Сергей Артюхин - На прорыв времени! Российский спецназ против гитлеровцев
Диковинная машина, удивлявшая не только звуком двигателя, но и внутренним содержанием, раздвинула кустарник на берегу ручья и, чуть качнувшись, замерла.
— Капитан, — раздалось в шлемофоне у Васильева, — смотрите, то самое место?
Леонид уже почти сноровисто схватился за ручки перископа и прильнул к окулярам.
— Так точно, товарищ майор, оно самое. Видите, тот берег, хоть и незаметно совсем, но повыше будет, там только трава похожая, как в болоте слева, а воды там и по щиколотку не наберется.
Командир подвигал колонку смотрового прибора вправо-влево. Качество изображения изумляло…
— Уверен?
— Да. Я, собственно, почему и знаю про это место, товарищ майор. Прошлой осенью полк выходил на учения, так как раз в этом болоте у нас грузовик завяз, больше суток вытаскивали. Ну а пока суд да дело, я взял лошадку, да и поездил в округе, глянул, что и как. Видно, карты, что нам достались, в мокрый год еще составляли, а то и после зимы снежной, когда все в округе подтапливало. Вот… А этот год вообще сухой выдался, честно говоря, и не припомню, когда так бывало. Так что ваши пушки здесь пройдут… если хоть чуть на эту машинку похожи, на которой вы меня катаете. — Усмехнувшийся капитан ткнул пальцем в КШМ.
Майор нажал несколько кнопок на пульте рации.
— Товарищ подполковник? Брод разведан, скидываю маршрут в ИСН, сейчас пробежимся к точке залпа, осмотрю район развертывания. — Он несколько секунд вслушивался в ответ далекого собеседника. — Есть, выполняю!
Затем, обернувшись к рослому сержанту, коротко приказал:
— Валера, двигай на тот берег и вот по той прогалинке держи, посмотрим, что в конце просеки будет, уместим там наши «громыхалы»?
Невиданная бронетехника легко перемахнула ручей и покатила по заброшенной просеке, уже начавшей зарастать подлеском. Дорога и в самом деле оказалась вполне проходимой — из-под гусениц даже брызги воды не летели. Судя по всему, под травяным покровом оказалась не привычная для этих мест глина, а крупный и плотный песок. Оставшиеся до намеченного места десять километров проскочили минут за пятнадцать.
Конечная точка маршрута оказалась рядом с глубоким оврагом, за которым начинался бурелом. Не очень просторно, но разместить шесть боевых машин полянка перед оврагом позволяла, о чем майор не преминул доложить.
Загнав КШМ под кроны деревьев, командир разведчиков оставил старшим за себя сержанта, а сам вместе с капитаном вышел наружу, чтобы оценить местность «на зуб».
— Разрешите вопрос, товарищ майор? — Васильева просто замучило любопытство относительно техники и снаряжения этих странных артиллеристов.
— Ну, давай, задавай, капитан. — Все-таки простота в общении в этой части удивляла. Прям по-родственному, но в то же время без лишней вольности и панибратства.
— А что это у вас за часть, товарищ майор? И форма такая необычная?
— А с какой целью интересуетесь? — Ответный вопрос и пронзительный взгляд командира вогнали Васильева в ступор. Несмотря на то что он уже бывал в бою — и на финской, и на Халкин-Голе, такой неожиданный отпор его смутил.
— Да интересно вот. Форма у вас больно странная, но в лесу как-то смазывает фигуры, что ли. Да и машинки ваши. Вот и подумалось: это только для спецчастей или скоро такие всем дадут? — все же нашел отговорку капитан.
— Ну, скоро или нет — теперь вопрос тот еще, — усмехнулся майор. — Но рано или поздно все такое получат. Или нечто наподобие. — И добавил уже скорее для себя, под нос: — Если, конечно, доживут.
К поляне, ревя моторами, подъехало несколько большегрузных автомобилей, лишь слабо напоминающих известные Леониду грузовики. Майор, коротко кивнув капитану, быстрым шагом отправился к ним.
— А когда же ваши орудия подойдут, товарищ майор? — Васильев, шагающий рядом, все-таки решился обратиться к командиру, показывающему странным грузовикам места для размещения. Вид маневрирующих на тесной полянке громадных машин, тащивших на себе какие-то трубы, похожие на секции трубопровода, и выбрасывающих клубы сизого дыма, завораживал.
Майор сначала даже не понял, о чем его спрашивают. Потом усмехнулся и ответил:
— Так вот же они! Целых семьдесят две штуки. — Он направился к своей КШМ. — Вы лучше идите за мной, сейчас тут такое начнется, лучше нам ребятам не мешать.
Леонид удивленно посмотрел на странные грузовики:
— Разве это пушки? Как же они стрелять будут, лес кругом? Да и для гаубиц уж очень длинные. Или вы так шутите надо мной?
— И не думал даже, Леонид Александрович, сейчас сами все увидите. Но поверьте бывалому — лучше забирайтесь скорее на свое место. — Последние слова майор говорил, уже запрыгивая в люк. — Сейчас к сети подключимся и будем смотреть, что на том конце делается.
Из трубы одного из «Смерчей», уже растопырившего упорные лапы на мирной лесной прогалинке, в клубах огня и дыма с ревом выскользнула едва заметная тень, совершенно непохожая размерами на обычные снаряды знакомой Васильеву артиллерии.
— Теперь сюда смотрите, товарищ капитан, — командир потеснился и освободил обзор для Леонида, — вот на этот экран! — он указал на мерцающий синеватым цветом прямоугольник.
Через две минуты монитор мигнул, покрылся рябью горизонтальных полосок, сменившихся совершенно непривычной для Васильева картинкой местности с высоты птичьего полета. Разобрать что-то знакомое он не смог…
23 июня 1941 года, вторая половина дня. Г. Сувалки, аэродромный узел.
Альфред Шнеер до самой смерти не мог забыть развернувшийся на его глазах кошмар. И хотя после ему пришлось многое пережить и довелось насмотреться на самые страшные вещи, то, что он увидел в этот день на Восточном фронте, намертво врезалось ему в память.
Потом, некоторое время спустя, немецкий лейтенант даже не мог сказать, почему именно эта картина оказалась для него столь важной. Хотя он и предполагал, что это было связано с тем, что тогда он был близок к смерти как никогда более и лишь чистый случай уберег его от старухи с косой.
Что он знал наверняка, так это то, что с самого начала все планы пошли наперекосяк. Чудовищные потери среди отправленных в рейд на Белосток бомбардировщиков заставляли командование ругаться площадной бранью и различными многоэтажными конструкциями и не давали техникам ни секунды покоя, поскольку даже среди вернувшихся самолетов хватало тех, что добрались до родного аэродрома на честном слове и молитвою пилотов.
Появление в воздухе над взлетным полем чего-то непонятного было встречено поднятием закономерной тревоги, однако сбить это самое НЛО немецкое командование так и не успело — поднятый истребитель означенного лейтенанта сделавшую несколько кругов над аэродромом штуку не нашел. А затем уже собирающийся делать заход на посадку Альфред увидел истинную силу русского «бога войны».
На его глазах на месте, где еще недавно стояли здания и ангары, вспухали огромные огненные шары, разлетающиеся осколками и обломками строений и самолетов. Происходящее отдаленно напоминало действие орудий линейных кораблей, вот только взрывов было слишком много. Да и морского берега вблизи не наблюдалось.
Форсировав мотор вздрагивающего от ударных волн самолета, Шнеер начал разворот, с огромным трудом удержав машину. Несколько минут борьбы спустя Альфред все-таки смог выровняться и направиться на соседний аэродром. На этом делать ему было уже нечего.
Двадцать второе и двадцать третье июня стали для Люфтваффе днями самых чудовищных потерь в истории авиации.
23 июня 1941 года, поздний вечер. Расположение 21-й бригады.
Ледникову казалось, что он прилег буквально несколько минут назад, когда из уже глубокого сна его выдернул резкий сигнал зуммера селектора. Чертыхаясь и не открывая глаз, он нашарил трубку, поднес ее к уху и рявкнул:
— Ледников! — И, выслушав короткий доклад, быстро произнес: — Понятно, сейчас буду.
Грохнув телефоном, генерал несколько секунд бездумно смотрел в потолок. Затем вздохнул и резко присел на диване. Потянулся и с сомнением посмотрел на чашку с остывшим кофе, стоящую на журнальном столике. Затем мотнул головой и одним глотком выпил холодное содержимое, мысленно пообещав себе огромную кружку сверхкрепкого эспрессо сразу по прибытии в оперцентр.
Все-таки вчерашний ночной полет на окраину Минска, ожидание, а потом весьма непростые переговоры с представителями НКВД, возвращение в Кобрин и вечерняя работа в штабе изрядно его вымотали. Ведь совсем уже не мальчишка, совсем нет…
«Ладно, — вздохнул генерал, — после войны отдохнем».
Ложился Лаврентий Георгиевич не раздеваясь, только скинул ботинки, поэтому всего через пять минут входил в штабной зал, где его уже ожидали Веткач и остальные офицеры.
