Дмитрий Зурков - Бешеный прапорщик
Уже по дороге от нечего делать прокручивал в голове детали этого разговора, сидя рядом с водилой первой машины, да молча наблюдал за окрестным пейзажем, неторопливо проплывавшим мимо, и радовался августовскому мягкому солнышку, гревшему с уже чуть-чуть начинавшему становиться осенним голубого неба. Несмотря на всеобщую расслабленность, еще при погрузке заметил, что одна из пятерок в каждом кузове держала оружие под рукой. В моем авто эту задачу выполнял Зингер, удобно расположившись со своим "мадсеном" возле заднего борта.
В Минск мы прибыли уже вечером, когда начинало смеркаться. И как раз поспели к торжественному ужину в честь нашего возвращения. Точнее, он не начинался до нашего прибытия. Инициатором мероприятия был поручик Дольский, главным исполнителем – Ганна, наготовившая вкусняшек и на роту, и на полуэскадрон Анатоля. В старых казармах Минского гарнизона на улице Водосвятской, или Пьяносвятской, как ее, по словам Дольского, именовали минчане из-за широко известной пивоварни Иосифа Фрумкина, нас не разместили. Мудрое начальство выделило нам место в недавно построенных казармах-бараках на северо-восточной окраине города за халупами ремесленников и прочего бедного люда, рядом с торфяным болотом и Комаровским полем, бывшим уже давным-давно вотчиной военных. Ну, это, может, и к лучшему – подальше от лишних глаз и, соответственно, таких же лишних вопросов. Роту расселили напротив драгунской казармы, так что наши кентаврообразные коллеги приняли самое непосредственное участие в пирушке, причем, со своими "наркомовскими" ста граммами, разрешенными поручиком. Новые сосновые бревна, еще не успевшие потемнеть, пьянящий запах смолы, сиреневое закатное небо – все это создавало ощущение какого-то массового пикника на природе.
После первой рюмки Дольский оставил за себя старшим по пьянке Михаила Полякова, длинного щеголеватого корнета, ставшего его замом, предложил мне сделать то же самое, и пойти посидеть к нему в "апартаменты". Сергей Дмитриевич воспринял это, как должное, и через пять минут мы уже сидели в небольшой комнатке, приватизированной Анатолем для себя, за круглым столом, на котором была накрыта поляна. Посередине белоснежной скатерти, подобно маяку, притягивающему взоры изможденных моряков, возвышалась бутылка водки с пробкой, залитой белым сургучом. Справа от нее на большом блюде расположилась горка тонко нарезанной буженины, колбасы и копченого сала. Левый фланг был открыт, то есть место пока пустовало. Роль передового дозора выполняла продолговатая селедочница с ломтиками вышеупомянутой рыбы, замаскированной сверху колечками лука. Диспозицию дополняли стоявшие в резерве бочковые огурчики и хлеб, аккуратно разложенные по тарелкам, а также мисочка со сметаной. Сервировка с непривычки поражала воображение. Посуда из одного сервиза, столовые приборы из серебра, хрустальные рюмочки, на фронте от всего этого давно уже отвыкли.
— Ну, и что празднуем? — на моем лице, наверное, было отражено удивление, и Дольский, довольный произведенным эффектом, весело улыбался. — По какому поводу банкет?
— По поводу твоего, Денис, благополучного возвращения из рейда. А еще по поводу некоторых событий, имевших место быть в некой крепости. Но только – т-с-с! — Анатоль приложил палец к губам в шутовском жесте, и произнес неожиданную фразу. — Враг не дремлет!
В эту же секунду, по странному совпадению, в дверь аккуратно постучали, затем очень знакомая лапища Федора открыла ее и в комнату вошла Ганна с блюдом горячих, исходящих очень аппетитным ароматом, драников. Поздоровавшись, обозвав меня по установившемуся обычаю "дзядечкой командзиром" и получив в ответ традиционное "Привет, племяшка", наша красавица поставила на пустующее место "картофельные оладьи оригинального рецепта" и смущенно ретировалась за дверь, где ее поджидал Ромео, в смысле, Котяра.
— Как она тут поживает? Твои драконы не трогают?
— Денис, ты не поверишь, но все мои стараются выполнить любые ее просьбы и прихоти. Во-первых, они оценили ее кулинарные способности, а во-вторых, Остапец объяснил непонятливым кто такой твой Федор, и что он сделает, если с его невестой кто-то грубо поговорит, не говоря уже о большем. Да и она сама может дать отпор, — Дольский весело улыбается. — По первости к ней один мой придирался. Причем, на пустом месте. Мол, и каша пересолена, и щи холодные… В общем, как-то раз перешли они на личности. И когда он после своих оскорбительных слов о неверии в женскую верность, получил от этой девочки прозвище "пыски кобылячьей", сдуру замахнулся на нее… Прошло буквально несколько секунд, а твои оставшиеся, как из-под земли выросши, берут ее в кольцо, спорщик лежит на земле, скрученный неизвестно как, боясь не то, что шевельнуться, даже дыхнуть. В руках никакого оружия нет, но, Бог – свидетель, почувствовал, что если к ним сейчас сунуться, убьют и похоронят. Это потом уже всем объяснили, что "пыска" означает морду на белорусском языке. А я именно в тот момент понял, до какого состояния нужно тренировать своих подчиненных.
— И что потом? Твой боец живой еще?
— Он после этого стал самым рьяным ее защитником. А когда пришлось по случаю ей самой на склад ехать, да там какой-то кладовщик ее высмотрел и пригрозил, что не отпустит продукты, пока она и к нему "поиграть" не придет… Короче, я сам лично ездил и объяснял дураку, что то, что его в бочку с дождевой водой опустили вниз головой – так это еще не беда. А вот если бы достать забыли, тогда… Мы с ним беседу бы уже не вели. Проникся, однако!
Ай, молодцы! Узнаю соколов по полету! Чует моя… интуиция, что первая в роте свадьба не за горами. Причем, при полном согласии всего коллектива. Не знаю, что тут сыграло бóльшую роль – мое личное отношение к девчонке и игра в "племяшку", или стремление в условиях войны сделать что-то доброе, хорошее, но Ганну все воспринимали, как свою младшую сестричку. За которую, ежели что… Ух, не завидую придуркам!.. Анатоль, тем временем, пользуясь правами хозяина, расположился за столом и привычным жестом, обстучав сургуч, снял картонную крышечку и разлил "жидкость всеобщего уважения и взаимопонимания" по рюмкам, заискрившимся в неярких лучах керосиновой лампы.
— Ну, за твою удачу, Денис! — Дольский стал серьезен. — Лихо погуляли. Мне твои порассказали, как вы там резвились, да и в отделе протоколы допросов пленных германцев читал об отсутствии снабжения. Честно говоря, когда ты рассказывал про партизан – не особенно верил. Не думал, что можно вот так влиять на ход войны.
— Это наши солдаты могут без патронов, без снабжения на голом ура-патриотизме за Веру, Царя и Отечество одними штыками противника гонять. Только их после этого отцы-командиры штабелями в могилы закапывают и новых пополнений требуют, да отмазку нашли, мол на Руси-матушке баб много, еще нарожают. А у германцев – порядок превыше всего. Это и позволяет им быть самой сильной армией в Европе. Не помню уже где вычитал, во франко-прусскую войну идут порознь двумя колоннами, одна завязывает бой, другая в точно назначенный срок выходит во фланг. В результате меньшими силами разбивают французов в гораздо большем количестве. А у нас такое возможно? Нет. Пока наши хомяки-интенданты зашевелятся, войска от них уже на сотню верст вперед уйдут. Да и генералы у нас – та еще песня. Со слезами на глазах. Один Бобырь Ново-Георгиевский чего стоит. Я там был, видел, как все происходило!
— Ты, Денис, не горячись, а то, как сам когда-то сказал, водка в рюмке закипит, долго держишь, — Анатоль снова становится веселым, разбитным балагуром. — Давай, твое здоровье!
Содержимое рюмки падает в желудок, разливается приятное тепло, за ним следуют драник с ароматным кусочком мяса. С непривычки слегка неуверенно работаю парой "вилка-нож", Дольский это замечает и подначивает:
— Огрубели в лесах дремучих, вашбродь, по болотам скитаясь, да под кустиками прячась? Привыкай, дружище, тебе теперь ко многому привыкнуть надо. Я-то в Минске уже пообтерся, но поначалу, когда первый раз в город вышел, многому удивился. Ладно, до войны, в мирное время, где ни попадя, вывески висели, что, мол, собакам и нижним чинам вход воспрещен, но сейчас зачем? Это мы там, на фронте в них людей видим, а здесь вся эта тыловая камарилья только одним озабочена – урвать кусок побольше, да послаще. А на остальное и остальных – наплевать. Намедни хотел в городе поужинать, заехал в "Стеллу" – ресторация новая для господ офицеров открылась на Захарьевской, а там сплошь тыловые крысы с земгусарами веселятся, да так, что дым коромыслом. Очередной свой гешефт обмывают, да мамзелек прямо там же щупают, а те и визжат от восторга. Все бы ничего, да начали застольные речи толкать. И выходило по их словам, что это они войну выигрывают, а не те, кто в окопах сидят и казенные харчи задарма трескают. Я к тому времени уже пару раз "к телефону" сходил, мне сгоряча обидно стало…
