Алексей Фомин - Жребий окаянный. Браслет
– Минька, ну чего ты застыл как истукан? Маманя вся извелась, уже третий раз меня посылает поглядеть, не вернулся ли ты.
Валентин повернулся на голос. На площадке третьего этажа стояла девчонка лет пятнадцати-шестнадцати. Младшая сестра, наверное. Сводная? Родная? А может быть, и прислуга. С Михайлой Митряевым в этом доме, похоже, не очень-то церемонятся даже слуги. Как-то ей надо было ответить таким образом, чтобы самому ничего не сказать и в то же время побудить ее выложить побольше информации, поэтому ответ Валентина был сколь лаконичен, столь и нейтрален.
– Ну…
– Что «ну»? Что «ну»? – возмутилась девчонка и тут, заметив синяк под глазом, жалобно воскликнула: – Ой, Миня, кто ж тебя так, а? – Она сбежала к Валентину и совершенно бесцеремонно повернула его лицо таким образом, чтобы получше разглядеть синяк. – Примочку ледяную надо сделать, – заключила она.
– Поздно, – отреагировал Валентин и мягко, ненавязчиво высвободился из ее рук.
– Ой, Минька, а на тебе и одежда чужая… Так что ж с тобой было-то?
– Не помню. Пьяный был.
– А Силушка с тобой был?
Силушка, которым она интересуется, – это, надо так понимать, некий человек по имени Сила. Михайла запросто мог не помнить, был ли тот с ним после пьянки, но не помнить, с кем он начинал пить, Михайла не мог. А если девчонка задала этот вопрос, Сила, судя по всему, имел обыкновение загуливать вместе с ним. Поэтому Валентин промычал нечто нечленораздельно-неопределенное.
– М-мн-нда… – Пора было брать инициативу в свои руки, поэтому он твердо ей заявил: – Ну чего ты меня тут держишь? Пойдем к мамане. Сама ж говорила, что она меня ждет не дождется!
– Ой, Минь, что ты… В таком виде лучше не надо… Зачем ее лишний раз расстраивать? – Она схватила Валентина за руку и потянула за собой. – Пойдем, ты хоть снимешь это рванье и в свое переоденешься.
Она открыла одну из дверей и прошла вперед, Валентину же лишь оставалось следовать за ней. Они пересекли небольшое помещение, заваленное всяким хламом, вышли в коридор, свернули налево и вошли в комнату. Девчонка по-хозяйски закрыла дверь и велела:
– Переодевайся.
Нет, вне всякого сомнения, это была сестра. Причем отношения между братом и сестрой, похоже, были действительно братскими. Валентин бросил дедов малахай прямо на пол, туда же стряхнул с себя полушубок. Комната была не большой и не маленькой, как раз достаточной для того, чтобы разместить в ней кровать, большой, громоздкий шкаф и письменный стол со стулом. Одежда, надо полагать, в этом самом шкафу и находилась. Пока Валентин осматривался, девчонка что-то ему взахлеб рассказывала, причем старалась она это делать вполголоса, как будто таилась от кого-то. И, только уловив слово «батюшка», он скомандовал:
– Остановись. Давай все сначала, а то я ничего не понял.
– Какой же ты, Минька… – возмутилась она, но послушно принялась рассказывать сначала: – Я вчера разговор подслушала. Случайно… – Она сделала небольшую паузу. – Ермил что-то бубнил, бубнил про кожевенные дела, а батюшка ему и говорит: «Чусова надо на нашу сторону перетянуть». А Ермил отвечает: «У Чусова свои поставщики есть. Не нужны мы ему. И ценой мы их не перебьем». А батюшка засмеялся и говорит ему: «Вот женим его на Ксанке, и будет он наш. Вот тебе и сбыт будет». Понимаешь, Минь?
– Что я должен понимать?
– Как что? Ты совсем дурной, что ли? Он меня за Чусова замуж выдать хочет. А Чусов ведь совсем старик.
– Так ты за него не хочешь потому, что он старик, или потому, что он Чусов?
– Да я ни за кого вообще замуж не хочу!
– А за Силу? – проинтуичил Валентин. – Ведь любишь его, признавайся.
– Нет, ты точно дурак, Минька. Разве можно девушке такие вопросы задавать? Это же непристойно!
Пока продолжался этот разговор, Валентин успел заглянуть в шкаф, выбрать себе одежду и снять с себя старье дядьки Кондрата. Теперь он стоял посреди комнаты почти голый, в одних лишь подштанниках.
– Слышь, девушка, – поддел ее он, – а пристойно в комнате мужчины находиться, когда он переодевается? Выйди-ка на минутку.
– Подумаешь, – фыркнула Ксанка. – Какой же ты мужчина? Ты брат мой родной. – Но с кровати, на которой только что сидела, все-таки поднялась и послушно направилась к двери. И, уже взявшись за ручку двери, вдруг воскликнула: – Ой, Минька, а где твой браслет?
Этим же самым вопросом Валентин задавался все сегодняшнее утро с того самого момента, когда, поняв, что находится в прошлом, он тщательно обшарил тело Михайлы Митряева. Не найдя браслета, постарался утешить себя предположением, что браслет Михайла, наверное, не носит, а держит дома в укромном месте. Вопрос родной сестры Михайлы нанес по этому предположению сокрушительный удар.
– Браслет? – переспросил Валентин. – Не знаю. Наверное, я его вчера дома оставил.
– Вряд ли. – Поджав губы, совсем как взрослая, она покачала головой, демонстрируя свое полное несогласие с данной версией. – Ты ж его, как из Орла вернулся, всегда на левой руке носил, а поверх него еще и особый бархатный нарукавник на пуговках. Сам же мне говорил, что браслет волшебный и что должен он тебе удачу принести. Потому его тебе снимать никак нельзя, а чтоб не потерять его и от чужих глаз защитить, ты нарукавник тот заказал и носил не снимая. Ох, Минька! – Она ухватилась обеими руками за голову, словно стараясь удержать там какую-то особо ценную мысль. – Так тебя ж ограбили!
– Ладно. – Валентин махнул рукой. – Выйди-ка. – Ксанка послушно скрылась за дверью. Валентин быстро закончил переодеваться, нашел в шкафу простыню и, расстелив ее на полу, увязал в нее все вещи дядьки Кондрата. Получился достаточно объемистый узел. – Входи! – крикнул он сестре.
Войдя в комнату, она кивнула на узел:
– Чье это?
– Сторожа из церкви архистратига Михаила. Он меня ночью подобрал беспамятного.
– Ой, Минька, так ты, значит, не помнишь ничего?
– Ну…
– А Сила с Ерошкой бросили тебя? Или их тоже побили?
– Не помню.
– А может… Может, тебя не просто ограбили? Грабители за браслетом охотились, потому и одежду с тебя всю сняли – браслет искали. Они, наверное, тоже знают, что браслет волшебный.
– А сапоги с портянками и портки унесли зачем? – ехидно поинтересовался Валентин. – Тоже браслет искали? Не говори ерунды, Ксанка, никакой он не волшебный, просто вещица красивая.
– Но ты ж сам говорил…
– Мало ли что я говорил. Это я просто так трепался, шутки ради. Ладно, Ксанка, пойдем к мамане, покажемся. – Наметившаяся история с пропажей браслета сулила Валентину мало хорошего, тем больше причин у него появлялось, чтобы вживаться в новую действительность как можно основательней. А для этого нужно было побыстрей изучить привычный круг общения Михайлы Митряева.
– А-а… – Она махнула рукой. – Это я так сболтнула, чтоб припугнуть тебя. – Что ты, маманю не знаешь? Ну спросила она действительно про тебя разок. Так я ей сказала, что ты вчера поздно явился и спишь до сих пор. Когда ей про тебя думать? Она вся в хлопотах с малышней. – «Прикрывает братца-то, – усмехнулся про себя Валентин. – Похоже, родная сестра. И они, Михайла и Ксана, друг за друга держатся, как бы противопоставляя себя всем остальным членам семейства. Ишь как она о матери – вся в хлопотах с малышней…» – Давай лучше браслет твой поищем. Может, ты действительно его вчера здесь оставил.
Что ж, это предложение Валентину понравилось. Совместные поиски, несомненно, будут даже если и не более успешными, то, по крайней мере, более тщательными.
– Давай, – согласился он. – Начинаем.
Инициативу в этом деле он решил не проявлять, предположив, что такая дотошная сестренка, как Ксанка, в курсе всех дел своего непутевого братца. И даже если он что-то и пытался когда-либо от нее утаить, тайной это оставалось недолго. Так в итоге и оказалось. Они перерыли всю комнату, даже заглянули в два специальных тайника: один под подоконником, второй под кроватью, за плинтусом. Браслета нигде не было. Зато под подоконником обнаружился целый клад – восемьдесят шесть копеек медью и даже целый серебряный рубль. Судя по загоревшимся глазам Ксанки, сумма эта была немалая, и появилась она в тайнике не так давно, ибо сестренка, надув губы, заявила:
– Минька, ты же на той неделе обещал дать на… – Валентин, даже не дослушав для какой цели ей нужны деньги, тут же принялся отсчитывать ей копейку за копейкой. После двенадцатой копейки тень обиды словно ветром сдуло с ее чела, она улыбнулась и молвила: – Хватит.
Валентин добавил ей еще и тринадцатую монетку, после чего рассовал оставшуюся медь по карманам. Рубль он вновь положил в тайник.
– Слушай, Ксанка, – пытаясь казаться совершенно равнодушным, поинтересовался он, – а почему ты у мамани не попросишь денег на эти свои?.. Как их?..
Она посмотрела на брата так, будто впервые его увидела.
– Нет, Минька, какой-то странный ты сегодня. Наверное, как вчера тебя по голове хватили, так у тебя чего там явно перещелкнулось. Какие у мамани деньги? Когда они у нее были? – «Так, понятно, – сообразил Валентин. – Я сделал ложный выпад. Надо аккуратнее зондировать обстановку». – Сам у батюшки постоянно клянчишь, а меня к мамане посылаешь. Ты меня еще к Ермилу или к Хорю пошли за деньгами! – с обидой заявила она.
