Роберт Хайнлайн - Дверь в лето
– Нет.
– А где же он?
– Я послал его по почте.
– Что?! – взвизгнула она. – Когда ты его отослал? Кому? Зачем ты проделал все это?
Если бы свой второй вопрос она задала бы последним, то я бы ответил на него, а так я обошелся ответом на ее последний вопрос.
– Я ассигновал его.
Тут вошел Майлз.
– Куда он дел его?
– Он говорит, что послал сертификат по почте… что ассигновал его. Найди его машину и обыщи – может быть все это ему только кажется. Когда он оформлял документы, сертификат был при нем.
– Ассигновал его? – повторил Майлз. – Но кому, о боже мой?
– Я спрошу его. Дэн, кому ты ассигновал сертификат?
– В Американский Национальный Банк.
Больше они меня ни о чем не спрашивали, а то я был бы вынужден рассказывать и о Рикки.
Плечи Беллы поникли, и она тяжело вздохнула.
– Гол в наши ворота, толстячок. Можешь забыть об этих акциях. Из банка нам их не выцарапать. – Вдруг она подобралась. – Если он только в самом деле отослал сертификат. Если нет, я счищу передаточную надпись так, что комар носа не подточит. А потом он снова ассигнует его… мне.
– Нам, – поправил Майлз.
– Это все детали. А теперь иди и найди его машину.
Майлз ушел, но вскоре вернулся и сообщил:
– Ее нигде нет. Я объехал все аллеи и улицы вокруг. Наверное, он приехал сюда на такси.
– Ты же сам говорил – он приехал на своей машине.
– Может быть, но ее нигде нет. Спроси его, когда и откуда он отправил свой сертификат.
Белла спросила – я ответил.
– Незадолго до того, как приехать сюда, я опустил его в почтовый ящик на углу Сепульведи и Бульвара Вэнгур.
– Ты уверена, что он не лжет?
– В таком состоянии он не может лгать. Забудь об этом, Майлз. Может быть, потом удастся доказать, что эта передача не имеет законной силы, потому что он передал нам свой пай задолго до этого… во всяком случае, я берусь доказать это, но сначала нужно получить его подпись на нескольких чистых бланках. Она попыталась получить мою подпись, а я всячески старался ей помочь. Но в таком состоянии я не мог даже толком расписаться. Наконец, она вырвала у меня бумагу и сказала со злостью:
– Ты доведешь меня до припадка. Я и то могу подписаться за тебя лучше, чем ты. – Она склонилась ко мне и добавила, криво улыбнувшись: – Как бы я хотела пришибить твоего кота!
Некоторое время они не беспокоили меня, потом Белла, которая куда-то выходила появилась снова и сказала:
– Дэн, я сделаю тебе укол, и ты почувствуешь себя гораздо лучше. Ты сможешь вставать, ходить, словом, делать все, что ты делал раньше. Ты ни на кого не будешь сердиться, особенно на нас с Майлзом. Мы – твои лучшие друзья. Ведь правда? Кто твои лучшие друзья?
– Ты. Ты и Майлз.
– Но я не только твой лучший друг, я еще и твоя сестра. Повтори.
– Ты – моя сестра.
– Вот и хорошо. Сейчас мы немного прогуляемся, а потом ты ляжешь в анабиоз. Ты утомлен, а когда проснешься, все будет хорошо. Ты меня понимаешь?
– Да.
– Кто я?
– Ты – мой самый лучший друг. Ты – моя сестра.
– Умница. А теперь закатай рукав.
Укола я не ощутил, но сама инъекция была болезненной. Я поднялся и потряс головой.
– Слушай, сестренка, это не самая приятная процедура. Что это было?
– Кое-что, от чего тебе станет лучше. Ты сильно утомлен.
– Да, пожалуй это так. А где Майлз?
– Сейчас придет. Давай другую руку. Подними рукав.
– Зачем? – спросил я, но рукав все-таки поднял и позволил ей сделать укол, от которого чуть не подскочил.
– Ну-ну, – улыбнулась она. – Не так уж это и больно.
– Не так уж и больно! А зачем эти уколы?
– Ты немного посидишь в машине. Поспишь там. А когда мы приедем на место, я разбужу тебя.
– Хорошо, я хочу немного поспать. Скорее бы в анабиоз.
Я огляделся.
– А где Пит? Я собирался лечь в анабиоз вместе с ним.
– Пит? Ты что, не помнишь? Ты же отправил его к Рикки. Она сама позаботится о нем.
– Ах, да, – сказал я с облегчением.
Конечно же, я послал Пита к Рикки. Я даже вспомнил, как послал его. Рикки всегда любила Пита, она хорошо о нем позаботится, пока я буду спать.
Меня отвезли в Соутелл, в Объединенный Санктуарий. Им пользовались небольшие компании, те, что не имели собственных санктуариев. Всю дорогу я спал, но проснулся сразу же, как только Белла позвала меня. Майлз остался ждать в машине, а Белла повела меня в здание.
Девушка-регистратор поднялась на навстречу.
– Дэвис? – переспросила она.
– Да, – ответила Белла. – Я его сестра. Где я могу найти представителя «Главной Страховой Компании»?
– Внизу, в девятой комнате. Они уже готовы и ждут вас. Документы можете отдать представителю компании, – она с интересом посмотрела на меня. – Он уже прошел медицинский осмотр?
– Конечно, – заверила ее Белла. – У него, знаете ли, рак, и я ввела ему успокоительное из-за болей.
– Да-да, – сочувственно заквохтала девушка. – В таком случае, поторопитесь. Через эту дверь, а там поверните налево.
В девятой комнате нас ждали трое: мужчина в костюме, другой – в стерильном халате и женщина в одежде медсестры. Они помогли мне раздеться, успокаивая, словно ребенка, а Белла тем временем объясняла, что она ввела мне и зачем. Меня положили на стол, и мужчина в халате начал массировать мой живот, проминая его чуть ли не до позвоночника.
– С этим хлопот не будет, – объявил он наконец. – Он совершенно пуст.
– Да, он ничего не ел и не пил со вчерашнего вечера, – согласилась Белла.
– Это хорошо. А то некоторые являются сюда нафаршированными, как рождественская индюшка. Не все так разумны.
– Да-да.
– О'кей, сынок, а теперь сожми эту штуку покрепче. Я введу тебе кое-что в вену.
После укола все вокруг меня начало заволакиваться туманом. Вдруг я вспомнил про Пита и попытался сесть.
– Где Пит? Я хочу видеть Пита.
Белла взяла в ладони мое лицо и поцеловала.
– Там, там, милый. Он не смог прийти, разве ты не помнишь? Он остался с Рикки.
Я затих, и она объяснила остальным:
– Пит – это наш брат. У него заболела дочь.
Я начал засыпать.
Вскоре я почувствовал сильный холод, но не мог шевельнуться, чтобы натянуть одеяло…
5
Я пожаловался бармену на кондиционер – тот работал слишком хорошо, и все мы могли простудиться.
– Не имеет значения, – ответил он. – Вы не почувствуете холода, когда заснете. Спать. Спать… вечерняя дрема, чудесный сон.
У него было лицо Беллы.
– Хорошо бы выпить чего-нибудь горячего, вроде кофе с молоком, – сказал я. – И горячий блин с маслом.
– Сам ты блин! – ответил доктор. – Нечего ему валяться, поверните-ка его!
Я попытался зацепиться за бронзовую стойку табурета, но в этом баре не было бронзовых стоек, таких забавных, и я, плоский, очутился на спине, еще более забавный, и так лежал, пока меня обслуживала сиделка, натасканная на уход за безногими. У меня не было ног, иначе почему же я не зацепился за бронзовую стойку табурета? И рук тоже нет, обоих.
– Смотрите-ка, Мэй, у него нет рук!
Пит сидел у меня на груди и вопил.
Я снова был в армии, на учениях… в условиях, максимально приближенных к боевым, в одном из тех лагерей, где вам сунут лед за пазуху, чтобы разбудить, и знают кучу других идиотских шуток. Я поднимался на чертову гору, самую большую во всем Колорадо, и повсюду был лед, а у меня не было ног. Тем не менее, я тащил огромный тюк, самый большой изо всех – они прикидывали, нельзя ли заменить мулов солдатами, и ставили на мне опыт. Я не смог бы сделать ни шагу, если бы сзади меня не подталкивала маленькая Рикки.
Старший сержант, с лицом, совсем как у Беллы в ярости, обернулся ко мне:
– Эй, ты, вперед! Я не могу опаздывать по твоей милости. Мне наплевать, сделаешь ты это или нет… но пока делаешь – не смей спать.
Мои ноги больше не держали меня, и я упал в обжигающий холодом снег и заснул, а маленькая Рикки причитала, умоляла меня не спать. Но я уже заснул.
Я проснулся в постели Беллы. Она трясла меня, приговаривая:
– Просыпайся, Дэн! Я не могу ждать тридцать лет. Каждая девушка должна думать о своем будущем!
Я попытался встать, чтобы отдать ей чемоданчик с золотом, который стоял под кроватью, но она ушла… а потом «Горничная» с ее лицом схватила чемоданчик, положила его себе на панцирь и заметалась по комнате. Я попытался догнать ее, но у меня не было ног и, как оказалось, не было тела вообще.
У меня нет тела, и никто обо мне не заботится…
Мир состоит из старших сержантов и работы… и какая разница, где работать и как? Я позволил им снова взнуздать меня и опять полез вверх по ледяной горе. Это было все, что мне оставалось – взбираться к цветущей вершине, где мне, наконец, дадут вожделенный отдых и позволят заснуть. Но я никогда не доберусь туда… не было ни рук, ни ног, ничего.
Лес, покрывающий склон горы, загорелся. Снег не таял, но я, держась из последних сил, чувствовал, как на меня волнами накатывает жара. Старший сержант говорил, склоняясь надо мною:
