Андрей Ерпылев - Слуга царю...
— Я слышал, в таких случаях принято с борта ракеты пускать, чтобы сбивали врага с курса, — вспомнил штаб-ротмистр рассказы Бежецкого («Эх, Саша, Саша, где ты, дорогой?!»), попадавшего в подобные передряги во время службы «на Дальнем Юге».
— Да тут хоть сало кусками разбрасывай… — печально вздохнул матросик. — Один результат… Позвольте, ваша честь?..
Словоохотливый «небачок» деликатно высвободил рукав форменки и унесся куда-то по своим делам.
Желание мерзнуть на открытой палубе как-то само собой истаяло без следа, да и все равно не видать внизу ни зги…
— Пойдемте внутрь, пан Пшимановский! — Владимир довольно невежливо растолкал попутчика, то ли задремавшего, то ли примерзшего напрочь к своей опоре,
слившись с ней в одно целое. — Врежем по стаканчику местного грога да на боковую…
— В самом деле… — Войцех, протирая на ходу подернувшиеся инеем очки, опасливо, в несколько приемов, отклеился от стойки. — А то стемнело уже, холодает…
Не успел он, однако, коснуться ручки двери, скрывавшей за собой коридор, ведущий вниз, в теплый салон, как совсем рядом раздался ужасный вой, завершившийся оглушительным взрывом. Палубу мотнуло под ногами, и невезучий новобранец Иностранного легиона, даже не пикнув напоследок, полетел куда-то…
Авантюра студента-недоучки так и закончилась бы, почти не начавшись, если бы змей-искуситель, проявив действительно змеиную гибкость и реакцию, не успел крепко схватить его за воротник пальто и втянуть, уже болтающегося всем телом за бортом, на ставшую внезапно еще более ненадежной твердь.
Кругом грохотало, метались сполохи, смахивающие на фейерверк, дирижабль болтался, словно утлая шлюпка на волнах, от чего желудок горемыки, было попривыкший к высотной болезни, тут же ринулся спасаться бегством…
— Эх, накаркал «небачок»! — прокричал прямо в ухо захлебывавшемуся рвотой Войцеху Бекбулатов. — Попали мы, похоже, под обстрел… Ну, если пронесет…
Не пронесло.
После особенно громкого взрыва, отдавшегося печальным треском и скрипом где-то внутри гигантской сигары, дирижабль уныло клюнул носом и, все убыстряя ход, словно с горы заскользил к земле.
— Все! — стараясь перекричать свист встречного ветра, проорал Пшимановскому крепко державший его штаб-ротмистр. — Падаем!.. Держись, солдат!..
— Что «все»?.. — попытался выдавить из себя Войцех, не расслышавший окончания бекбулатовской тирады, но слова запихивало давлением воздуха обратно в рот. — Мы падаем?..
Ответить Владимир не успел: страшный удар выбил из обоих дыхание и, оторвав друг от друга, швырнул, как тряпичных кукол, в разные стороны…
6
Сегодня в офицерском собрании лейб-гвардии Уланского ее величества полка с утра царил веселый переполох: к шести часам вечера должен был прибыть на традиционный полковой обед сам государь.
Хотя шефом полка официально являлась государыня, Николай Александрович к уланам в Новый Петергоф приезжал почти всегда.один, реже —с цесаревичем, а Елизавета Федоровна осчастливила офицеров полка высочайшим своим присутствием лишь один раз за все то время, что Александр его возглавлял, — на Рождество прошлого, 2002 года…
— Зачем же, господа, мы будем утомлять государыню, супругу нашу, своим грубым мужским присутствием, — шутил обычно по этому поводу император, тонко улыбаясь с неповторимым прищуром выпуклых светлых глаз, которые придворные льстецы так часто сравнивали с прапрапрадедовскими. — Ведь мы сейчас тут водку будем пить, курить, песни орать, дебоширить да анекдоты скабрезные опять же… Ей-то каково? Ведь дам за столом не предвидится — сугубо мужской коллектив-с!..
Никаких, естественно, скабрезностей, тем более дебоша за обедом никогда не случалось, за этим строго следили, но коли Николаю Александровичу угодно было оправдывать отсутствие супруги таким образом…
На этот раз в Новый Петергоф государь должен был приехать без обычной своей свиты, лишь в сопровождении семидесятидвухлетнего военного министра Сергея Витальевича Победоносцева, бывшего некогда, задолго до Бежецкого, командиром полка, да нескольких телохранителей, и кортеж сопровождающих его автомобилей ожидался невеликим. Чего нельзя было сказать о приглашенных.
Дело в том, что на традиционные полковые обеды с высочайшим присутствием по заведенному десятки лет назад обычаю съезжались все пребывающие в здравии бывшие, так называемые старые, командиры, которых, кроме упомянутого уже Победоносцева, насчитывалось немало, а также многие из офицеров, прежде служивших в рядах полка. Теперь двор Собрания, мощенный по старинке брусчаткой (да, собственно, мостовая работы мастеров своего дела с середины XIX столетия, когда и было воздвигнуто нынешнее здание на месте сгоревшего во время подобного обеда, в особенном ремонте, кроме косметического, не нуждалась), был весь, без малейшего промежутка, в несколько рядов заставлен автомобилями. Хочется назвать их разномастными, но таковыми они не являлись по определению: здесь были собраны исключительно солидные представительские авто, в большинстве своем «Руссо-Балты» нескольких последних моделей с редким включением «мерседесов», «ландскрон» и подобных им. Царил на стихийной автостоянке его величество черный цвет во всех своих вариациях и оттенках (если можно говорить об оттенках черного цвета). Лишь где-то на отшибе, подобно тому как некоторые гостеприимные хозяева сваливают собственную обувь, чтобы освободить место для гостевой, пестрела невеликая кучка более простых железных коней, принадлежавших офицерам полка. Где-то там затерялась и «кабарга» Бежецкого… Естественно, почетное место перед подъездом занять никто не посмел, и импераюрскому кортежу предстояло там весьма вольготно разместиться.
В ожидании государя все две с лишним сотни предвкушающих обед мужчин самого разного возраста поодиночке и компаниями дефилировали в просторной гостиной между столиками, уставленными всевозможной легкой закуской и слабеньким горячительным вроде сухого вина или пива, отдавая в большинстве своем должное как первому, так и второму. Присутствовали здесь все поколения «царицыных улан», от юного Петеньки Трубецкого, впервые появившегося на подобном мероприятии не так уж давно, до восьмидесятивосьмилетнего патриарха князя Орбелиани, смахивающего на досточтимого Суворова бодрого сухонького старичка, вышедшего в отставку ротмистром лет сорок назад, но и по сей день не избегавшего возможности слегка промочить горло в приятной компании. Злые языки утверждали, что именно пристрастием к подобного рода времяпрепровождению почтенный Михаил Вахтангович и свел в могилу поочередно всех своих четырех жен, чтобы жениться двенадцать лет назад на молоденькой тогда княжне Ломидзе — Садогуровой.
Александр, в парадном мундире конечно же, находился среди гостей, вынужденный поминутно раскланиваться, пожимать протянутые ладони, а то и слегка обниматься с тем или иным бывшим или действующим офицером. Конечно же, Бежецкий не был новичком в этом просторном аквариуме, наполненном яркими представителями вида «царицынус уланус», — еще полтора с лишним десятка лет назад его посвятили в ряды уланского братства, сопливого еще подпоручика, едва привыкшего к звездочкам на плечах… Мог ли он мечтать тогда о том, что будет когда-нибудь принимать самого государя императора, да еще на правах хозяина?..
— Ба-а! Кого я вижу! — К Бежецкому, сильно хромая и опираясь на массивную трость, приблизился худощавый, хотя и широкий в кости, убеленный сединами господин, в котором Александр с трудом узнал командира своего первого эскадрона ротмистра Ковалевского. — Сашенька Бежецкий собственной персоной!.. Наслышан, наслышан о ваших успехах! — После крепкого дружеского рукопожатия старый служака, не отпуская руки Александра, откинулся назад, чтобы лучше его рассмотреть. — Изволили стать батюшкой великого князя? С вас причитается! — рассыпал по-стариковски дробный смешок Дмитрий Аркадьевич и шутливо погрозил зажатой в кулаке тростью. — Совсем забыли нас, старую гвардию…
За разговорами, приветствиями и поздравлениями знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых людей незаметно пролетело время, остававшееся до визита императора, поэтому Бежецкий спохватился только тогда, когда по гостиной пролетел шепоток: «Едут, едут…»
Одернув украдкой мундир и скосив глаз на огромное, в полтора человеческих роста зеркало, полковник ее величества лейб-гвардии Уланского полка поспешил во двор, чтобы встретить самого дорогого гостя…
* * *Обед давно был в разгаре, и над огромным столом в виде буквы «П» с сильно укороченными ножками висел звон столовых приборов и гомон голосов.
Накрыт был стол, по давным-давно устоявшейся среди «царицыных улан» традиции, исключительно серебряными приборами с позолотой, поэтому даже изрядно разворошенный сотнями вилок и ножей натюрморт, несомненно, снискал бы славу кому-нибудь из «старых голландцев», дерзнувшему его запечатлеть на полотне, и впечатлял своим великолепием.