроившись на хорошую работу в аэропорт и скинув до смерти надоевшие кирзачи, Роман наконец то смог себе позволить такую покупку и, вызывая дружный хохот всей дежурной смены, стал гордо рассекать по зданию в спецовке и изящной лёгкой обуви.
Бригадир посмотрел на своих бойцов – все четверо лежали не шевелясь под соседним деревом. Рома присмотрелся и еще раз выматерился – у всех четверых была вполне добротная, крепкая обувь. И ведь не отнимешь – размерчик не тот. Будучи по натуре человеком незлобивым и законопослушным, еще пару недель назад Рома даже и представить бы себе не смог, что можно отнять у кого-нибудь что-либо. Но две недели тяжкого труда, нашёптывания Серого, боль в распухших ногах и отчаяние от того что будет только хуже, сильно изменили бывшего электрика. Даже ходящий в лучших приятелях Серый в последние дни стал сторониться коллеги-бригадира, спросив, мол, не тяпнул ли ты, брат, озверинчику?
Единственным, из за нужного размера, кандидатом на обувное раскулачивание у Романа был Маляренко. Его, совершенно роскошной по местным меркам обуви, завидовал весь посёлок. И эта сука, Ксения, еще на него вешается, упорно не замечая его, Романа, попыток ухаживания. Бригадир заскрипел зубами. Решено – сегодня вечером и ботинки и баба будут его и пусть кто-нибудь хоть что-то вякнет.
Сплюнув, Рома стянул с ног превратившиеся в лохмотья туфли, зашвырнул их подальше и скомандовал подъём. Дел было – невпроворот.
– Знаешь, Вань, я б на твоём месте сейчас в посёлок не торопился. – обнимая одной рукой девушку, пробухтел шагающий впереди Николай. Второй рукой он удерживал на плече обе корзинки и было видно, что ему нелегко. – Дядя Паша тебе голову оторвёт. – Коля подумал и добавил. – И Рома тоже.
– Я и не тороплюсь. – Маляренко вспоминал, что же он оставил в лагере. По всему выходило, что из вещей не хватало двух пластиковых бутылок для воды и водки. Сумку Ваня, опасаясь за сохранность своих вещей, еще позавчера вынес из лагеря и сховал в надёжном месте.
– Ты не думай, Рома, хоть и амбал, но мне не ровня. – продолжал пыхтеть Коля. Идти ему было неудобно, но выпустить из объятий Ольгу было выше его сил. – Да и Серый, наверное, тоже. Всё-таки в училяге самбо занимался. Но против Фёдрыча я не пляшу. Пробовал уже. Да и, если честно, не хочу я против него идти – хороший он мужик. Правильный.
Иван остановился и задумчиво рассматривал топорик. – Знаю, что правильный. И про Рому мне уже напели. Коля, погоди.
Маляренко подошёл к приятелю и протянул ему топор. – Передай Паше от меня спасибо. Пусть не поминает лихом. – он протянул офицеру руку. – Давай прощаться, что ли.
Разом погрустневший Николай пожал Ивану руку, Ольга пробормотала, что-то вроде «пока». На красивом личике девушки было написано нескрываемое облегчение – её Коля останется с ней, а не исчезнет вместе с этим странным Иваном.
То, что его называют «странным», Ваня знал. За всё время, проведённое в общине, он близко сошёлся лишь с Николаем и дядей Пашей, с остальными же, даже работая и питаясь вместе, он умудрился лишь переброситься несколькими пустыми фразами. Да что там говорить – Маляренко даже не удосужился узнать имена большинства своих «соплеменников», отстранённо наблюдая за кипящей жизнью общины. Маляренко поправил дедову кепку, повернулся и зашагал прочь.
– Иван, стой! – Николай протянул корзинку с рыбой и пустую флягу для воды. – На, возьми вот. Пригодится.
Приятель благодарно кивнул, молча, не глядя в глаза растерянному рыбаку, принял подарок и спокойно пошёл дальше. Коля стоял и смотрел вслед уходящему Ивану. «Найдёт» – кувалдой стучало в висках. «Найдёт». Рядом, вцепившись, словно огромный клещ, якорем стояла Ольга.
На душе было легко и свободно. Иван шел по знакомым уже местам и насвистывал нехитрый попсовый мотивчик. Еще утром он не строил никаких конкретных планов на своё будущее и не собирался вот так вот взять – и уйти. Приняв спонтанное решение в последнюю минуту, Маляренко почувствовал как с него свалилась громадная, тяжко давящая, ноша. Он опять был сам по себе – ни перед кем, ни за что не отвечающий. Свобода! Маляренко сориентировался на местности и шустро двинул к нычке.
Собрав все свои пожитки, Иван, не секунды не мешкая, направился к ближайшей от ручья «клумбе». До посёлка было метров восемьсот, жечь ночью костёр он не собирался, а если специально искать не будут, то и не найдут. Надо было подумать, перевести дух и сориентироваться насчёт своего ближайшего будущего. Да и какое – никакое оружие стоило бы смастерить. Маляренко топал по окончательно выгоревшей траве, распугивая мириады мелких кузнечиков, прыгавших из под ног в разные стороны, и прикидывал, каким образом можно прикрепить заныканный дедов тесак к прочному двухметровому древку. Эту палку Ваня вырубил еще десять дней назад и с тех пор, тщательно спрятанная в тени кустов, она сохла и ждала своего часа. В животе заурчало. Не евший с раннего утра Маляренко прибавил шагу.
Дойдя до места будущего ночлега и побросав как попало в быстро вырубленное тесаком убежище все свои вещи, Иван принялся готовить себе ужин. За две недели жизни в поселке Маляренко частенько помогал готовить на кухне и хотя до приготовления основных блюд Светлана его не допускала, зато охотно принимала помощь в виде чистки рыбы или ощипывания и потрошения птиц. Так что в приготовлении пищи Иван здорово поднаторел. Поужинав, Маляренко, с удобством устроившись на берегу ручья, принялся мастерить копьё. С ножом и палкой он, не мудрствуя лукаво, поступил совсем просто – примотав, при помощи спёртой из «Газели» стальной проволочки, первое ко второму. Получилось, прямо скажем, неказисто. С сомнением оглядев обмотку, Иван попробовал её на прочность. Нож сидел на древке как влитой.
– Нормально! – повеселевший Маляренко вскочил, крутя в руках двухметровое копьё. Издав боевой клич то ли индейца, то ли шаолиньского монаха, он изо всех сил крутанул шест, изображая нечто подсмотренное из старых китайских боевичков.
– Ай! Ухххх… Мля! – только и успел выдохнуть Иван. Тяжеленное древко больно вывернуло ладонь и копьё, кувыркаясь, улетело на десяток шагов. – Аккуратнее надо быть, Иван Андреевич, аккуратнее.
Иван подобрал оружие и, похохатывая в душе над самим собой, грозно оглядел окрестности.
– Ну? Где ж вы, твари? Идите-ка ко мне. – фраза получилась совсем киношной и, всё ещё посмеиваясь над своим новым образом могучего древнего воина, Маляренко уже серьёзно и пристально огляделся. Койотов на горизонте не наблюдалось. Дядя Паша серьёзно разогнал стаю и после нападения на дежурного, люди этих животных больше не видели. Вечерело. Степь окрасилась жёлтым и оранжевым. В кустах проснулись цикады. Иван поёжился – ночи становились всё прохладнее и прохладнее. Иногда дувший с моря бриз и вовсе можно было назвать холодным. А ветры, гулявшие в степи, перестали быть обжигающе горячими.
