Александр Афанасьев - Сожженные мосты. Часть 1.
— Откуда это здесь?
— Скупили. Здесь вся военная техника наша, кое-что не продаем, конечно, а вот такие вот раритеты — продаем только так. Шах скупает.
Последние танки были сняты с вооружения ведущих армий мира в середине семидесятых. Проблема была в том, что появились современные средства уничтожения танков непрямой наводкой —с вертолетов, управляемыми снарядами с гаубиц, управляемыми боевыми элементами крупнокалиберных РСЗО[24]. На смену танкам пришли универсальные шестидюймовые и восьмидюймовые гаубицы и штурмовые самоходки.
— Не все значит продаем?
— Не все, конечно. Самолетов здесь нет кроме наших, боевых вертолетов — тоже. Современные РСЗО и гаубицы тоже под запретом. Но старая техника — все равно ее девать некуда, а против народа и против террористов ее хватает. И еще — парады устраивать. Здесь очень любят парады, наши дивизии тоже участвуют.
Разумно…
Пост проскочили без досмотра, в то время как остальные вынуждены были ждать на жаре в своих машинах. Проверяли документы сплошняком, где то и машины обыскивали. Представить такое на Восточных территориях было сложно…
— Почему такие меры?
— Чрезвычайное положение. По случаю покушения на Светлейшего. Очередного.
Очередного?
— Очередного?
Варфоломей Петрович вздохнул
— Очередного. Конечно, все это только слухи — но за последние пару лет было как минимум три покушения и заговора. Все заговорщики естественно уничтожены, об этом запрещено не только говорить — но и думать. Только нам, дипломатам можно об этом говорить потому как иммунитет…
Мы въехали в город — скорость движения сразу снизилась, машин в городе было много. Не только легковых, но и грузовых, а также спецтехники. Наличие таких машин на улицах — верный признак того, что город строится и развивается. Для такой толчеи двигались довольно быстро, во многих местах были построены двухуровневые развязки вместо перекрестков, еще в каких-то местах — тоннели. Кое-где и строилось. Тоннели здесь строить одно удовольствие — не то, что в стоящем на болоте Петербурге.
— Куда сейчас?
— В посольство. Ознакомиться с обстановкой — я посмотрел на календарь в часах — завтра, кстати выходной. Как раз будет время обустроиться…
Кондратьев с жалостью посмотрел на меня
— Какой выходной… Выходные послезавтра начинаются.
— То есть? — не понял я — разве не в пятницу выходной?
— Нет. Шах запретил. Выходные — как в Европе, суббота и воскресение, у многих только воскресение и все. Религиозные праздники праздновать запрещено.
Мда-а-а… В Империи — несмотря на все связанные с этим проблемы — к югу от Босфора и в Казани выходной день — пятница. А здесь — получается, за Европой тянемся. Ох, напрасно. И тому что мост взорвали в этом случае — удивляться не стоит. Нельзя так с верой, если эта вера искренняя. Европейцами здесь все равно никто не станет — а вот дополнительное раздражение в общество это вносит.
* * *Посольство Российской Империи при дворе шахиншаха Персидского располагалось на улице Императора Александра Четвертого[25], названной так в знак уважения величайшему императору Руси. Ирония судьбы — рядом с нами, на соседнем участке располагалось посольство Великобритании. Нехорошее соседство, особенно учитывая то что меня в Великобритании знают как облупленного. Остается надеяться, что британские дипломаты способны любезничать даже с людоедом — шпиона и террориста как-нибудь перенесут.
Само по себе посольство (точнее представительское здание, здание основного аппарата, здание аппарата главного военного советника, представительство Атомстройэкспорта, представительство Русгаза, другие представительства находились в специально построенных зданиях в других местах) больше походило на богатую виллу, где-нибудь на Юге. Например, на наш, Воронцовский дворец в Одессе, только размерами побольше и парк тоже побольше, и даже с арыком. Парк, огороженный чугунной оградой, и впрямь был хорош — вековые сосны и платаны, посыпанные речным песком и мелким красным щебнем дорожки лужайки, беседки. Тот самый арык, из которого как я узнал, можно было даже пить.
Само здание — старинное, конца позапрошлого века постройки, о виду недавно капитально отремонтированное. Сильно портили вид отсвечивающие позолотой окна — их поставили для того, чтобы солнце не нагревало своими лучами, и этим самым все безнадежно испортили. Превратили в этакий новодел. Про себя я подумал, что окна надо заменить. Позор…
Кабинет посла находился на втором этаже и представлял собой последовательность четырех комнат — присутствие[26], где никого не было, сам кабинет посла, еще один кабинет с двумя столами, в том числе шахматным, вроде как предназначенный для переговоров в приватной обстановке. И последняя маленькая комнатка с холодильником, парой кушеток и всем прочим, что необходимо, если хозяину кабинета потребуется остаться на ночь.
На столе — слой пыли, на ежедневнике — прошлый год. В одном из ящиков стола я обнаружил две пустые бутылки "Столового вина N 5"[27] и одну полную. Бутылки я немедленно выкинул. Код сейфа мне сообщили, сам сейф был старым и сиротливо пустым. В общем и целом — предыдущий посол работой себя не утруждал…
Грязь в кабинете — непролазная, надо сказать, чтобы убрали. Карандаши даже не заточены. Окна тоже нуждаются в том, чтобы их помыли.
Выглянул в окно — только чтобы увидеть мелькнувшую по дорожке серую тень. Кошка — видимо, в парке их немало, прикормились. Люблю кошек — тихие и умные животные. Таким же подобает быть разведчику.
У Кондратьева я истребовал местный справочник по органам власти и дипломатическим представительствам. После чего, найдя перо и чистый лист бумаги, начал выписывать посольства и составлять график визитов…
30 мая 2002 года
Варшава, Царство Польское
Гданьская набережная
Космы седого тумана, окутывавшие город ночью отступали под настойчивыми ударами солнечных лучей, прятались в извилинах старинных улиц, ныряли в лениво текущую Вислу, опасливо прижимались к древним кирпичным стенам зданий центра города. Над Варшавой вставал рассвет.
Среди тысяч экипажей — почему то автомобили обычно здесь называли именно так, хотя мы в дальнейшем будем называть как привычно — так вот, среди тысяч экипажей, заполонивших в этот утренний час улицы древней Варшавы ярким пятном выделялась алая открытая "Мазератти", которую уверенно и даже лихо вел высокий, светловолосый человек. Он выделялся среди всех своим ростом, выправкой, изумительными, темно-голубыми глазами, некоей небрежностью в манерах — не одной варшавской паненке обещалось потерять покой в этот день. Чтобы описать его парой слов, и при этом сохранить идеальную точность следовало бы сказать — истинный ариец. Слава Иезусу[28], в этом благословенном мире слова "истинный ариец" не имели такого жуткого смысла, какой они имеют в некоторых других. И молодой граф Ежи Комаровский, поручик лейб-гвардии Варшавского гусарского полка при дворе Его Величества Императора Российского Александра, значения этих слов тоже не знал.
Молодой граф Комаровский служил в Санкт Петербурге вынужденно — служба в Гусарском, Его Величества полку не считалась среди польских аристократов престижной. Все дело было в отце молодого графа — в свое время он совершил нечто такое, после чего сыну ничего не оставалось как идти на службу к русскому императору. В Виленском крае, как называли это место русские национал-патриоты, или в царстве Польском, как говорили патриоты польские места графу Комаровскому не было.
В Санкт Петербурге граф Комаровский прослужил без малого три года — и город ему понравился. В первую очередь — графа радушно принял питерский высший свет, во всех петербургских салонах он был желанным гостем. Молодой красавец поляк, поручик лейб-гвардии гусарского полка, из состоятельной и титулованной семьи — желанная добыча для любой незамужней петербурженки. Для замужней кстати тоже, потому что чем-чем, а благочиньем в семейной жизни Санкт-Петербург никогда не отличался. Граф Комаровский в свою очередь не отказывался от благосклонности ни тех ни других — но сердце его по настоящему никому не принадлежало. Вот из-за одной такой истории, в которой дама сердца оказалась-таки замужней, граф Комаровский и вернулся в Варшаву — ему дали двухмесячный отпуск в полку, поправить здоровье.
Сейчас младший граф Комаровский катил через громадный, возвышающийся на Вислой как призрак мост Александра Четвертого — подарок великого русского императора одному из столичных городов. Официально назывался он "мост дружбы" — но все его так и звали — мост Александра Четвертого. Польская шляхта тот мост ненавидела — считалось что он обезображивает облик старой Варшавы — но как бы то ни было — шесть полос движения в каждом направлении плюс второй этаж предназначенный для поездов задачу пересечения Вислы, особенно в часы пик сильно упростили. До того как построили мост — в час пик пробки стояли аж до проспекта Войска Польского.
