Лед (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич

— Хочешь сказать, что берешь меня с собой? — Корнеев хитро сощурился — И опять я буду на зимовье торчать, вас ждать, пока вы к полюсу пойдете? Опять минимум на два года от семьи уезжать, только чтобы нары боками полировать?

— Посмотрим, не буду ничего обещать — Не определенно ответил я — На месте видно будет. Кто будет наиболее подготовленным, того и возьму. Куницкого, тебя, Семена Галицкого, любого! Претендент должен быть здоров, силен, хотеть достичь цели, не создавать проблем в походе и не бояться трудностей! Ты знаешь мои условия, и ты им соответствовал, но сам должен признать, те кто пошли к полюсу, были лучше!

— Не спорю, так и было — Корнеев слегка поморщился от досады — Поздно я тренироваться начал, не воспринял сразу твои слова всерьез, однако сейчас я сильно постараюсь, обещаю! Кораблем займусь, не переживай, найду лучший из возможных, и сам за него перед тобой отвечу, если что.

— Если что, то мы попросту не вернёмся, и отвечать все будем только перед богом — Я обвел взглядом веселившихся друзей — Вернемся мы живыми из этого похода или нет, зависит от каждого из нас!

Глава 8

Через три дня после памятного и судьбоносного приема у Императора, я снова был вынужден посетить здание на Дворцовой площади. Как и предрекал Арсений, представление о присвоении мне офицерского звания Император удовлетворил быстро и без лишних проволочек. Да чего там, я все рекорды побил, от момента поступления бумаги в канцелярию министра двора, до указа Императора! Мне по секрету сказали, что на бумаге, поданной Александру, он своей собственной рукой поставил резолюцию: «Почему так долго тянули? Давно пора! Волков достоин!». Так я и стал неожиданно офицером помимо своей воли. Уже второй раз, получается я на эти грабли наступаю. Первое офицерское звание я на военной кафедре института, ещё в своем времени получал.

Подпоручик, по-моему, званию младшего лейтенанта соответствует? Или лейтенанта? Хрен его знает, в этом я не секу особо, да мне и без разницы, если честно. Форму мне носить похоже всё равно никогда не придаться. По словам Арсения, мою принадлежность к разведке, и вообще к армии, никто светить не собирается. Как бы там не было, я теперь подпоручик… Звучит не очень, как по мне. Хотя мне ещё повезло, что я сразу через ступень перешагнул, потому как сейчас первое офицерское звание вообще — прапорщик!

Кстати. И Арсений не пострадал. Он пролетел мимо ректальных наказаний от начальства, как фанера над Парижем. Неожиданно для него, да и для меня, если честно, его руководство всерьез заинтересовалось тем предложением, что мы оформили с ним буквально на коленке. Аналитическая записка, которую диктовал я, а писал и подписывал Фомин, наделала много шума в Генеральном штабе, и мой друг внезапно из залетчика провалившего задание, превратился в перспективного, решительного и инициативного офицера, стоящего у истоков нового направления.

Присягу я принимал в кабинете моего теперешнего непосредственного начальника полковника Куропаткина. Был поздний вечер, сумерки густо окутали Неву и Петербург, поэтому в кабинете было темно, только тусклый свет лампы освещал помещение, да отблески от огня в камине прыгали по стенам. За массивным дубовым столом сидели трое мужчин, двое из которых были в мундирах без эполет: полковник Куропаткин и капитан Фомин. Третьим присутствующим был седой как лунь полковой священник Михайловского полка.

Ни знамен, ни строя, ни барабанного боя. Только тишина, запах сургуча и бумаги. Передо мной приставной столик, накрытый бархатной скатертью, на котором покоились массивное Евангелие в окладе и серебряный крест.

— Господин Волков, — негромко произнёс седовласый полковник Генерального штаба, — Высочайшим указом его Императорского Величества вы произведены в подпоручики и зачислены во второй особый отдел Генерального штаба. Прежде чем приступить к обязанностям, вы должны принести присягу.

Священник, в простом, черном облачении, поднял крест:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…

Чёткий голос дьячка начал читать присягу, и я-новоиспечённый офицер, слегка сбиваясь, повторял каждое слово. Формула была та же, что и у строевых офицеров:

«Обещаю и клянусь Всемогущим Богом, пред Его Святым Евангелием, что хочу и должен верно и нелицемерно служить Его Императорскому Величеству…»

Текст был довольно длинным, с обязательствами: быть верным Государю и престолу; исполнять приказы начальников; защищать Отечество «до последней капли крови»; не участвовать в заговорах и бунтах. В конце, как меня и учили, я по старинному обычаю, трижды перекрестился, приложился к кресту, затем к Евангелию.

Формула присяги была та же, что и у строевых офицеров, но после последних слов, когда новоиспечённый разведчик приложился к кресту, Куропаткин тихо добавил:

— Клянётесь ли вы хранить тайну поручений, даже под угрозой смерти, и действовать там, где Родина скажет, без права на славу и награды?

— Клянусь, — твердо ответил я, а про себя шёпотом добавил — А херли еще делать…

Полковник удовлетворенно кивнул головой, пожал мне руку и пафосно, очень «обнадеживающе» выдал:

— С этой минуты вы офицер разведки Его Императорского Величества, но вас не будут встречать ураганами «ура» и парадами. Ваши победы будут молчаливыми, за них вы не получите признания и славы, а ошибки — роковыми. Оступитесь — и от вас все отвернуться, как будто вас и не было. Добро пожаловать в службу.

— Да хорош его пугать, Васильич! — Вдруг заржал священник, собирая свои пожитки в большую сумку — Это на сопливых бывших кадетов действует, да, Фомин? Помню, как ты слезу пустил, от умиления и важности. А на этого глянь? Ухмыляется, как будто камедь в театре смотрит. Он уже по лезвию ножа ходил больше любого из нас с вами. Я его исповедовал, знаю.

— Умеешь ты отец Николай момент испортить — Скривился Куропаткин, доставая из ящика стола новенькие погоны с одним просветом и двумя маленькими звездочками. Он задумчиво повертел их в руках, а потом сунул обратно, так мне и не отдав — Ладно, тащи коньяк Фомин, обмоем это дело, а то не по-людски как-то.

— Это мы мигом господин полковник! — Арсений оживленно потер рука об руку, и на столе мгновенно материализовалась пузатая бутылка с французской этикеткой, четыре бокала, и лимон.

— Добре! — Хмыкнул священник — Не «Астория» конечно, но вам убогим и так сойдёт!

— Эх, Николай Андреевич — Вздохнул Куропаткин, осуждающе смотря на попа — Ты не меняешься, даже несмотря на то, что рясу надел.

— Ну а чаво? — Священник пожал плечами — Годы службы в помойное ведро не выкинешь, поздно меняться. Тем более, что тут все свои.

— Это кто? — Шепотом спросил я Фомина, незаметно толкнув его в плечо.

— Это Николай Андреевич Мухин, сейчас отец Николай — Так же тихо ответил мне Арсений, разливая коньяк — Бывший глава второго отдела, Куропаткина начальником был, до того, как в отставку ушёл. Легенда!

— А чаго это ты меня Сеня мёдом поливаешь? Сожрать хочешь? Ты учти, я жилистый, во мне смаку нету! Хорош там, того… Я всё слышу! — Хохотнул поп — Ишь, легенду нашёл! Обычный священнослужитель я, только весь приход у меня в погонах ходит.

— Не прибедняйся, Николай Андреевич, правильно Фомин обмолвился, таких как ты уже не делают! — Сказал Куропаткин, принимая из рук Арсения бокал — По традиции, первый за Государя Императора!

Мы все опрокинули бокалы, и Арсений шустро наполнил их снова. К нарезанному кортиком лимону никто из моих новых коллег так и не прикоснулся, поэтому и я не лез за закуской.

— Ты уж извиняй паря, знамени, как в полках, у нас нет, потому второй тост у нас за разведку! — отец Николай перекрестился, и процедура повторилась.

— За новоиспеченного офицера! — Третий тост сказал Фомин, и в этот раз мой бокал оказался наполнен до краёв. При этом Арсений как-то странно скривил мне рожу, пока никто из наших собутыльников не видел.

— Давай «полпоручня», покажи, на что способен! — Уже захмелевший поп заинтересованно и оценивающе уставился на меня.