Алексей Махров - Дорога к Вождю
– Н…нет, конечно, – сглотнув, торопливо помотал головой Александр, несколько сбитый с толку тем, что Сталин спрашивает, не против ли он. Неужели он мог бы ответить отрицательно?!
– Вот и хорошо. Курите, если хотите. А расскажите мне, товарищ Захаров, как ви с ним познакомились? Что он вообще за человек? Как себя ведет, как воюет? Ви ведь кадровый командир, боевой пилот, значит, человек наблюдательный, могли заметить много интересного.
– Спасибо, товарищ Сталин, не курю. Мне все по порядку рассказывать?
– А ви сами решите, как вам удобнее, – ухмыльнулся Вождь. – Мне все интересно.
– Ну, познакомились мы с ним три дня назад…
– Ми? – Сталин сразу обратил внимание на употребление Захаровым множественного числа.
– Так точно, мы! Со мной были артиллеристы из седьмого ПТАБа, мы встретились накануне, вместе выходили из немецкого тыла. Мы как раз переходили дорогу, как прямо на нас выскочили фрицы на броневике. Тут наши танкисты подоспели на таком же трофейном бронетранспортере, а товарищ батальонный комиссар очень нам помог огнем ручного пулемета с фланга.
– А какой у него был пулемет? – заинтересовался Сталин.
– Так… обычный наш ручной пулемет! – немного растерялся Захаров. – Пулемет Дегтярева пехотный образца двадцать седьмого года.
– Так, так… – о чем-то задумался Сталин, но через пару секунд сказал: – Продолжайте!
– Дальше мы ехали все вместе, я с артиллеристами, танкисты и батальонный. Он… здорово в немецком оружии разбирается – у меня трофейный автомат заклинило, так он его разобрал, «клин» устранил и посоветовал не держаться при стрельбе за магазин. Мол, его в приемнике перекашивает, и причина «клина» именно в этом. Еще сказал, что не нужно все тридцать патронов в магазин заряжать, а лучше двадцать семь – пружина, мол, в магазине слабая, неподача патрона может случиться.
– Очень интересно! – сказал Сталин, доставая блокнот, карандаш и что-то записывая. – Продолжайте, товарищ Захаров. Как он вам показался… как человек?
– Видно, что из кадровых, а не из партпризыва – форма на нем как влитая сидела, сапоги щегольские, хоть и в пыли. Хорошо разбирается в картах и ориентируется на местности[12].
– А вот какой у него… характер? Каким он вам показался?
– Бесшабашный! – не задумываясь, ответил Захаров. – Веселый – шутил все время. Очень эрудированный – в разговоре употреблял много незнакомых слов.
– Например? – заинтересовался Сталин.
– Ну, вот трофейный автомат он «супердевайсом» называл и «машинен-пистолем».
– Ага! – хмыкнул Сталин и сделал новую запись в блокноте. – А теперь расскажите о вашей последней встрече.
– Так это вообще буквально несколько часов назад произошло. Мне особисты с утра дали приказ: ехать на аэродром. Я и поехал…
– Один? – уточнил Сталин.
– Нет, конечно, со мной сопровождающий… был. И водитель. Оба геройски погибли.
– Как это произошло?
– По пути мы наткнулись на фрицев. Меня предупреждали, что возможен прорыв, даже на карте показали, как выбраться к аэродрому пешком, если что случится. Водителя сразу убили, а сержанта… через минуту, наверное. Или быстрее? – Захаров задумался, припоминая подробности короткого боя. Сейчас он не был уверен, что схватка продолжалась так долго, как ему показалось по горячим следам. – Да, возможно, что через полминуты – я едва успел один магазин отстрелять.
– А ви тоже стреляли?
– Конечно! – даже немного удивился Александр.
– А из чего ви стреляли?
– У меня был трофейный автомат. Тот самый, который комиссар починил. Мне его особисты перед выездом на аэродром вернули.
– Значит, ви едва успели один магазин по… фрицам выпустить, а сержанта уже застрелили? А почему так быстро?
– Так я из кабины вывалился и за колесом залег, а сержант прямо в кузове стоял. Вот ему и досталось. Но как только он погиб, фрицы начали по мне стрелять и уже почти пристрелялись, как вдруг из-за кустов что-то ширкнуло…
– Ширкнуло?
– Так точно! Звук был такой громкий: «Ширк!» Похож на звук запускаемого «эрэса». Броневик сразу взорвался, словно в него фугасный снаряд угодил.
– Даже так? – в свою очередь удивился Сталин.
– Товарищ батальонный комиссар сказал мне потом, что стрелял из… «Мухи».
– Как-как? – переспросил Сталин.
– Он один такой… гранатомет мне передал перед взлетом. Сказал, что это ручной противотанковый гранатомет «Муха», иначе «эрпэгэ-восемнадцать». Это такая штука, на зеленый цилиндр похожа, ремешок там такой еще сбоку брезентовый, на плечо вешать.
Сталин встал, и, пройдя к дальней стене, принес оттуда знакомый зеленый тубус.
– Этот?
– Так точно, товарищ Сталин! Этот! Он мне еще автоматический карабин передал, назвав его «автоматом Калашникова».
– Автомат Калашникова? – записывая в блокнот, уточнил Сталин.
– Так точно! Товарищ батальонный комиссар просил вам передать, что про оружие, которое я привез, он вам сам подробно расскажет… э… по телефону.
– Так и сказал, что по тэлэфону? Хорошо, товарищ Захаров, я вас понял. Рассказывайте дальше.
– Дальше… Дальше уцелевших фрицев товарищ полковник из пулемета причесал…
– Кто?
– С товарищем батальонным комиссаром был еще один человек – полковник автобронетанковых войск. Товарищ комиссар представил его как Владимира Петровича…
– Бата? – опередил Захарова Сталин. – Полковник Владимир Петрович Бат?
– Так точно!
– И как он вам показался?
– Ну… – Захаров задумался, как лучше охарактеризовать нового знакомого. – Лет около пятидесяти. Тоже, видать, из кадровых – выправка, голос… Хотя он больше молчал. Товарища комиссара называл просто по имени: Виталий. Хотя нет, даже проще: Виталик.
– А почему вы решили, товарищ Захаров, что он стрелял из пулемета?
– Так он его в руках держал! И вот как раз этот пулемет мне незнаком был – никогда я такой не видел!
– Может быть, немецкий? – прищурился Сталин.
– Может быть… хотя те пулеметы, что я у немцев видел, совсем другие.
– Ясно! – обронил Сталин, снова записывая что-то в блокнот. – Дальше!
– Дальше они меня в свою машину посадили. Она такая… странная была. Очень большая, размером почти с полуторку, но при этом вроде бы легковая – там внутри пассажирские сиденья стояли, большие, словно диваны. Даже… даже по сравнению с «ЗиС-101», на котором меня сюда привезли, тот автомобиль большим кажется. На панели столько разных кнопочек… больше, чем в моем «И-16». Товарищ батальонный комиссар сказал, что это секретная разработка, опытный прототип. На решетке радиатора я видел такой значок… букву «В» в кружочке. И цвет не военный – не наш зеленый и не мышиный немецкий. Она черная была, как… лимузин, вот!
Сталин тщательно записал все приметы таинственной машины.
– Итак, вы сели с ними и?..
– Поехали на аэродром! Но одновременно с нами на него выехали немецкие танки. Много! Как бы не десяток. Транспортник, который за мной прислали, уже на взлет пошел, но товарищ батальонный комиссар на огромной скорости за ним по полю рванул и догнал. Посигналил, и пилоты взлет остановили. Товарищ комиссар сказал, что раз такая оказия, он для вас, товарищ Сталин, коробки передаст. Мол, в них тоже секретные документы.
– Сколько было коробок? – зачем-то уточнил Сталин.
– Пять штук! – невольно оглядываясь на стоящие у дивана коробки, ответил Захаров.
– Вот те, которые там стоят? – проследил за взглядом комэска Сталин.
– Так точно! Они самые! Товарищ комиссар сказал, что они лично вам предназначены, без вас не вскрывать.
– Понял! – кивнул Сталин. – А почему товарищ Дубинин не полетел с вами?
– Так он сказал, что прикроет взлет. Немецкие танки совсем близко были, могли обстрелять самолет. Думаю, что без прикрытия мы бы действительно не взлетели, раздолбили бы нас немцы на старте. Когда мы уже от земли оторвались, я видел в иллюминатор, что несколько танков горит.
– Несколько? – вопросительно поднял бровь Сталин.
– Так точно! Два или три!
– Вот даже как… – сказал Сталин и снова на несколько секунд задумался. – А всего, вы сказали, танков было около десятка?
– Да, и с ними, насколько я успел увидеть, были грузовики с пехотой и тягачи с пушками.
– И он с этим… полковником Батом все равно там остался? – с некоей грустинкой в голосе сказал Сталин.
– Так точно! – упавшим тоном ответил комэск. Он только сейчас сообразил, что комиссар с полковником остались там на верную смерть.
Минута прошла в молчании, словно глава государства и летчик-истребитель отдавали таким образом дань памяти погибшим командирам.
– А хотя… – вдруг вскинулся летчик.
– Что? – немедленно отреагировал Сталин.
