Александр Больных - Штык-молодец. Суворов против Вашингтона
– И все-таки, Гришенька, что ты думаешь по поводу предложений графа Никиты Ивановича?
Потемкин посерьезнел.
– Мое мнение здесь таково. Пока что нам нет совершенно никаких резонов вмешиваться ни на той, ни на этой стороне. И американцы, и Георг чужаки нам, они свою собственную корысть взыскуют. Ты полагаешь, матушка, что те плантаторы за какую-то свободу воюют? Как бы не так! Король обложил колонии налогами превеликими и взамен не дает ничего, вот американцы и обиделись. Даже не против налогов как таковых. Да пожалуй Георг тому же Вашингтону титул маркиза Виргинского, оный генерал первым бы всех возмутителей на веревке приволок к губернатору британскому. Но не умен король Георг, не умны и министры его. Вот твоим попечением, государыня, всякие инородцы включены в состав народов российских на общих правах, и потому стали они верными твоими слугами. Нет, мы не должны сейчас вмешиваться. Вообще главный принцип европейской политики есть ослабление всяких противников. Вот потому мы не должны сейчас мешать Англии как можно глубже увязнуть в болоте американском. Можно даже тайно помочь этим возмутителям, не переступая, однако, некоей черты. Вот когда Британии станет совсем плохо, тогда можно будет снова сей вопрос рассмотреть. А пока что нет, нет и нет.
– На том и порешим, – подвела итог Екатерина. – Все сие графу Панину изложу, а то он сказывал, что посол британский аудиенции у него просил. Интересно, зачем?
– Вот это как раз угадать несложно! – вскипел Потемкин. – Наш посол в Лондоне граф Мусин-Пушкин отписал: «Вчера полученные здесь из Америки письма, подтверждают доказательнейшим образом сколь твердое, столь и единогласное почти тамошних жителей намерение не повиноваться никаким таким повелениям, кои хотя бы мало клонились к утверждению за ними права здешнего законодательства… Генеральным в Филадельфии конгрессом решено уже не вывозить сюда никаких американских товаров, а здешних тамо не принимать». Ударили по самому больному месту – по кошельку.
– Да, такового им англичане не простят.
– А знаешь ли ты, матушка, что в тех же европах принято считать Россию страной азиатской, хотя стараниями того же Никиты Акинфича Демидова давно уже только русским железом и различным снарядом железным вся Европа пользуется. Только слишком они гордые, чтобы таковое признать. Кстати, ты слышала презабавный анекдотец? Заводчики немецкие да английские начали свои клейма на вещах демидовских набивать, потому как их собственные никто покупать не хочет. Вот они и начали покупать все у Никиты Акинфича, да под видом своего перепродавать. Каковы шельмы?!
– И то! – восхитилась Екатерина. – Свою выгоду за каменной стеной учуют.
– Ну да ладно. Речь о другом. Почитая нас страной дикой и слабой, могут англичане попросить у нас солдат. Король Георг ландграфу Гессенскому два миллиона заплатил, только чтобы тот ему тридцать тысяч солдат выдал. А немец нищий тому и рад.
– Да, вот она Европа просвещенная, – кивнула Екатерина. – И чем тогда сей фюрст немецкий от татарского работорговца отличается? Да ничем! Нет, я русской кровью не торгую!
– Истинно, свет мой. Таковую инструкцию графу Панину на переговоры я и подготовлю, а то он может по-своему переиначить. Завелась среди русских дипломатов привычка скверная субсидии от иностранных дворов получать, а граф Никита Иванович замечен был в связях предосудительных с прусскими министрами. Тайная канцелярия графа Шувалова в том его изобличила, и ему английское золото вполне может показаться не хуже прусского, – Потемкин усмехнулся. – Только изобличенный да прощенный он втрое против прежнего стараться начал, хотя надзора неусыпного за ним никто не отменил.
– Вот потому, друг сердечный, я и прошу тебя лично все решения принимать. Переговоры пусть Панин ведет, как первоприсутствующий коллегии иностранных дел, но последнее слово, чтобы за тобой осталось. Верю я князь, что ты ущерба чести российской не нанесешь и интересы империи будешь блюсти неусыпно.
– Как прикажете, Ваше Величество, – поклонился Потемкин.
* * *Английский посол сэр Роберт Ганнинг шел на прием к графу Панину преисполненный радужных надежд. Он помнил меморандум прусского министра фон Финкельштейна, в котором тот писал, что граф Панин склонен принимать подношения за решение вопросов всяческих, и потому надеялся, что дело его завершится удачно, пусть даже не сразу. Хотя ему показалась не слишком благоприятным предзнаменованием недельная отсрочка, однако сэр Роберт успокаивал себя тем, что это обычная проволочка неповоротливой русской бюрократии. Тем более что встретил его граф Панин куда как приветливо. Но вот после обязательных поклонов сэр Роберт перешел к делу.
– Ваше сиятельство, мой всемилостивейший монарх король Георг Третий повелел мне сообщить, что в силу возмущений, имеющих ныне место в наших колониях американских, он уповает на дружеское отношение и помощь императрицы российской.
– Сэр Роберт, – с приятной улыбкой ответствовал Панин, – наша великая государыня вполне понимает обеспокоенность британской короны волнениями и хочет заверить своего брата короля Георга в том, что он пользуется неизменным ее благорасположением и искренней любовью.
Воодушевленный сэр Роберт продолжил:
– Наш король хотел бы испросить согласия императрицы на отправку войск российских в Америку. Доблесть ваших солдат общеизвестна, именно они сокрушили королевство Прусское, значит, им не составит труда в самое короткое время подавить волнения.
– И как же сие вам представляется? – несколько странным тоном поинтересовался Панин.
– Все очень просто, – воодушевленно продолжил сэр Роберт. – Если императрица отдаст надлежащее повеление, то тридцать тысяч солдат российских будут перевезены на британских кораблях в Канаду. Там под водительством лучших британских генералов они уничтожат самые корни мятежа, после чего без промедления будут возвращены обратно. При этом все солдаты будут во время пребывания в Америке получать жалованье от британской казны, согласно чину, и всяческое довольствие наравне со всеми прочими.
– Но до сих пор ваши генералы, кажется, так и не одержали ни одной победы над мятежниками, не так ли? – невинно поинтересовался Панин.
– Британия может проиграть сражение, однако она еще не проиграла ни одной войны! – с пафосом воскликнул сэр Роберт. – Все временные трудности будут преодолены, и дерзкие мятежники пожалеют о своей опрометчивости.
– Однако ж я не вижу в том никаких резонов для короны российской. Нас не касаются дела американские, и те возмущения границам империи ни в коей мере не угрожают, – спокойно заметил Панин.
– Ваше сиятельство, резоны могут быть самыми простыми. Его Королевское Величество повелел мне передать, что он готов уплатить три миллиона фунтов, ежели императрица даст свое милостивое разрешение на отправку солдат.
– То есть вы попросту хотите купить наших людей? – прямо спросил Панин.
– Нет, ни в коем случае. Мы просто готовы взять их временно на службу в британскую армию, как я уже говорил. Ведь во время прошлой войны во всех армиях европейских служило превеликое множество наемников, и ничьей чести от того ущерба не получилось.
– Сэр Роберт, – вздохнул Панин, – вы, видимо, плохо осведомлены. В армии российской наемники не служили, равным образом солдаты русские не наемничали ни в прусской, ни в австрийской армиях. Вас ввели в заблуждение.
– Но и сейчас немецкие князья охотно предоставляют своих солдат для службы в британской армии.
– Милостивый государь, неужели вы смеете равнять владычицу великой империи с каким-нибудь Ангальт-Дессау?! – гневно вопросил Панин. – Равнять ее с мелкими германскими князьями, обыкшими кровь подданных своих ставить в цену и продавать за наличные деньги неможно!
– Ни в коем случае, ваше сиятельство. Но величие государства не всегда определяется размерами, и если немецкие князья не видят в том ничего зазорного, как это может оскорбить вашу государыню? Тем более, ваше сиятельство, – сэр Роберт льстиво улыбнулся, – если наше дело решится благополучно, ваши усилия также будут оценены по заслугам.
По лицу Панина пробежало еле заметное облачко, но не настолько быстрое, чтобы остаться незамеченным.
– Мы могли бы обсудить это более детально, но я должен заметить, что решения принимаю не я, а лица, гораздо более высокие. Пока же моя государыня, предварив вашу просьбу, повелела мне передать вам следующее: государыня императрица заверяет Его Британское Величество самым решительным образом в своей готовности оказать Его Величеству любую помощь, каковую он только пожелает, тем способом, каковой он сочтет приличным случаю. Она высоко ценит доверие, оказанное Его Британским Величеством, но полагает недостойным двух великих держав объединить усилия в борьбу противу народа, лишенного в силу далекого своего положения всяких союзников. Это было бы противно законам божеским.
