Светлана Колесник - Русская фантастика – 2016 (сборник)
Тем не менее, когда он предложил свозить их группу на лето «по эзотерическим местам Крыма», Инна сразу согласилась: она еще не бывала на море: кроме того, ей казалось, что, возможно, «магия места» сработает независимо от хиппи и она научится управлять своими видениями. Инне очень этого хотелось: было обидно расставаться с двойниками, только познакомившись, и не знать, когда они увидятся снова.
Накануне отъезда, поздно ночью, когда Инна упаковала рюкзак и собиралась ложиться спать, ее посетило еще одно видение. В нем была ее комната и ее постель, а на постели лежала она сама и горько рыдала. Инна испугалась, ей хотелось привлечь внимание своего двойника и спросить, что ее так расстроило. На всякий случай она тихо позвала: «Инна!», но девушка, как обычно, ее не услышала. Тогда Инна вспомнила, что мама купила ей фонарик в дорогу («Вам же наверняка захочется погулять ночью! – Откуда ты это взяла? – Детка, ты не поверишь, но мне тоже было восемнадцать»).
Инна достала фонарик, направила его на видение и принялась мигать. Вскоре девушка подняла заплаканное лицо от подушки и с испугом уставилась на нее.
«Не пугайся! – написала ей Инна. – Я не галлюцинация и не привидение!»
Девушка тряхнула головой, оглянулась, достала из валявшейся в углу сумки тетрадь с ручкой и написала: «Кто ты?»
«Меня зовут Инна, – ответила Инна. – Я – это ты из параллельного мира. Понимаешь?»
Девушка неуверенно кивнула.
«Что случилось? Почему ты плачешь?»
Девушка криво улыбнулась и ответила:
«Парень оказался скунсом».
«?»
«Он меня бросил».
«Ясно, – написала Инна. – У нас говорят козлом».
«Тоже неплохо», – ответила девушка.
«Не расстраивайся, – написала ей Инна. – Зачем тебе скунс? – И, как в детстве, добавила: – Давай дружить! Нас таких здесь много».
Другая Инна задумалась и написала:
«Твоя комната похожа на мою».
«Конечно, у нас ведь одна жизнь, только они немного отличаются. Твою маму как зовут?»
«Вера Сергеевна».
«А мою Любовь, но тоже Сергеевна. Теперь ты понимаешь?»
«И сколько же вас?»
«Не вас, а нас. Даже не знаю толком. Есть очень странные».
Они проболтали полночи, Инна увлеченно посвящала новую знакомую в странности их общей жизни. Где-то около двух часов ночи она проболталась, что едет на Черное море. Инна-вторая посерьезнела.
«В Крым?»
«Да».
«В турпоход?»
Чтобы не вдаваться в подробности, Инна кивнула (она немного стеснялась своей эзотерической компании).
«Там я и встретила Колю, – написала ей Инна-вторая. – Ну того скунса. Ты с ним поосторожней».
«Хорошо. Спасибо, что предупредила».
* * *Коля в группе оказался только один – старый друг руководителя, больше всего похожий на засохшую картофелину: весь такой серолицый и сморщенный. Инна решила, что тут что-то не сходится: наверное, очередная шутка параллельных реальностей.
Крым ее потряс. Яркостью красок, яростью солнца, обилием растительности. Был июнь, все цвело, а что не цвело, то раскрывало бутоны. Инна никогда прежде не видела такого изобилия: розово-лиловые огромные гибискусы; крупные, жмущиеся друг к другу, слепляющиеся в тяжелые соцветия цветки олеандра; какие-то вовсе незнакомцы, похожие на белые фонтаны, низвергавшиеся с низких ветвей; нежно-голубая павловния; нежно-розовый тамариск. Инна купила маленький определитель растений и ходила по паркам, изучая эту незнакомую петербуржцам ароматную азбуку. Цвели в парках скороговорчатые рододендроны-из-дендрария и высилась на горизонте Бабуган-яйла, чье название нельзя было произнести иначе как с приглушенной губной дробью, словно пытаясь проглотить синий простор: Бабу-ган-бабу-ган-бабу-ган-яй-ла.
Они поселись в недорогом отеле, рядом с городским пляжем, довольно грязным, покрытым острой галькой, но море все же оставалось морем – зыбкой, соленой, рвущейся к небу кисеей, на которую Инна осторожно ложилась, а оно с неожиданной силой начинало ее крутить и подбрасывать.
Днем они ходили в горы. Поднимались на Аю-Даг, на Ай-Петри, ездили на экскурсии в пещеры Чатыр-Дага, которые потрясли Инну своей несоразмерностью со всем ее прошлым опытом: мертвой отстраненной красотой и бесцельным изобилием каменных натеков, причудливых сталактитов и сталагмитов.
В предгорьях ее встречали италийские сосны с длинными иголками, разлапистый тис, в горах – небольшие, но очень пушистые дубы: здесь для всех листьев было вдоволь солнца, и они не рвались к нему, как на Севере, а наоборот, старались спрятаться друг за другом от обжигающих лучей. Дальше, если речь шла о горе повыше, типа Чатыр-Дага или Ай-Петри, как в слоеном кремовом торте, шла прослойка сизоствольных буковых деревьев, далее – желтоватые и рыхлые зубцы скал, как губки собирающих в своем чреве воду.
Коллективных медитаций и обрядовых танцев вокруг «камней силы» Инна почти не замечала, принимала в них участие постольку-поскольку, постоянно отвлекаясь то на темно-синюю, словно лаковую, бабочку, то на быструю зеленоватую ящерицу. Хиппи ее ласково журил, Инна просила прощения и обещала исправиться.
По ночам они часто ходили на пляж, жгли костры, пекли в золе зеленые яблоки, смывая их терпкий кисло-сладкий вкус крымскими мускатами, которые продавались в пластиковых бутылках и были удивительно дешевы. Шумно вздыхало море, протяжно и грустно кричали в кронах деревьев маленькие совы: «Сплю! Сплю!» Инне хотелось быть влюбленной, хотелось целоваться под звездами. Поэтому нет ничего странного, что она влюбилась в Никиту – удивительно красивого мальчика из их компании, с тонкими музыкальными пальцами и длиннющими ресницами. Он что-то ей рассказывал про астральные сигналы, потом осмелился обнять Инну за плечи и неловко поцеловал. Она ответила с жаром, напугавшим обоих, но они быстро привыкли и вместе познавали радость тайных рукопожатий, прикосновений к груди, тяжести чужого тела, вдавливающего в гальку со сладкой болью. Дальше тайных ласк у костра, пока другие парочки так же обнимались или отправлялись купаться голышом, пока не шло, но Инне большего и не надо было. Поздно ночью она падала на кровать и сразу засыпала, а видения вовсе прекратились. У Инны даже не было времени подумать, рада ли она этой перемене или ей будет не хватать своих «я».
* * *Оставалась примерно неделя до отъезда. Никита с другими мальчишками пошел за вином, а Инна ждала его на пляже, когда к ней подсел лысый хиппи. Он стал пенять ей на то, что она невнимательна в последнее время, не беспокоит ли ее что-то. Инна смутилась: человек ради них старается, организовал такую поездку, а она неблагодарная… Ей хотелось сказать ему что-то доброе, неформальное, о том, как много он для нее сделал, но тут хиппи, воровато оглянувшись, повалил ее на песок, больно ухватил за грудь и впился губами в ее рот. У Инны перехватило дыхание от неожиданности и от запаха перегара. Она судорожно дернулась, высвободилась и в ужасе сбежала.
В номере она тщательно вымылась, все еще передергиваясь от отвращения, и стала собирать вещи. Постучал в дверь Никита, который не нашел ее на пляже. Она открыла ему и рассказала, что произошло. Он казался ошеломленным и принялся расспрашивать ее. Она рассказывала, морщась от подробностей, потом снова заплакала и вдруг поняла, что расспросы Никиты сводятся к тому, что она сделала не так, каким именно образом дала понять, что ждет такой атаки.
– Ты считаешь, что я виновата? – спросила она прямо.
– Нет, конечно, но мужчина отвечает на импульс женщины, и я хочу, чтобы ты осознала, когда именно дала неправильный импульс.
– То есть хочешь узнать, не заигрывала ли я с ним?
– Ну мне же ты кажешься привлекательной, – игриво заметил Никита. – Вероятно, и другим мужчинам тоже.
– И ты считаешь, что они имеют право?
– Мужчины реагируют на импульс, – упрямо повторил Никита. – Ты даешь неправильный импульс, который позволяет всем думать, что ты доступна.
Инна впервые (но, увы, не в последний раз в жизни) послала мужчину трехэтажным матом, добавив:
– Этот импульс тебе понятен?
Никита ушел обиженным, бросив через плечо:
– Легче всего обвинить других, а не осознать свои ошибки.
Инна упала на кровать и разрыдалась. Когда она открыла глаза, перед ней висело знакомое яркое пятно, из которого сочувственно смотрела другая Инна. Девушка сразу поняла, что это та самая, которая предупреждала ее об опасности южных знакомств. Она достала записную книжку и написала:
«Ты права. Они действительно скунсы».
Они писали друг другу всю ночь, утешали, подбадривали. К утру Инга решила не уезжать: обидно было терять еще неделю у моря. Она только поменяла билет, чтобы не ехать с компанией в одном вагоне. Приехав в Питер, Инна не без мстительной радости узнала, что на отвальном банкете, который она тоже благополучно пропустила, компания эзотериков отравилась какими-то изысками татарской кухни и всю дорогу страдала животами.
