Пионер – ты в ответе за всё! - Широков Алексей

Меня давно поражал этот контраст, госучреждений, того же общепита и кооперативов. Если последние реально боролись за клиента, то первым было реально плевать. Они словно отбывали повинность, но оно и понятно, ведь их зарплата не зависела от качества обслуживания и прочих нюансов. Но даже если переходили на хозрасчет, все равно работали так, будто их тут держат насильно. Хотя были и другие примеры, но во всех, о которых я слышал от Шилова, фигурировали молодые энтузиасты, стремящиеся не построить коммунизм в отдаленном будущем, а наладить свою жизнь здесь и сейчас. Как новая заведующая столовой Новосибирского оловокомбината.

Старое предприятие, основанное еще до войны, выпускало олово, припои и баббиты высшего качества на уровне лучших мировых образцов, за что комбинат был награжден орденом Ленина, а его сотрудники не раз получали звание Героев труда, и даже Государственные премии СССР. Но вот со столовой комбинату катастрофически не везло. И ведь не воровали, но почему-то повара готовили так отвратно, что зачастую вызывало возмущение рабочих. Заведующие менялись как перчатки, но ничего не помогало, и директор уже хотел было вовсе закрыть столовую, организовав доставку готовых обедов, но тут к нему на прием прорвалась девочка-комсомолка лет двадцати двух. Она работала в бухгалтерии на какой-то мелкой должности, но решила рискнуть.

Директор поначалу даже слушать не хотел, ему и без активных комсомолок было чем заняться, но девочка произнесла волшебное слово «хозрасчет», и все поменялось. Госпредприятия с большой неохотой переходили на хозрасчет, несмотря на все потуги государства, хотя бы потому, что это же надо не просто работать, а отвечать, чтобы твоя продукция пользовалась спросом. И конкурировать с кооператорами, которым палец в рот не клади. Впрочем, сам комбинат давно перешел на эту форму хозяйствования, но у них конкурентов почти не было. А вот со столовой все было не так просто. За годы плохой готовки рабочие уже выработали разные схемы, начиная от тормозков из дома, заканчивая массовым походом в соседские кафе и столовые. Короче, девочка рисковала.

Пару месяцев все было очень плохо. Она перессорилась со всеми поварами и сотрудниками кухни, ей объявили бойкот. Потом, когда стало понятно, что девочка не поддалась на шантаж, они дружно уволились. Она набрала молодых, только из техникума, благо проблем с этим не было, у нас в городе учебных заведений хватало на любой вкус и цвет, начиная от ядерной физики, заканчивая легкой промышленностью, дизайнерами и прочими креативщиками, разве что назывались по-другому.

Мотивированная зарабатывать молодежь зубами вцепилась в возможность и буквально через очень короткое время столовая полностью преобразилась. Готовить стали вкусно, приветливый персонал радовал глаз, а главное, они вышли сначала на самоокупаемость, а затем начали получать прибыль. Директор, с плеч которого свалился почти мертвый актив, нарадоваться не мог и повадился водить гостей в обновленную столовую, короче, все были счастливы, кроме бывших поваров. И у меня сложилось такое впечатление, что все эти обиженные жизнью и привыкшие работать спустя рукава бабы и прибились в кафе типа этой самой «Ромашки». Иначе я не понимал, почему нельзя хоть немного положительно относиться к посетителям. Ну как минимум, когда я вошел, на меня зыркнули так, будто я являлся тут постоянным гостем, причем каждый раз устраивал дебош со скандалом.

На самом деле я впервые был в «Ромашке», да и вряд ли кто-то решил буянить в этом кафе, потому что почти половину посетителей составляли сотрудники милиции. Неподалеку располагалось РОВД Ленинского района, так что в этом не было ничего удивительного. Более того, это немного успокоило моего внутреннего параноика, ведь что может случиться в заведении, полном сотрудников внутренних дел. Тут уже любые мысли о физическом воздействии на меня точно кажутся бредом.

– Семен! – окликнул меня Митрофанов, устроившийся в углу. – Сюда!

– Добрый день, – я вежливо поздоровался, прежде чем сесть за стол, и предоставляя возможность деду начать разговор.

– Ты обедал? – Аристарх решил поиграть в доброго дедушку. – Заказывай, я угощаю. Вам, молодым, надо много кушать.

– Нет, спасибо, я дома поел, – вежливо отказался я, не собираясь подыгрывать старому мудаку. – Если позволите, давайте к делу, у меня тренировка вечером, нужно подготовиться.

– Вечно вы, молодежь, куда-то спешите, – пожурил меня Митрофанов, но тут же похвалил, как и учат в разных книгах по психологии, чтобы расположить к себе собеседника. – Но так и надо! Именно вам, комсомольцам, предстоит построить коммунизм. Как говорится, молодым везде у нас дорога. Мы уже сделали, что могли, теперь ваша очередь принять знамя борьбы за права трудящихся всех стран и сокрушить капиталистическую гадину!

– Конечно. Так и будет, – я постарался, чтобы в голосе не было слышно сарказма. – Но это невозможно без помощи старших товарищей. Именно вы создали для нас лучшую в мире страну рабочих и крестьян, где мы спокойно и счастливо росли под мудрым руководством Коммунистической партии и лично товарища Сталина. И за это мы вам очень благодарны. Недаром же говорят, старикам везде у нас почет.

– Похвально, что наша молодежь так думает, – добродушно улыбнулся Аристарх, почти незаметно скривившийся на слове «старики». – И вот об этом я хотел с тобой поговорить. Понимаешь, я не хотел всех этих разбирательств. Ну подумаешь, понравились тебе несколько строчек, использовал для своих стихов, всякое бывает. Для нас, творческих людей, такое в порядке вещей. Так что думал, что решим все по-тихому, так сказать, келейно. Но товарищи из обкома возбудились, стали кричать про деградацию молодежи, безобразное поведение и тому подобное. Ужасно неудобно, честно говоря.

– Вы меня, конечно, извините, Аристарх Владленович, – а вот сейчас я решил показать характер. – Но я до недавнего времени ваших стихов не читал. Я вообще их не читал, даже те, что по школьной программе задают. Образ жизни у меня был… скажем так, не слишком положительный. И изменился я, только когда стал энергетом. Но даже так, вы наверняка слышали, как именно я пишу стихи? Погружаясь в сатори. Так что никак не мог позаимствовать у вас эти строчки. Хотя… как говорит мой тренер, сатори вытаскивает то, что хранится в подсознании. Может, я когда-то мельком слышал ваши стихи, а потом подсознательно использовал их.

– Вот! Видишь, все легко объяснить! – обрадовался подсунутому выводу Митрофанов. – Я же и не говорю, что ты что-то крал.

– Да и доказать заимствование в этом случае будет невозможно, – тут же обломал его я. – Даже лингвистическая экспертиза ничего не подтвердит. Слишком разный стиль. Хотя смысл единый, тут даже спорить не о чем.

Понятное дело, какой еще смысл может быть в сочетании слов «Ленин» и «октябрь». Надо быть полным кретином, чтобы отрицать очевидное. Но я специально сказал это, чтобы дать Аристарху надежду и подтолкнуть его наконец к активным действиям. А то пока я не понимал, чего он хочет.

– А зачем нам экспертизы эти? – Митрофанов нервно усмехнулся и мазанул взглядом куда-то в сторону. – Мы же взрослые люди, неужели не сумеем договориться без этого?

– Думаю, что вполне, – я кивнул, понимая, что сейчас мы наконец перейдем к сути. – Я изначально ни с кем не хотел ссориться. Если бы вы не пришли в школу…

– Да, это моя вина, – покаянно склонил голову Аристарх, но я видел, что это лишь актерская игра. – Но ты тоже пойми, я эти стихи выстрадал, выносил, а ты просто взял и достал из своего это сасота.

– Сатори, – поправил я старика. – Понимаю, но в чем моя вина? Что я могу сделать? Больше не писать, раз это получается у меня вот так? Или что?

– Я не про это, – покачал головой Митрофанов. – А про то, что надо давать людям второй шанс, согласен? Я ошибся, давай об этом забудем. А в качестве извинений вот.

– Что это? – я с подозрением уставился на объемный бумажный пакет, что Аристарх поставил на стол, не спеша брать его в руки.