Анатолий Дроздов - Господин военлёт
Ждем, но царя все нет, наверное, осматривает окрестности. Глянуть есть на что. Площадь внутри крепости буквально перепахана разрывами. Воронки засыпаны – и не по первому разу, а вот разбитые здания не восстанавливали – рук не хватает. Саперы при первой же возможности исправляют укрепления и форты. Несмотря на ремонты, выглядят укрепления ужасно. Снаряд калибра 42 сантиметра – он и в начале ХХ века 42 сантиметра…
Все входы и выходы на площадь, а также в здания заняты молодцами в штатском и шинелях с краповыми петлицами и васильковыми кантами. Жандармы и агенты царской охраны. Действуют они сноровисто. Думал, станут нас обыскивать, но своим солдатам царь доверяет. Офицер же за попытку обыска может и в морду дать. Даже маузер мой не отобрали, покосились только. Винтовка не заряжена, но патроны в подсумках.
Дождались – на площади появляется группа авто. Пассажиры выходят. Золото погон, блеск шнуров аксельбантов, мельканье лент орденов свиты. Если б немцы так рядились, оптический прицел не понадобился бы. Впереди шагает среднего роста, невысокий худощавый полковник в солдатской шинели и фуражке, рядом с ним – комендант, генерал Бржозовский. Царь…
Николай останавливается перед строем:
– Здорово, молодцы, защитники Осовца!
– Здравия желаем, ваше императорское величество!
Рявкнули неплохо, хотя не очень стройно. Ну, так без тренировки. Николай идет вдоль строя, останавливаясь перед каждым. Я стою на левом фланге, так что буду последним. Бржозовский докладывает:
– …Несмотря на большие потери, батарея продолжала отвечать на огонь противника и подавила его. Штабс-капитан Овечкин проявил исключительную храбрость…
Доклады похожи, как близнецы, что не удивительно. По тебе стреляли, ты отвечал. Не спрятался, не убежал – уже герой. Без всякой иронии. Кто не верит, предлагаю посидеть под артиллерийским налетом… После каждого доклада царь протягивает руку, адъютант вкладывает в нее награду. Один из офицеров получает орден Святого Георгия IV класса. Такими орденами в России не разбрасываются, в самом деле герой. Даже в квадрате: на эфесе шашки артиллериста медальон с белым крестиком и полосатый темляк желто-черных цветов. Золотое, то есть Георгиевское, оружие. Солдаты получают Георгиевские кресты и медали, нижним чинам ордена не положены. У половины артиллеристов это уже не первый крестик. Разглядываю августейшую особу. Эмоций никаких: будто я в музее, и экспонаты здесь двигаются. К тому же Николай II не Петр I. Невысок, лицо учителя сельской школы. Ему бы в такой должности и пребывать, возможно, спас бы семью. Ладно, сам сгинул вместе с немкой своей отмороженной, так ведь дети! Больной мальчик и четыре девочки, юные, не целованные. А их – штыками!..
Николай останавливается напротив меня. Грустные, усталые глаза.
– Вольноопределяющийся Ширванского полка Красовский, – докладывает комендант. – Проявив находчивость, застрелил германского обер-лейтенанта, меткого стрелка, специально присланного для истребления защитников крепости. Оный стрелок убил нескольких офицеров Ширванского полка и много нижних чинов. Кроме германского офицера, вольноопределяющийся застрелил и его помощника. Ночью пробрался на позиции противника, забрал оружие убитых, а также захватил и привел пленного, который сообщил о предстоящем наступлении германцев. Мною были предприняты меры, наступление отражено. Вольноопределяющийся отличился и здесь: метким огнем из германской винтовки с телескопическим прицелом застрелил всех офицеров наступавшего против его роты германского батальона, вследствие чего противник обратился в бегство.
– В самом деле? – Николай удивлен.
Бржозовский смотрит на меня. Снимаю с плеча винтовку. Охрана царя напрягается, но я протягиваю ее Николаю.
– Взгляните, ваше величество! С таким прицелом за версту можно подстрелить врага.
Царь берет винтовку, поднимает и смотрит в прицел. Многозначительно кивнув, возвращает. Я протягиваю табличку:
– Германцы выделывают такие винтовки специально для метких стрелков. Вот и нам бы! Скольких бы перестреляли!
– Барон фон Мёльке! – задумчиво говорит Николай, разглядывая табличку. – Интересно, из каких это Мёльке?
Мое предложение он словно не заметил. Возвращает табличку:
– Чем занимались до войны, вольноопределяющийся?
– Учился коммерции в Лондоне.
Он поднимает брови.
– С началом войны вернулся в Россию и поступил в школу прапорщиков. Выпущен в Ширванский полк в марте сего года в офицерском чине.
Брови лезут еще выше. Бржозовский морщится: не следовало говорить. Да ладно, пусть знает!
– Разжалован военным судом за дуэль с князем Бельским.
Николай протягивает руку, адъютант вкладывает в нее серебряный крестик. Царь прикрепляет его к моей шинели. Отступает:
– Хотел поздравить вас подпоручиком, но, поскольку вы разжалованы, верну прежний чин. Поздравляю прапорщиком!
– Рад стараться, ваше императорское величество!
Едва свита отошла, подлетает какой-то юркий тип в штатском и с блокнотом в руках:
– Господин прапорщик, примите и мои поздравления! Репортер газеты «Русские ведомости» Подколзин. Разрешите парочку вопросов? Наш читатель интересуется героями Отечества!
– В самом деле?
– Не сомневайтесь! Как вы убили столько германцев?
– Целился и стрелял.
– Вы веселый человек, прапорщик! – он хихикает. – Я понимаю. Скольких германских офицеров вы застрелили?
– Не считал.
– Сколько офицеров в германском батальоне?
– Не знаю. В нашем примерно пятнадцать. Если полный штат.
– Сколько раз вы стреляли?
– Пятнадцать.
– Благодарю, прапорщик! – Он улетает…
Неделю скучаем в окопах. Германец после полученного урока более не наступает, даже не делает попыток. Наоборот – окапывается и строит укрепления. Мы занимаемся тем же. Поскольку я снова офицер, то руковожу работами, проще говоря, гоняю солдат. Последствия артподготовки давно ликвидированы: укреплены стенки траншей, поставлены новые проволочные заграждения, исправлены блиндажи и отрыты «лисьи норы». Более не требуется, но мы продолжаем копать. Миша боится, что солдаты обленятся или попадут под нехорошее влияние. В соседнем полку нашли подрывные брошюры, после чего поступило указание: занимать солдат работами. Не копают только офицеры и денщики. У Говорова – это Хвостов, у меня – Нетребка. Хитрый болванщик, услыхав о моем производстве, прибежал проситься, и я не смог отказать. Нетребка очень старается. В моем блиндаже – у меня теперь есть персональный блиндаж – чисто, тепло и сухо. Меня вовремя кормят, пища всегда горячая. Нетребка расстарался насчет выпивки: с моего разрешения отлучился в Белосток и вернулся с четвертью водки. Жидкость отдает сивухой и дерет горло, от нее болит голова. Но другого в прифронтовой полосе не достать: винокуренные заводы закрыли еще в 1914-м. Тоска…
Меня вызывают в штаб полка. В просторном блиндаже помимо полкового командира двое офицеров с эмблемами летчиков. Одного узнаю – поручик Рапота. Сергей улыбается и подмигивает украдкой. Второй летчик в звании штабс-капитана. Знакомимся – начальник крепостного авиаотряда Егоров. Штабс-капитану за тридцать, он высок, строен и широк в плечах. Мужественное лицо с глубокой ямкой на подбородке, щегольски закрученные усы, умные глаза.
– Читали, прапорщик? – Полковник протягивает газету. Статья на первой странице обведена карандашом. Грифелем подчеркнуты строки во второй колонке.
«…В числе героев-защитников Осовца Его Императорскому Величеству был представлен вольноопределяющийся Красовский, выказавший беспримерную храбрость и находчивость в боях. Застрелив германского обер-лейтенанта, вольноопределяющийся завладел его оружием – винтовкой с телескопическим прицелом. Когда германцы пошли в наступление, вольноопределяющийся из этой винтовки в одиночку убил пятнадцать офицеров батальона противника, после чего германцы, устрашившись за свои жизни, позорно бежали. Его Императорское Величество пожаловали вольноопределяющемуся Георгиевский крест и поздравили прапорщиком. Растроганный герой со слезами на глазах облобызал руку самодержца…»
– Вранье! – Едва удерживаюсь от желания порвать газету.
– Что? – это Егоров.
– Не лобызал я руку! Тем более со слезами.
– А германские офицеры?
– Пятерых я точно подстрелил, но столько… Этот… – от возмущения не нахожу слов. Неужели щелкоперы одинаковы во все времена? – Он спросил, сколько раз стрелял, я ответил: пятнадцать. Я не говорил, что столько убил…
– Одного с трех патронов – отличный результат! – заключает Егоров. – Мне говорили, у вас «бреве» авиатора. Можно взглянуть?
Достаю синюю книжечку. Штабс-капитан внимательно читает и протягивает обратно:
